— Я не осуждаю вас. Я не имею права на это.

Кайл не винит её в том, что она опять поняла всё по-своему. Девчонка одержима собственными демонами, и удивительно, что она вовсе не сломалась, угодив в этот вертеп. Кайла коробит, что он не может быть с ней до конца честным, а стоило поведать, чем промышлял чистюля-коп в юные годы, чтобы она не чувствовала себя так мерзко, чтобы понимала, что не одна такая. Но он не хочет напугать её, не хочет оттолкнуть — от людей его круга она натерпелась горя, зачем ей ещё один такой. Умолчать, не значит солгать — Кайл ловит себя на мысли, девчонка ему нравится так, что он готов пойти на сделку с совестью. Пусть прошлое остаётся в прошлом. Хантер с досадой заглядывает на дно пивной кружки. Вот кто действительно достоин осуждения, никак не она.

— Всё нормально? — Кайл бросает на неё осторожный взгляд: на острые плечи, на сложенные в замок руки, на гордо выпрямленную спину, на строго поджатые губы. Он видит, что она колеблется, что её что-то мучает. Взгляд её бегает по поверхности стола, ресницы дрожат, на смуглом лице расцветают красные пятна. Кайлу хочется взять её за руку и вывести отсюда, сделать так, чтобы она больше никогда не вернулась в этот блядский, прокуренный кабак. Если бы только всё зависело от одного его желания…

— Я не хотела ничем таким заниматься. Мне пришлось. Они угрожают моему отцу в тюрьме. Угрожают мне, — Кали выдаёт это на одном дыхании, и Кайл чувствует, что она, наконец, понемногу открывается ему.

Наверное, это всё отчаяние. Рейес кусает себя за язык, но уже поздно. Слова оправдания вываливаются изо рта быстрее, чем она успевает подумать, так ли они необходимы. Всё это его не касается. Никого это не касается, Кали успела привыкнуть, что чужие проблемы никого не волнуют. Когда от неё отвернулись друзья и знакомые отца, когда парень, с которым она тогда встречалась, отказался помочь ей перевезти вещи и сменил номер телефона, когда родная мать предпочла затеряться на другом конце страны, Кали поняла, насколько злыми и ущербными бывают люди. Из дочери бизнесмена Кали Рейес превратилась в дочь уголовника. В свои тогдашние двадцать два ей пришлось очень быстро повзрослеть и убедить себя в том, что ни на кого, кроме себя самой, нельзя полагаться.

— Я понимаю. Это закончится, Кали.

Их разделяет ничтожно малое расстояние. Столики в этой части бара узкие — одно едва заметное движение, и можно дотронуться до руки, скользнуть вверх, к плечу, коснуться шеи, провести пальцами по колючему подбородку и щекам. Кали часто наблюдала подобные картины между случайно забредшими сюда парочками. Ей некогда было думать о том, что ей этого не хватает. Не хватает поддержки, мужского плеча рядом, да даже простого секса, не животного, блядского акта, которого ей могли бы предложить за любым углом, а нормального занятия любовью с человеком, который нравится. Рейес не понимает, отчего эти неудобные размышления настигают её именно в присутствии этого назойливого полицейского, возможно, потому что он единственный, кто за все эти месяцы смотрит на неё не как на кусок мяса.

— Вряд ли, — Кали берет себя в руки и резко поднимается из-за стола. — Выпивка за счёт заведения.

— Кали. Я хочу пригласить тебя на свидание. Без рук, просто поговорить, — Хантер вскакивает следом за ней, неловко, едва не перевернув стол. — Я давно с нормальными людьми не говорил, а с хорошими девушками тем более. Одно только «Стоять, руки за спину, всё, что вы скажете, будет использовано против вас», понимаете, надоело до чёртиков. Честное слово, без рук, я ведь коп, меня за всякое такое уволят, если что. Например, завтра днём.

Кайл делает глубокий вдох, словно только что вынырнул из ледяной воды, трёт лоб и зажмуривает глаза, как в детстве, желая исчезнуть прямо сейчас. Ухажёр из него так себе, с таким набором несусветных глупостей гораздо вероятнее, что его пошлют к чёрту, нежели ответят согласием. Кали смотрит на него снизу вверх ошеломлённым взглядом и отвечает скорее от неожиданности, чем сознательно.

— Ладно.

— Я заеду в два, хорошо? — добивает Кайл, чтобы она не успела передумать.

— Хорошо, — на автомате отвечает Рейес и спешит в подсобку, чувствуя, как у неё горят уши.

Свидание с копом. Несусветная авантюра. Кали хочется стукнуть себя по лбу, потому что у неё нет на это ни времени, ни желания. Он всего лишь застал её врасплох, воспользовался слабиной, которую Кали себе так бездумно позволила.

— Вот и выкручивайся теперь, идиотка. Мало тебе проблем, — объявляет она своему отражению в зеркале, возле уборных, старательно подавляя в себе огонёк азарта. Кали убеждает себя в том, что волнение и лёгкая дрожь в руках всего лишь отголоски недавнего рейда, и ничего более.

Гейл тормозит её за шаг до спасительной двери. Она жмется лопатками к полотну, не позволяя Рейес наконец скрыться в кабинете от Хантера и в первую очередь от самой себя.

Никто из девочек Раисы никогда не раздражал её так, как она. Пергидроидная блондинка с губами-лепешками и автозагаром цвета кирпичной пыли. Тупица, хабалка, нимфоманьячка — после того случая с ребятами Гарсии Рейес стала избегать Гейл, а после рейда Кали вовсе начинало тошнить от одного её вида, словно она, её образ жизни и образ мыслей есть то, что рано или поздно ждёт и её. Рейес до бессонницы, до блевоты, до ужаса не хотела превращаться в животное, не хотела признавать, что всё, что происходит вокруг, нормально, не хотела становится частью этой грязи. Гейл же доводила до бесячки её чистота. Она словно умышленно проверяла её на прочность, играла на чувстве вины, старалась опустить её на уровень того дна, на котором ползали они обе, но с которым Кали не сравнялась.

— Слушай, Кали, ты мне денег должна. Меня опять поимели бесплатно из-за твоей тупой башки, — на полном серьёзе заявляет она. Кали делает шаг назад, словно её толкают в грудь. Она не верит своим ушам, потому что это уже слишком.

— Зачем ты притащила сюда этого придурка? Раиса всем отзвонилась, что у меня проверка!

— Я не могла взять телефон, я работала!

Рейес не понимает, врёт она или говорит правду, и Гейл, воспользовавшись заминкой, делает шаг к ней ближе. Кали отшатывается, словно боится подцепить от неё блох.

— Слушай, Кали, не веди себя так, будто ты одна тут такая бедная, несчастная и все кругом тебе должны сочувствовать. Мне немного неприятно тащить на себе твои косяки. Мало ли, кому я могу проболтаться, сама видишь, копы в меня частенько заглядывают, — она тянет губы в довольной ухмылке и ведёт бровью, будто этим фактом довольна донельзя. — Может, и твой коп заглянет.

— Он не мой, — проговаривает Рейес, чувствуя, как у неё сводит челюсти от злости и стыда. Значит, за ними наблюдали. Значит, всё то смятение, которое мучает её каждый раз, когда она его видит, написано у неё на лице.

— Ой, да прекрати. Знаю я таких красавчиков. Через неделю он тебя поимеет, спорнём?

— Сколько ты хочешь? — Кали мечтает прекратить этот разговор так сильно, что готова пойти на любые условия. Гейл опустила её на землю, растерев по асфальту последнюю робкую надежду на то, что у неё в жизни ещё остаётся что-то светлое.

— За пятерых? Тысячу.

— Ты ебанулась? — Кали почти кричит. Этих денег у неё попросту нет. За ближайшие два дня ей нужно из кожи вон вылезти, чтобы наскрести хотя бы половину суммы для Гарсии, потому что рейд забрал у неё большую часть отложенных средств. Ещё одна статья расходов её просто убьёт.

— Я тебе скидку сделала вообще-то, — невозмутимо фыркает Гейл. — По сотне с каждого. Хреново заниматься бизнесом и не знать расценок.

— Пять сотен, остальное в конце месяца. Гейл, твою мать, никак иначе!

Кали толкает её плечом и прорывается в кабинет. С грохотом захлопнув за собой дверь, она пинает стул и смахивает со стола чашку с остатками кофейной бурды. Ей хочется взять канистру бензина и поджечь к чёртовой матери весь этот проклятый кабак. Звон разбитой посуды, как якорь, заставляет её зацепиться за реальность и выйти из состояния бесконтрольного бешенства. Нужно придумать, что сказать Гарсии по поводу очередной просрочки и прекратить разводить ванильные сопли. Ни на какое свидание она завтра не пойдёт.

8. Одна встреча меняет все

Кали не помнит, когда в последний раз брала в руки колоду карт. Она находит их на дне чемодана, когда суётся в шкаф в поисках того, что ещё можно продать.

<i>

«Малыш, самый беспалевный способ закрапить карту — это закрасить часть узора шариковой ручкой, ну или дырку сделать самой тоненькой иглой. А вообще, надо пару колод пометить заранее. Провести ножом по торцу во-о-от так, теперь край чуток торчит, видишь? И звучит при раздаче она по-другому.»</i>

Она раскладывает их на полу веером, подцепляет колоду одной картой и переворачивает её рубашками вверх. Водит несколько раз туда и обратно, смотрит, как картонки вздымаются и опадают, меняя цвет, словно иголки диковинного зверя. Рейес складывает колоду в ровную стопочку, делит на две части и, поднимая карты за уголки, тасует, сдвигая их так, чтобы они снова сошлись в одну. Кали раздаёт карты, играя в блэкджек с невидимым крупье, пытается спрятать карту в ладони и отправить её за манжету рукава, но у неё ничего не выходит — Кали роняет карту и с досады отпинывает от себя всю колоду ногой. Карты разлетаются по комнате огрызками цветного конфетти. Рейес понимает, что этот способ заработка загонит её в ещё большие долги — опыта у неё нет, несмотря на то, что руки помнят фокусы, которым учил её отец.

Для того, чтобы выиграть, нужно хитрить и хитрить ловко, иначе попадешься — так делают все, потому что казино не любит оставаться в дураках. Чтобы чувствовать крап, чтобы ощущать, как идёт карта, руки должны быть чувствительнее, чем у пианиста, кожа на пальцах должна быть тонкой и нежной, а не огрубевшей от тяжёлой работы. Не вариант.

Кали кладёт карты назад и снимает распятие со стены. Дедушкино наследство, кресту больше восьмидесяти лет, возможно, неплохо уйдёт на винтажной барахолке, а в Бога Рейес уже давно не верит.

Казалось бы, под грузом забот легко забыть о своём нелепом обещании, но, чем ближе стрелки часов подбирались к двум дня, тем сильнее Кали начинала нервничать. Она не готовилась. Специально одергивала себя, чтобы не подходить лишний раз к зеркалу, не теребить лохматый пучок на затылке, пытаясь превратить его во что-то приличное, но в то же время её съедала совесть. Кали отчего-то не хотела подводить проклятого, навязчивого копа. Ей не хотелось его расстраивать.

— Докатилась. Переживать за какого-то левого мужика. Сестра милосердия, мать твою, — ругается она себе под нос, разбирая шкаф. Руки натыкаются на шуршащий пакет, Кали отодвигает вешалки и находит прозрачный чехол.

Когда-то давно это было её любимое платье. Белоснежный длинный сарафан здорово оттенял её смуглую кожу, когда она гуляла в нём по побережью в компании какого-нибудь безымянного обожателя. Когда-то давно Кали любила свидания, любила флирт и, как бывшая модель, знала цену своей привлекательности. Сейчас она потеряла былой лоск, и платье стало для Рейес лишь приветом из прошлого, колючим, обидным, грустным.

Звук мотора за окном заставляет её затихнуть возле распахнутых дверей шкафа. Весь день по улице сновали машины, но отчего-то именно сейчас Кали становится нечем дышать. Часы показывают без пяти два. Хочется по-детски заткнуть уши и не слышать шагов на лестнице, не отвечать на тихий стук в дверь, притвориться, что её нет дома. Внутренний голос вопит о том, что если она выйдет с ним за порог, то всё изменится, только не ясно, в какую сторону. Кали боится, что с его появлением в её жизни всё может стать гораздо сложнее.

— Кали, я знаю, ты дома. В баре тебя не видели, а твоя машина здесь.

— Вот же легавый, — тихонько бормочет Кали, выбираясь из шкафа, в который едва не влезла целиком.


Безответственно. И глупо. Глупо прятаться, когда обложили со всех сторон. Может, Гейл и права, коп крепко взялся за неё. Вот только Кали научилась стряхивать лапшу с ушей и умеет теперь смотреть проблемам в лицо, и пусть в присутствии Кайла Хантера весь её запал сходит на нет.

— Прости, Кайл, я не могу, — Кали набирается смелости и подаёт голос, вот только нужной твердости в нём нет.

Кайл слышит её неуверенность, чувствует, что она сомневается, несмотря на то, что сам чертовски нервничает и соображает кое-как. Его давно не одолевал такой мандраж. Он нервничал с самого утра и всю дорогу до её дома, будто ему снова шестнадцать и он впервые пригласил девчонку на свидание, но несмотря на это, её отказ только сильнее разжигает в нём охотничий азарт.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Хантер, скукожившись  над дверной ручкой, словно его так лучше слышно. У неё на этаже тихо и глухо, эхо шёпота разносится от пожарной лестницы до лифта. Кайл не хочет привлекать к её квартире лишнее внимание, но и ломиться в дверь не хочет тоже. Он чувствует себя зависшим на периферии — назад не отступить, а вперёд не пробиться. Кали сама того не ведая, включает в нём упёртого барана. Он должен, просто обязан вытащить её из-за этой двери — это становится для него целью номер один.