Но Джинни тревожилась. Небольшой запас денег кончился, а Вилли надо было кормить. Джинни была непереносима одна мысль о том, чтобы занять деньги у своей сестры Джанет или у брата Рона.

Это случилось в субботу утром. Джек Барней в сопровождении двух мужчин подъехал к дому.

– Что случилось? – спросила она, выйдя им навстречу. – Что-нибудь с Перри?

– Нет, мэм, – ответил Барней, доставая из кармана листок. – Вот у меня бумага. Перри сказал, что вы и ваша маленькая девочка... ну, в общем, вы должны освободить хижину...

– Что? Что вы сказали? – ее беспокойство усиливалось. – Мы с Перри... мы женаты... я его жена... вы, должно быть, ошиблись...

– Никакой ошибки здесь нет, – сказал шериф, спуская ее на землю. – Перри разводится с вами, а хижина – его собственность. Я и мои люди пришли сюда, чтобы помочь вам собраться.

– Прямо сейчас? Сейчас нам уходить? Это просто дурной сон. Пожалуйста, пусть это будет только сном, – умоляла она.

– Было бы чудесно, если бы это было так. Но я ничего не могу поделать. Перри разрешил вам воспользоваться автомобилем, чтобы вы уехали туда, куда собирались... Я пару дней знакомился с этим делом. Все права на стороне Перри... Извините, – сказал он, но Дженни знала, что извинять его незачем.

Пораженная новостью, словно ударом молнии, она стояла, беспомощно опустив руки, мысли путались в ее голове. Она тупо смотрела на трех мужчин, которые собирали в коробку ее вещи и вещи ее дочери, заглядывая в список, составленный Перри.

– Что случилось, мама? – беспокойно спросила Вилли. – Почему они берут наши вещи?

– Я... Я не знаю... – Джинни не могла пошевелиться. Но когда Барней схватился за ее драгоценную швейную машинку и небрежно опустил ее на землю, она не выдержала. – Остановитесь! – закричала она и бросилась к нему.

Он грубо отстранил ее.

– Отойдите. Или мы будем вынуждены запереть вас.

Проходили минуты. Вилли крутилась вокруг шерифа, словно тигренок, хватая и царапая его.

– Не толкайте мою маму! Не смейте толкать мою маму!

Двое мужчин схватили Вилли.

– Что мать, что дочь – одинаковые, – бормотал Барней. – Лучше уймись, а то тебе не поздоровится.

Когда мужчины закончили собирать вещи, они положили коробки в двухместную машину. Почему-то эту машину Джинни всегда считала своей. Она не выдержала и снова разрыдалась, когда шериф повесил на дверь дома большой замок.

Затем, проводив их взглядом, она постаралась осмыслить, что же все-таки произошло. Еще час, или менее того, назад она была женой Перри со всеми своими проблемами. Сейчас она, покинутая и бездомная, осталась вместе со своей дорогой Вилли, которая, уцепившись за ее руку, смотрела на хижину, бывшую раньше их домом.

– Что же мы теперь будем делать, мама? – спросила она.

– Мы поедем в путешествие, – ответила Джинни, не представляя себе, кто их защитит и кто позаботится о них, когда кончатся деньги.

Отец не сможет помочь ей. После смерти матери Джинни он переселился в трейлер. И сейчас мисс Этел из салона красоты живет с ним.

Поскольку все же надо было куда-нибудь двигаться, Джинни поехала в город к своей сестре. Джанет встретила ее очень неприветливо. Она с недоумением смотрела на Джинни и Вилли и на их коробки с вещами. Когда Джинни закончила свой рассказ о случившемся, лицо Джанет было непроницаемо.

– Извини, Джинни, – сказала она, – мне жаль, что с тобой это произошло. Я не знаю и не хочу знать, почему Перри оставил тебя. Френк всегда кладет глаз на хорошенькое личико, и я не хочу создавать себе проблемы. Может, тебе обратиться к Рону? – неохотно выдавила она.

Когда перед лицом Джинни захлопнулась дверь, она поняла, что жизнь для нее кончилась. Но только для нее, а не для Вилли. Поэтому она вернулась к машине и поехала к дому своего брата, надеясь, что он и его жена Сара приютят их.

Она ехала по узким улицам Белл Фурша. Ей казалось, что весь город слышал о ее позоре. До сих пор она не знала никого, кто был бы в подобном положений. Правда, иногда Элмер Хоукинс так напивался, что начинал избивать свою жену Грейс. Но Ревен Уотсон или братья Грейс утихомиривали его. Ни одну приличную женщину, насколько она знала, из дома не выгоняли.

Дом Рона находился в конце улицы Сикамор. Джинни позвонила, и ей открыла дверь ее невестка Сара. Она была второй раз беременна, лицо ее раскраснелось от кухонного жара.

– О, Джинни... какой приятный сюрприз. И Вилли с тобой. Входи... Я сейчас приготовлю свежий кофе.

Когда Джинни рассказала ей о себе, Сара постаралась утешить и обнадежить ее:

– Бедные вы мои... как ужасно с вами поступили. Как дурно выглядит Перри в моих глазах. Вы можете остаться здесь, мансарда будет в вашем распоряжении столько, сколько вам понадобится.

– Может, лучше дождаться Рона?.. Надеюсь, он тоже согласится? – неуверенно промолвила Джинни.

– Конечно... вы же его семья.

– Знаешь Сара, признаюсь тебе, что я сперва обратилась за помощью к Джанет, но она отказала мне...

– Ох, эта Джанет... она всегда завидовала тебе, дорогая. Другое дело – Рон, он поможет тебе. Держу пари, он поговорит с Перри, если ты позволишь, конечно. Ты должна потерпеть, Джинни. Все будет хорошо.

Дом Сары был неплохим убежищем для Джинни. Она, как и Перри, выросла в этом городе. Их обоих знали, и многие не верили ее рассказам об унижениях, считая ее лживой и капризной женщиной, которая заслужила от своего мужа наказания.

Прошли месяцы. И Джинни поняла, что мансарда – это единственный дом, который был у них с Вилли когда-нибудь. Не раз она думала о том, как тяжело было ей жить наедине со своими мечтами, которые свойственны каждой женщине. Но если бы она знала, что окажется в таком положении, она отбросила бы свои бредовые мечты и постаралась бы стать лучшей женой. Если бы только она смогла попросить у Перри прощения до того, как все это случилось. Если бы...

Нужны были деньга, и Джинни старалась зарабатывать. Сперва она занялась шитьем, но в Белл Фурше был небольшой спрос на портних – многие женщины сами перешивали свои наряды. Тогда она устроилась кассиром в супермаркет, потом секретаршей в торговый центр фирмы Шевроле. И везде ее работа была непродолжительной, так как всегда среди руководителей находился мужчина, который просил ее стать его „подругой“ и бесцеремонно выгонял ее, когда получал отказ, – точно так, как это сделал Перри.

Однажды, когда Перри зашел к Рону, чтобы повидать свою дочь, Джинни попыталась поговорить с ним. Она решилась на это, потому что Перри сразу же после ее отъезда прекратил дело о разводе. Она восприняла это как желание помириться. Но когда она сказала ему о примирении, он рассердился и запротестовал. Он заявил, что по ее вине он терпит неудобства после того, как выгнал ее, и поклялся, что никогда не даст ей развода и никогда не допустит, чтобы она снова ломала его жизнь.

Вечером Рон одолжил ей денег, чтобы она смогла нанять адвоката. Она посетила Сэма Ренолдза, заплатила ему, и он обещал начать дело о разводе.

Проходили месяцы. Ренолдз объяснил ей, что развод невозможен, пока Перри не даст на него своего согласия.

Джинни обвинила Ренолдза во лжи. Но в действительности же Ренолдз был прав – таков закон.

Когда Вилли вернулась из школы, она застала мать плачущей. Она внимательно слушала маму, пока та пересказывала ей свою беседу с адвокатом, из которой окончательно стало ясно, что у нее нет никакой надежды на развод.

– Это несправедливо, – страстно сказала Вилли. – Отец не заботится о тебе, как дядя Рон о тете Саре. Он даже лишил нас жилья.

– Все это так, – промолвила Джинни, – но таков закон.

– Я думаю, что можно найти какой-нибудь выход, – настаивала Вилли.

Прошло более года. Ренолдз все-таки начал Дело о разводе Джинни и Перри. Он добился еженедельного двадцатидолларового пособия для ребенка. Он также предупредил Джинни:

– Будьте чисты, как снег. Иначе придется распрощаться и с дочерью, и с ее деньгами.

Это разозлило Джинни. И не потому, что ей не нужно было делать такое предупреждение, а просто потому, что это было несправедливо. Перри поступал так, как ему хотелось, и ни один человек в городе не осуждал его. Джинни всегда была о себе неплохого мнения, называя себя „хорошей девушкой“. Сейчас же люди толковали о ней, как о дешевке, с которой можно позабавиться и после этого выбросить.

Ее единственной подругой была Сара, жизнь которой не намного отличалась от жизни Джинни. Имея уже троих детей, она выглядела старше своих лет. Сара вставала в шесть, несмотря на то, что дважды ночью кормила своего младенца. Она приступала к ежедневной работе, однообразной и бесконечной, и оставляла ее на закате. Она благодарила Бога за то, что он послал ей Джинни, которая помогала ей; она радовалась тому, что может поделиться с ней своими проблемами как с сестрой. Джинни старалась не обижать Сару.

Это произошло в начале марта, ранним утром. День начался, как обычно. Джинни приготовила завтрак и помогла детям собраться в школу. Затем она поднялась к себе наверх и заправила большую двуспальную кровать, на которой спали они с Вилли. В ее комнате всегда было чисто и уютно. Вилли тоже была приучена к порядку и аккуратности. Закончив наверху дела, Джинни пошла в ванную. Утро было холодным, и она решила принять теплый душ. Сперва она вымыла свои роскошные, густые вьющиеся волосы и, расчесывая их щеткой, заметила предательский волосок, один-единственный, отличный от всех, серый и жесткий. Она вырвала его и в зеркале стала внимательно разглядывать свое лицо, отыскивая следы, оставленные временем, особенно последним периодом неопределенности положения со всеми сопутствующими ему проблемами. Озабоченная, она встала под душ и направила струю воды себе на плечи. На эти плечи легли все тяготы ее положения, все трудности, связанные с воспитанием дочери, финансовыми проблемами и многими другими вещами. Вся опасность заключалась в том, что если вдруг она снова захочет помечтать и попытается как-то изменить свою жизнь, то она причинит себе еще больший вред.

– Джинни? – позвала ее Сара, войдя в ванную комнату и усаживаясь на унитаз. – Ты закончила? Господи, как у меня устали ноги... а еще гора глажки.

– Оставь ее, – сказала Джинни, – я поглажу, как только вытрусь. – Она шагнула из ванны и потянулась за полотенцем.

– Как ты прекрасна, – заметила Сара, внимательно оглядывая тело своей невестки. – Ты выглядишь еще совсем девочкой... в отличие от меня, – грустно сказала она, опустив глаза на свои раздобревшие формы.

– О, Сара, – заворачиваясь в полотенце, успокаивала ее Джинни, – у тебя трое детей. А последний родился всего два месяца назад. И кстати, как раз вчера вечером Рон сказал, что ты прекрасно выглядишь в платье, которое я тебе сшила.

Джинни улыбнулась, а так как Сара продолжала печально смотреть на нее, то она обхватила ее полотенцем и стала тормошить.

– О, Джинни, – Сара обняла ее. – Я так тебя люблю. – Она стала гладить ее по спине. По телу разлилось приятное тепло, и Джинни еще теснее прижалась к Саре. Ее тело отвечало на ласки Сары, соски ее грудей напряглись, прикасаясь к жесткому хлопчатобумажному халату Сары.

Она не протестовала, когда Сара взяла ее за руки, повела в мансарду и уложила на кровать. Она позволила ей поцелуи и ласки и еще многое другое, что разбудило в ней желание и подарило удовольствие, о котором она почти забыла.

Для Джинни событие, которое произошло этим холодным утром, было большим открытием. Любовь Сары доставила ей огромное удовольствие. Физическая близость с ней напомнила Джинни, что ее тело все еще способно наслаждаться. Но в то же время Джинни не хотела, чтобы это когда-нибудь повторилось, тем более превратилось в норму.

Сара же, напротив, всеми силами стремилась к этому. Оставаясь наедине с Джинни, она только и желала ее. Джинни не хотела обижать Сару. Поэтому вначале она в безобидной форме отклонила ее притязания. Но Сара не сдавалась.

Однажды вечером, когда Рон и дети были внизу на кухне, она задержала Джинни в спальне. – Я хочу тебя, – прошептала она, страстно обнимая свою золовку. – Я просто не могу находиться рядом с тобой и не прикасаться к тебе. Пожалуйста, Джинни, давай снова займемся любовью.

– Мы не можем, – произнесла Джинни тихо, стараясь отстраниться от Сары. – Держи себя в руках, Сара. Кто-нибудь из детей может войти. Мы не должны делать то, что ты хочешь. Это плохо. – Она взяла невестку под руку и вывела ее из спальни. – Умойся, а я пойду собирать ужин.

Джинни взяла себя в руки. Она светло улыбалась, хозяйничая на кухне, стараясь забыть о разговоре, который чуть не породил конфликт. Она поняла, что ей с Вилли придется покинуть этот дом во избежание неприятностей.

Во время ужина она приняла невозмутимый вид и старалась избегать укоризненных взглядов Сары и вопрошающих Вилли. Занятый поглощением картофеля и мяса, Рон, конечно же, не мог заметить напряженность в отношениях между Сарой и Джинни, тогда как Вилли ясно чувствовала ее.