– Не проси меня! – Она в отчаянии прижала ладони к глазам. – Не надо! Я никогда не смогу жить с тобой, Найджел. Не смогу!

– Почему?

– Тебе нужно это знать? Ты хочешь заставить меня признаться? Хорошо: я боюсь тебя.

– Боишься меня? – вырвалось у него. Он не мог скрыть свою боль.

Она знает. Она была свидетелем того, как он дрался с Лэнсом, видела, как он сражался с Фуше, Жене и Катрин. Перед ним разверзлась черная, как Гадес, бездна. Она презирает его, испытывает отвращение к его коварству и умению плести интриги, ненавидит насилие, которым он запятнал себя. Он лишил ее свободы, принуждал и обманывал ее. Даже ради того, чтобы спасти ей жизнь. Она боялась его.

– Не стоит думать, что ты можешь предложить мне будущее. – Она опустила руку. Ярко-красная рана выделялась на алебастровой коже лба. Ее глаза блестели. – Это моя вина, а не твоя. Я никогда не освобожусь от этого страха.

«Это всего лишь эмоции».

– Почему, Фрэнсис? Ты должна рассказать мне! Она покачала головой.

– Какое это теперь имеет значение? Найджел схватил ее за плечи и повернул к себе.

– Расскажи мне, Фрэнсис! В чем дело, черт побери? Она закрыла глаза.

– Когда махараджа умер, все понимали, что предстоит борьба за трон. У него были сыновья, но племянники считали себя более достойными управлять княжеством. В гарем ворвались солдаты. Они убивали всех жен и детей махараджи, а также наложниц – на случай, если кто-нибудь носит его ребенка. Это была настоящая резня. Сталь кромсала шелк, кричали женщины, в саду распускались жуткие кровавые цветы.

Найджел похолодел. Женщины, которые не могли сопротивляться.

– Разве такое можно забыть? – сказал он, не отрывая взгляда от своих рук. – Неудивительно, что ты боишься. Как тебе удалось спастись?

– Я спряталась в подземном туннеле, где обычно катали шар, имитирующий раскаты грома. Мне казалось, что я умру там. Но я осталась жива. Я вскочила на оставленную у ворот лошадь. Вероятно, солдатам и в голову не приходило, что наложницы умеют ездить верхом.

– Фрэнсис…

Она резко повернулась к нему.

– Как ты не можешь понять? Это всегда незримо присутствовало там: под красотой и роскошью ощущался отнимающий силы дух жестокости и насилия. Это навсегда останется со мной. Я не верю себе подобным. Я боюсь грома, который не приносит с собой дождя. Я боюсь двери, которая захлопнется и больше никогда не откроется. Я боюсь мира, в котором кто-то может поджечь дом вместе с находящимися там людьми.

– Я смогу защитить тебя, – сказал он.

– Нет, нет! Не сможешь! Мое мужество иссякло. Ничего не осталось. Мне нечего тебе предложить. Я всего лишь пустая оболочка. Ты думаешь, что сможешь вылечить меня любовью, но ты ошибаешься. Я никогда не смогу избавиться от прошлого. Я не могу смотреть в лицо будущему. Я должна быть свободна!

Он сделал над собой усилие, чтобы не принуждать ее, позволить ей сохранить независимость. Он мог снова воспользоваться сложившейся ситуацией. Благодаря ему она преодолела свой страх перед дымоходом. Она обязана ему жизнью. Нет, нет, черт побери! Она отдала ему свою девственность. Она ему ничем не обязана.

– Какое будущее ты себе выберешь?

– У меня будут деньги, которые обещал заплатить лорд Трент. Я научилась вести дела. – Она взглянула на руины дома: крыша рухнула в комнату, где она развешивала зеркала, стены нависли над столами, где она продавала шелка и пряности. – Я разбираюсь в растениях. Если мне удастся поселиться в деревне, то, возможно, я открою торговлю травами.

Найджел почувствовал полную беспомощность. Во рту у него появился горький привкус. Он понимал, что это вкус скорби.

– Я нашел тебе дом.

Она повернулась к нему, ее широко распахнутые глаза были голубыми, как небо.

– Что?

– Перед нашим отъездом в Париж я поручил своим людям позаботиться об этом – на случай, если я не вернусь. – Он с усилием вздохнул. Совсем не так он представлял себе, как преподнесет ей свой подарок. – Дом твоих родителей, где ты выросла. Я его купил. Он твой.

– Но мой отец продал дом, чтобы оплатить путешествие в Индию.

– Новый хозяин был не прочь продать его мне.

По крайней мере он не возражал против предложенной цены – вот она, сила богатства и положения в обществе, преимущество, которое дает титул маркиза. Как бесполезно все это теперь!

– Я не знаю, что сказать. – Ее голос звучал официально и сдержанно. – Со временем я верну тебе долг.

Что-то оборвалось у него внутри.

– Ради всего святого, я должен тебе дать хотя бы это. Это подарок. Возьми этот проклятый дом!

Она опустила голову и умолкла. Найджел разжал кулаки, понимая, что сам приближает катастрофу, но был уже не в силах остановиться.

– Я люблю тебя, Фрэнсис! И хочу, чтобы мы были вместе. Я прошу тебя стать моей женой.

– Женой? Ты сошел с ума? Никогда! Я не могу! – Она закрыла лицо руками, и голос ее звучал глухо.

– Разве есть па свете грехи, которые нельзя искупить? – с горечью спросил он. – Какие из них мои? Пороки, толкнувшие меня к Катрин? Высокомерие? Жестокость?

– Ты не жесток!

Он почувствовал, как его кулак врезается в стену дома. Боль пронзила его пальцы. Он заметался, как сорвавшееся с якоря судно, не в силах сдержать рвущийся наружу поток слов.

– До России я тоже так думал. Там я научился жестокости. Все, что там происходило, совсем не было похоже на развлечение или изящные парады. На войне нет места честности, вежливости и благородству. Казаки не могут позволить себе такой роскоши. Нельзя было оставаться с ними и драться иначе, чем они. У первого человека, которого я убил собственными руками, были зеленые глаза. Ему было около семнадцати. Моя жизнь – против его. Бог мой, как это жестоко! – Он умолк на мгновение, но пути назад уже не было. Он вспоминал, и голос его стал хриплым от ненависти. – Армия Наполеона отступала из Москвы, оставляя раненых и ослабевших. Среди них было много женщин. Вокруг – ни еды, ни укрытия – только снег. У дороги я нашел девушку из Прованса. Она была беременна и ранена в ногу. Она умоляла меня пристрелить ее. Я попытался ей помочь. Я поклялся, что мы возьмем ее с собой. Это было, конечно, невозможно. Мы сами голодали, а девушка не могла даже удержаться на лошади. Моя тщетная попытка проявить сострадание поставила бы под угрозу жизни двадцати человек, а Наполеон бросал тысячи своих солдат умирать в снегу. Казаки убили ее той же ночью, пока я спал. Они убивали всех отставших французских солдат, на которых мы натыкались. Я говорил себе, что это – милосердие. Это и было милосердием. Но в декабре в Вильно раненого француза зарезали, как овцу. Я ничего не мог сделать, чтобы помешать этому. В то время я даже считал, что так и нужно. Не знаю.

Она слушала его молча. Плечи ее были напряжены. Теперь уже ничего не изменишь. Он признался ей. Она сама пережила подобное. Он никогда не избавится от этого: убийство беззащитных – непростительный грех.

– И это толкнуло тебя к Катрин? – Тягостное молчание было нарушено.

– Думаешь, я заслуживал чего-то другого? Неужели она могла испортить меня еще больше? Или Фуше, который убивал беззащитных людей в Лионе? Или Мартин, работавший только ради денег? Разве все они могли что-нибудь сделать со мной? Я служил своей стране, не жалея себя. И пытался спасти Лэнса. Бог мой, ты видела, что из этого вышло! Катрин подобна вампиру. Ее поцелуй разлагает. Ты должна бояться меня, Фрэнсис. Я сам себе внушаю страх.

Послышался стук копыт. Найджел оглянулся. С лошади спрыгнул высокий мужчина. Найджел долго не мог прийти в себя от удивления и не сразу сообразил, что произошло. Все вернулось на круги своя, и долг вновь призывал его, не оставляя времени на слабость и эмоции, на объяснения и прощение. Хотя могла ли она, как человек, знающий, что это такое, простить его?

– Не грусти, малышка. – Майор с трудом владел своим голосом. – Если одиночество той жизни, которую ты себе выбрала, испугает тебя, Доминик Уиндхем даст тебе приют.

Его суровое лицо было все в синяках, над глазом алела незажившая рана. С кривой улыбкой на распухших губах он подошел к Найджелу и схватил его за плечи.

– Слава Богу! – воскликнул Уиндхем. – Когда я увидел этот чертов пожар, сразу же решил, что она убила вас.

– Ты всего лишь подумал? – Истерзанный страданиями Найджел только сейчас почувствовал прилив радости. Уиндхем жив! Он с усилием улыбнулся. – Ну негодяй! Катрин сказала нам, что убила тебя!


Очевидно, следствием удара по голове явилась постоянная сонливость, которую она не могла превозмочь. Фрэнсис хотела бы проснуться, подумать обо всем, но она проспала большую часть пути от Парижа до Кале. Лодка перевезла ее через спокойное летнее море, затянутое дымкой. Уиндхем доставил ее в Англию. Она не видела Найджела с того последнего дня на улице Арбр, когда он рассказывал ей о том, что делал в России. Фрэнсис вспомнилось, как при виде Уиндхема лицо Найджела просияло от радости.

«Ну негодяй! Катрин сказала нам, что убила тебя!»

– Чуть не убила, – поправил Уиндхем. – Но потом только сделала меня своим пленником.

Мужчины смотрели друг на друга. Найджел дерзко улыбался, как человек, добровольно всходящий на эшафот.

– Чертовски неосторожно с твоей стороны!

– Я не ожидал встретить Катрин, – сухо ответил Уиндхем. – Она подкупила слуг в доме на площади Пале-Рояль и, похоже, прислала мне отравленное вино. Когда в одежде горничной она вошла в мою комнату, я был почти парализован. Следующее, что мне вспоминается, я сижу связанный, а она говорит мне, что вы поселились на улице Арбр. Пьер-Мартин несколько раз избивал меня. Затем меня бросили в подвал.

– А как, черт возьми, тебе удалось освободиться? Уиндхем усмехнулся, на покрытом синяками лице улыбка выглядела странно.

– Кто-то послал людей выпустить меня. Думаю, это Фуше. Она поддерживала постоянную связь с ним, как, впрочем, и Мартин. Должно быть, Мартин рассказал Фуше обо мне. Лэнс ничего не знал.

Найджел рассмеялся.

– Теперь Фуше будет требовать благодарности от Британии, но, если бы Наполеон победил, мы все были бы мертвы, как Мартин, который слишком много знал. Глупец. Бедняга думал, что можно служить многим хозяевам. Катрин убила его.

– Вряд ли я могу испытывать сожаление по этому поводу. В последнее время я сильно невзлюбил его. Негодяи обожали хвастаться своими успехами. Ты знаешь, что это он убил Доннингтона?

Найджел не особенно удивился.

– Значит, Мартин был в Фарнхерсте?

– Замаскировался под одного из французских поваров. Чертов ублюдок. Он отравил кролика и подсунул тебе, чтобы ты съел его.

Найджел расхохотался. Ему никак не удавалось справиться с припадком душившего его смеха.

– Кролик – вот, значит, как это было сделано! Я мог бы и догадаться, что эта изящная идея принадлежала Катрин!

– Но поскольку я знаю об этом, то можно подумать, – продолжал Уиндхем, – что я лгу. Я ведь тоже был в Фарнхерсте. А если злодей – это я, а Мартин лишь козел отпущения? Ты можешь быть в этом уверен?

Найджел прикоснулся к его плечу.

– Я уверен, мошенник ты эдакий. У Катрин могла быть только одна причина убить Мартина: чтобы он не болтал. Очевидно, поэтому же был убит и Доннингтон. Она подбросила ему фальшивые бумаги – хотя он и сам был предателем – и рассчитывала, что я начну подозревать тебя. Катрин хотела убедить меня в том, что все мои друзья способны на предательство. Она ошибалась. Я никогда не сомневался в тебе. Я просто считал, что ты мертв.

На лице Уиндхема затаилась боль.

– Она часто избивала меня. Не потому, что я молчал, а потому что не любил ее.

Найджел на мгновение отвел взгляд.

– Любопытная концепция любви!

– И вот еще что. – Уиндхем нерешительно взглянул на Фрэнсис. – Ей было известно о вашей репутации, мисс Вудард. Катрин послала Доннингтона, чтобы он разыскал вас в Дувре. Понимаете, вы были приманкой для Риво.

– Неужели? – произнес Найджел, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Теперь это уже не важно. Надеюсь, вы извините меня. Я должен идти и попытаться спасти Европу от Фуше.

Отдав Уиндхему последние распоряжения, Найджел взял его лошадь и умчался прочь. Больше Фрэнсис его не видела.


«Если одиночество той жизни, которую ты себе выбрала, испугает тебя, Доминик Уиндхем даст тебе приют».

Он заботился о ней, вежливо и неуклонно. Уиндхем купил ей целый шкаф английских платьев и нанял горничную, которая делала ей прическу. Если Фрэнсис собиралась вернуться в Эссекс и организовать собственное дело, то ей нельзя появляться там в образе куртизанки из Индии. Несомненно, это была идея Найджела. Корсеты не давали ей дышать, рукава казались слишком узкими. Собранный на макушке узел из волос был тяжелым и неудобным. Фрэнсис без жалоб подчинилась. Она хотела бы подарить Найджелу любовь, которая исцелила бы его, но обнаружила, что не может сделать этого. Найджел пытался предложить ей свою любовь, но она оказалась неспособной принять ее. Что ей еще оставалось делать? Только дать ему свободу. Но она навсегда запомнит, как он с изумленной улыбкой и разбитыми в кровь пальцами приветствовал старого друга. Все остальное не важно. Она страдала оттого, что оставила Найджела с черной безысходностью в сердце. Она сама, подобно клеветавшим на него скандальным листкам, была частью дьявольского плана Катрин. Катрин добилась своего.