– Хотелось. И я так и сделал однажды. – Яго озорно посмотрел на ирландца. – Только, в моем случае, я уплыл.

Айдан выдавил из себя улыбку.

– Забери сам подарок королеве. – Мятущееся сердце подсказало решение. – Пойду оденусь.

– Чтоб мне провалиться… – воскликнул Яго, – только не говори, что хочешь!..

– Да, я хочу самолично отвезти подарок ко двору. – Айдан поспешил обратно в дом.

– …Вот поэтому дочке пивовара ничего не оставалось, как… – Пиппа доверительно подмигнула королеве, – отравить бочонок!

Губы королевы расплылись в улыбке. Увидев благорасположение Елизаветы, остальные слушатели последовали ее примеру и засмеялись.

Пиппа присела в поклоне и облегченно вздохнула. Королеве были свойственны перемены в настроении. Рассказ, который только что казался ей смешным, в следующий момент мог вызвать ее раздражение. До сих пор Пиппе везло.

Хотя это был всего лишь ее второй день при дворе в качестве королевской шутицы.

Елизавета до сих пор еще не приняла решения о судьбе О'Донахью Мара, и Пиппа прислушивалась ко всем перешептываниям по этому поводу.

– Хорошо подмечено, – заметила королева. – На самом деле добродетель и наивность побеждают не всегда.

– Не так часто, ваше величество, как умудренность жизнью и коварство, – выпалила Пиппа и похолодела.

Королева пристально посмотрела на шутицу. Лицо Елизаветы, до того момента спокойное и бледное от свинцовых белил и пудры, казалось, побелело еще больше.

– Куколка моя, ты меня взбадриваешь, – заметила она со смешком, и придворные присоединились к ней. – Люблю природный талант. И ты правильно сделала, что разошлась с этим чужеземцем.

Пиппа, скрывая разочарование, встала на одно колено и взяла в руки краешек платья королевы.

– Ваше величество, я так вам благодарна.

– Ну да, конечно, благодарна. – Скрытое раздражение сквозило в голосе королевы. – Встань-ка и дай мне взглянуть на тебя.

Девушка встала. Черные, птичьи глаза королевы внимательно изучали Пиппу.

– Это платье мне знакомо, – проговорила она.

– Мне говорили, его шили для леди Чейни, – глухо ответила Пиппа, понимая, что правду говорить иногда спасительнее, чем лгать и оказаться пойманным за руку. – И знаете, ваше величество, явно не одежда делает нас дурами. Ношу его уже два дня, но ни разу не испытала тяги пригласить джентльмена к себе в комнату.

– Как ни рядись, хотя ума тебе не занимать, ты все равно шутица. – Королева постучала пальцем по подлокотнику. Улыбка ее стала жестче. – Тебе явно не мешает обсудить свой наряд с главой увеселений. Моя сестрица Мария, светлая ей память, обрила своей шу-тице голову и надела на нее полосатое одеяние.

Пиппа потрогала рукой волосы, выбивающиеся из-под чепчика.

– Есть вещи и пострашнее, чем короткая стрижка, ваше величество, – храбро парировала она. В глубине души она сильно расстроилась. Волосы только-только отросли до приемлемой длины.

– Боюсь, нет, ведь я… – Королева прервалась и посмотрела в дальний конец зала приемов. – Да?! – крикнула она.

– О'Донахью Map, лорд Кастелросс, – ответил мажордом.

Елизавета жестом прогнала придворных, сгрудившихся вокруг трона под балдахином. Пиппа обнаружила, что стоит рядом с графиней Черни. Из того множества людей, что Пиппа встретила при дворе, она выделяла Розарию. Высокая светловолосая женщина достаточно скептически оценивала окружающих и всегда была в курсе всех слухов.

Не пытаясь унять бьющееся часто сердце, Пиппа посмотрела в сторону двери. Айдан!

Зачем он вернулся? Если оставить ту часть молитв, в которых она просила, чтобы он вернулся за ней, Пиппа с ужасом думала о том, что когда-нибудь увидит его снова и ощутит выворачивающее душу первобытное влечение к нему и пронизывающую боль от его безразличия к себе.

Она затаилась и напоминала неподвижную мраморную колонну.

Айдан заполнил собой дверной проем и, в сопровождении Донала Ога и Яго, медленно направился к центру зала.

Одет он был по-королевски, в украшенной дорогими камнями тунике и роскошном синем плаще. Он склонился перед королевой, Донал Ог и Яго последовали его примеру, затем все трое одновременно, как по команде, выпрямились.

– Мы принесли дары, моя королева, – торжественно провозгласил Айдан по-английски.

Он смотрел прямо перед собой, но Пиппе казалось, что он знает о том, что она тоже здесь.

Донал Ог и Яго положили дары к ногам королевы.

Одним из подарков был уникальной работы ларец для хранения соли, в форме башни-замка, устремленной ввысь, выполненный из стекла. На самом верху башни была крошечная комнатка, предназначенная для соли, которая сама по себе напоминала резную шкатулку. Пиппе никогда не доводилось видеть подобной красоты.

Другим подарком стал браслет из граненых аметистов, который, казалось, вбирал в себя свет и сам начинал светиться изнутри. Пиппа вспомнила об ожерелье из этого же комплекта, которое надевала, вспомнила волшебство той ночи и с трудом сдержала слезы.

– Очень мило. – Королева взяла браслет и подняла руку, вращая его и любуясь золотым отблеском.

– Эти камни добыты ирландцами в шахтах Баррена, – пояснил Айдан.

– Действительно? Благодарю вас, сударь, за оказанную честь, – с доброжелательной улыбкой проговорила Елизавета, и в этот же миг ее маленькая ножка, подобравшись к основанию замка-солонки, толкнула его.

Пиппа задохнулась от ужаса. Великолепная стеклянная башня разбилась от падения на каменный пол. Повсюду разлетелись мелкие осколки и кусочки драгоценной проволоки.

О'Донахью Map не шелохнулся. Яркие бесполезные кусочки стекла валялись вокруг его ног.

– Какая жалость! – Королева в упор рассматривала Айдана. – Видите, сударь, когда человек строит замок без высочайшего на то соизволения, несчастья просто преследуют его.

Графиня Черни что-то испуганно прошептала. Небольшой осколок стекла поранил ей лодыжку. Донал Ог ловко нагнулся и вытер кровь, сочившуюся сквозь ее чулок. Ужас молодой женщины мгновенно сменился романтическим интересом, и она наклонилась над Доналом Огом. Розария гордилась своей большой грудью и поэтому носила корсаж с глубоким вырезом, украшенным драгоценностями, что явно не осталось без особого внимания Донала Ога.

– Действительно жаль, – согласился Айдан. – Ведь у несчастья характер взбалмошный. Особенно печально, когда страдают невинные люди. – Он многозначительно показал глазами на светловолосую графиню.

– Порой сильные тоже страдают.

Королева встала с трона. Лестер и Хаттон стремительно подскочили к ней, чтобы сопроводить ее из зала для аудиенций. Но прежде чем уйти, она повернулась к ирландцу:

– Милорд Кастелросс, полагаю, вы присоединитесь к нам за ужином и разделите с нами вечерние развлечения.

Нет! Пиппа мысленно старалась убедить его отказаться от ужина. Здесь повсюду его окружала опасность. Елизавета играла с ним в жестокую игру. Айдану следовало бежать, пока он еще мог это сделать.

О'Донахью Map поклонился королеве в пояс:

– Ваше величество, это высокая честь для меня.

* * *

Развлечения в тот вечер состояли из пронзительно-визгливой музыки и труппы итальянских акробатов. Донал Ог и Яго наблюдали за ними с восторгом.

Айдан смотрел на Пиппу. Она сидела за столом, отведенным для малозначимой части придворных дам, всегда толпящихся в покоях королевы. Двор, признал он с внезапной болью в душе, принял Пиппу.

Она переняла манеру придворных дам смеяться и работала ножом и вилкой так, словно упражнялась в этом годами. Хотя он и не слышал, о чем она говорит, но чувствовал, что девушка ощущает себя здесь в своей тарелке. Она казалась оживленной и была в отличной форме. Все, кто сидел с ней рядом, смеялись над ее шутками.

И все же Айдан заметил почти страдальческое отчаяние за ее болтовней. Ее взгляд лихорадочно метался по залу, останавливаясь поочередно на лицах знатных особ. Он знал, кого она ищет. Мать и отца, которых ее воображение рисовало такими прекрасными. Когда же она осознает всю тщетность своей мечты? Как ужасно ей еще предстоит страдать, когда рухнет ее беспочвенная мечта. И это после той боли, которую он причинил этой крохе.

Он постарался разыскать ее, как только начались танцы. Пиппа оказалась под галереей для музыкантов с Донатом Огом и венецианской графиней, где уговаривала их станцевать быстрый итальянский танец вольта.

Айдан не мог удержаться от улыбки при виде этой картины. Гигантский Донал Ог смотрел беспомощно и с нескрываемым обожанием на белокурую красавицу.

Наконец Пиппа выгнала их в танцевальный квадрат и с удовлетворением наблюдала, что ее усилия не пропали даром.

– В Ирландии, – ласково заметил Айдан, вырастая перед ней, – мы отводим роль сводни старухам.

Она обернулась, и от неожиданности у нее перехватило дыхание. Он тоже замер, желая продлить этот миг, навсегда запечатлеть в памяти ее образ. Для него она была необыкновенной красавицей. Широко раскрытые от испуга глаза, кудряшки, отливающие золотом в отблеске свечей, кроткое выражение лица.

Как это у нее получалось? Как ей удавалось оставаться по-детски непосредственной и наивной, когда ей приходилось бороться за выживание каждый день своей жизни?

– Мне жаль ларца для соли, – наконец вымолвила девушка.

Он улыбнулся:

– Ревелин любил приговаривать: «Если предстоит ужинать с дьяволом, лучше запастись ложкой с длинной ручкой».

Она рассмеялась и что-то ответила, но ее слова заглушили громкие звуки медных труб с верхней галереи.

– Пойдем со мной.

Он прихватил ее за локоть и потянул к боковому выходу. Спустя несколько минут они уже двигались по проходу с низкими потолками, ведущему в сад. Вдали в реке отражались звезды. Айдан глубоко вдохнул холодный ночной воздух.

– Так-то лучше, – произнес он.

– Никто не имеет права расходиться, пока королева не даст знак, – предостерегла Пиппа.

– Неужели? И как я посмел?

– Может быть, это ваша длинная ложка… Айдан…

– Пиппа…

Они заговорили одновременно и одновременно замолчали, неловко засмеявшись.

– Продолжай, – попросил он. – Что ты собиралась сказать?

Неслышными шагами она пошла по дорожке. Затем остановилась и повернулась к нему, облокотившись на ограждение.

– Хотела объяснить, почему ушла от вас.

– Не сказав ни слова, – добавил он за нее.

– Это была ваша идея. Вы говорили, я сумею докопаться, кто я и откуда, – начала она. Глаза ее сузились. – Или то была ваша очередная ложь?

Такое обвинение резануло его, как сталь лезвия.

– Я никогда…

– Еще как. – Она прервала его прежде, чем он успел закончить. – Вы умоляли меня стать вашей любовницей, а затем отвергли меня. – Она лишила его дара речи своим надменным взглядом. – Поверьте мне, в моей жизни бывали и куда более счастливые дни. Например, однажды на меня натравили собак из медвежьего ринга.

– Они на тебя напали? – ему стало невыносимо плохо. Он вспомнил свору злобных собак Саутуорка. Цепные страшные псы.

– Нет, – щелкнула она пальцами. – Но если бы это даже случилось, то было бы легче, чем оказаться преданной вами.

Айдан выругался по-гаэльски. Ей удалось распалить его гнев, и он даже обрадовался этому. Это был единственный способ обуздать его желание.

– Ты действительно необыкновенно талантливая актриса. Поведай мне, неужели королева настолько же легковерна, как я? Наверное, да, если она дала тебе место у себя. Если бы ты предупредила меня, что твоя привязанность продается, я бы так не переживал.

– Предложение королевы прельстило меня куда больше, чем ваше. За ваше мне придется расплачиваться разбитым сердцем, – огрызнулась Пиппа.

Если бы ее голос оставался тверд, он бы выстоял. Но в ее голосе послышалась горечь, и это надрывало ему душу.

– Господи, Пиппа. Как ты была права, что ушла от меня. Я не в силах дать то, что тебе нужно.

Она зажмурилась. Он сгорал от желания поцеловать ее, и губами, и языком унять их общую боль. Он упорствовал.

– Не будем ссориться. Это ничего не даст.

Она отодвинулась от него. Он обхватил себя руками, чтобы не обнять ее.

– Мне часто снился сон, в котором темноволосая женщина наклоняется ко мне и целует меня. «Это мамина брошь, детка. Не тереби ее пальчиком». – Пиппа коснулась бутона розы. – Не знаю, полет ли то фантазии или реальные воспоминания, но точно знаю, что прошлой ночью мне опять это снилось. Еще я слышала веселый мужской смех. И бабушка пела мне песню на странном языке.

– Пела? – удивился он. – И ты помнишь мотив?

– Песня еще звучит во мне. – Она запела. Слова звучали совершенно незнакомо, но не для Пиппы. – Мне кажется, они где-то рядом, Айдан. Мне кажется, я вот-вот увижу знакомое лицо и узнаю его в толпе. Сама узнаю.

Долгое время он ничего не отвечал, не в силах подыскать слова. Он и представить себе не мог чувства человека, не знающего своей семьи. Айдан О'Донахью с колыбели знал, кто он такой. Это знание доставляло ему мало радости и причинило много страданий, но он это знал. И опять он испытал боль за Пиппу. Шанс найти ее семью оказывался ничтожно мал. Она могла пройти мимо своей матери и не узнать ее.