Пенелопа Дуглас - Именинница

Я поворачиваюсь на бок, не убираю руку из-под головы, свободной прижимая телефон к уху.

– Я в порядке. – От его заботы невольно появляется улыбка, поэтому решаю пошутить: – У меня комендантский час или что-то подобное?

– Нет, – отвечает он, и я слышу веселые нотки в его голосе. – Гуляйте и веселитесь. Отрывайтесь. Просто… – он замолкает на несколько секунд, а затем продолжает: – Знаешь, людей редко волнуют вещи, о которых им ничего неизвестно. Когда Коул не жил со мной, я не всегда знал, где он проводит время, и редко задумывался об этом. Но когда вы поселились под моей крышей, я, кажется, постоянно об этом беспокоюсь. – Он смеется. – Да и бар находится в злачном месте. Поэтому хотел убедиться, что ты уже ушла с работы и все в порядке. Просто… проверяю.

Я не обижаюсь на его замечание. Ведь это не мой бар, и он действительно находится в ужасном районе.

На мгновение меня охватывает желание проверить, приедет ли Пайк за мной, если я попрошу его, раз он все равно не спит. Но гордость не позволяет. Не хочу вызывать лишних проблем. И уж точно не хочу, чтобы они с Коулом поссорились еще и из-за этого. Я сама справлюсь со своими проблемами.

– Да, все в порядке, – ложь выходит легко, а затем решаю еще немного поддразнить его: – Я не ребенок, представляешь?

– Немного.

Я фыркаю. Ну, ребенок или нет, но, думаю, совсем не плохо, что кто-то присматривает за мной.

– Ты уже звонил Коулу? – спрашиваю я.

Но он не отвечает. Вместо этого я слышу громкий хлопок и какой-то шорох.

– Черт, – выпаливает Пайк.

– Что случилось? – насторожившись, спрашиваю я.

– Чертова микроволновка не работает, – рычит он. – Так и знал, что не стоило менять свою старую только потому, что она не подходила к другим приборам. И теперь эта проклятая штука не может приготовить мне попкорн.

Я стараюсь сдержать смех. Он так разозлился.

– На ней есть кнопка для приготовления попкорна, – напоминаю я.

– Я нажал ее.

– Дважды?

– Зачем мне нажимать на нее дважды? – резко отвечает он, словно я спросила какую-то глупость.

– Потому что ты покупаешь большие пакеты, а их нужно готовить три с половиной – пять минут, – объясняю я.

– Знаю.

– Ну а твоя новая микроволновка, если нажать кнопку один раз, будет готовить попкорн всего две минуты. Это для пакетов поменьше, – добавляю я. – Так что тебе следует нажать кнопку дважды, чтобы установить нужную программу.

В трубке повисает тишина, затем я слышу тихое:

– Черт.

Только бы не рассмеяться. Его беспомощность, которая проявляется в неожиданные моменты, довольно забавна. Хотелось бы мне оказаться там.

– Ну, – говорит Пайк после короткого молчания, – тогда, думаю, пора тебя отпустить.

– Подожди, – выпаливаю я, останавливая его, затем замолкаю, не зная, как выразить свою мысль: – Можно кое о чем спросить?

– Да, пожалуй, можно.

Я облизываю губы в нерешительности. Мне не хочется обидеть его, но любопытство сильнее.

– А где все твои вещи?

– Что?

Я тяжело вздыхаю и объясняю.

– В доме лишь мебель и больше ничего. Словно ты в нем и не живешь. Почему?

На другом конце повисает тишина, и я задерживаю дыхание, боясь пропустить его ответ.

Может, я обидела его? Но мне этого не хотелось. Я просто поняла, что Пайк уже очень многое знает обо мне, и почти ничего не рассказал о себе. Ему известно, кто мои родители, что случилось с Коулом и моим другом, что мне нравится эпоха восьмидесятых, что я выросла без мамы и что изучаю в университете…

Но он все еще остается для меня загадкой.

– Прости, если обидела тебя своим вопросом, – так и не дождавшись ответа, говорю я. – У тебя прекрасный дом. Просто Коул как-то упомянул, что ты познакомился с его матерью еще в школе, где был звездой бейсбола. А значит, любишь спорт. И мне стало любопытно, почему нигде нет трофеев, плакатов или чего-то подобного. Нет даже фоток с Коулом, дисков с музыкой и книг… Ничего, что говорило бы о тебе или твоих интересах.

Пайк тяжело вздыхает, отчего у меня по шее начинает струиться холодный пот.

– Все это лежит в подвале, – признается он. – Наверно, я просто не нашел время, чтобы распаковать коробки после того, как переехал.

– А давно ты живешь в этом доме?

– Ну… – он замолкает, словно подсчитывая, – я купил его примерно лет десять назад.

Десять лет назад?

– Пайк… – говорю я, стараясь не рассмеяться.

Но, услышав его смешок, расплываюсь в улыбке и качаю головой.

– Звучит странно, да? – спрашивает он.

Что он еще ничего не распаковал? Очень странно.

Я переворачиваюсь на спину, не убирая руки из-под головы.

– Понимаю, с возрастом нам хочется избавиться от каких-то вещей. Но ведь с тех пор, как ты переехал сюда, твоя жизнь не остановилась, – говорю я. – Но в доме так и не появились личные вещи. Ни фотографий из мест, в которых ты бывал, ни безделушек, которые находил за эти годы…

– Да, знаю…

Пайк снова замолкает, затем вздыхает, и от этого звука по спине пробегают мурашки.

Хотелось бы мне сейчас увидеть его лицо, по голосу невозможно распознать все его эмоции. Я могу лишь представить, как он иногда опускает глаза, будто не хочет, чтобы кто-то знал, что он чувствует, или как кивает, словно боится, что кто-то осудит его за сказанное.

– Коул занял самое важное место в моей жизни, – наконец признается Пайк. – И в какой-то момент я понял, что уже не имеет значения, кто я и о чем мечтал.

Я отчасти понимаю его. Когда появляются дети, все свои надежды вы возлагаете на них. Поэтому ваша жизнь отходит на второй план, а на первый выходят их нужды. И я согласна с этим.

Но Коул уже взрослый, и Пайк давно живет сам по себе. Так на что он тратит свое свободное время?

– Мне бы хотелось увидеть, что ты прячешь в подвале, – говорю я. – Если ты когда-нибудь решишь распаковать те коробки, я с радостью помогу тебе.

– Нет, все в порядке.

Я хмурю брови от такого быстрого ответа.

– То есть ты даже не дашь мне посмотреть старые школьные альбомы, чтобы я убедилась, что вы с Коулом похожи как близнецы? – дразню я.

Он издает тихий смешок.

– Боже, ни за что. Не хочу вспоминать время, когда единственной важной вещью считал укладку волос.

Я ухмыляюсь, но он, конечно, этого не видит. Интересно, в старшей школе у него была постоянная девушка или он менял их словно перчатки, как делал Коул до меня?

Помню, он как-то сказал, что отец изменял матери, но почему-то до сих пор не верю в это.

– Дело в том, Джордан, что в молодости можно совершить очень глупые поступки. И мне не хочется вспоминать то время, – объясняет он. – А хочется двигаться дальше.

Вот только со стороны кажется, будто ты стоишь на месте.

– Тебе нужно добавить остроты в жизнь, – укоряю я. – Тебе нужна женщина.

– Конечно, а тебе пора вернуться к твоим друзьям, – парирует он.

Я смеюсь.

– Да ладно тебе.

– С чего ты решила, что у меня нет женщины, Джордан? – в его голосе слышится усмешка, и эти нотки пробирают меня до костей.

У меня тут же пересыхает во рту.

– Серьезно? – спрашиваю я.

На самом деле я просто пошутила. Зато теперь задумалась, буду ли чувствовать себя неуютно, если с нами под одной крышей появится вторая женщина. Я уже привыкла выполнять работу по дому и готовить большую часть времени. У нас с кухонным островком настоящая любовь. Уверена, что буду ревновать, если другая женщина прикоснется к нему.

– Ты не так давно меня знаешь, – продолжает он. – И у меня есть та, кто удовлетворяет мои потребности время от времени. В конце концов, я человек.

Внутри все переворачивается. Его потребности?

В голове тут же возникает образ, как он выглядит, когда удовлетворяет эти потребности.

Но я прогоняю эти мысли.

Внезапно в трубке раздается его смех.

– Шучу, – говорит он. – Да, время от времени я встречаюсь с кем-нибудь, но сейчас у меня никого нет. Не переживай, ты не столкнешься в доме с незнакомой женщиной.

– Или женщинами, – говорю я. – Верно?

Он усмехается, и я прекрасно представляю, какое у него выражение лица.

– Ты правда считаешь, что я могу встречаться одновременно с несколькими женщинами?

– Нет, тебе нравится проводить время одному.

– Именно.

На сердце теплеет, когда я осознаю, что была права. Мать Коула настраивала его против отца и поэтому наговорила всякого дерьма.

Меня так и тянет рассказать об этом Пайку, но если он вдруг упомянет эту ложь в разговоре с Коулом, то тот решит, что я предала его доверие. К тому же это смутит Пайка. Они – не моя семья, а значит, это не мое дело.

Зевок проверяет на прочность мой рот, и я издаю тихий стон оттого, что веки стали еще тяжелее.

– Ладно, не буду тебя задерживать, – говорит Пайк. – Повеселитесь там, хорошо? И будьте осторожнее.

– Так и сделаем. – Мои веки закрываются, но его голос все еще звучит в ушах. – Не забудь, нужно нажать кнопку дважды, – напоминаю я.

– Есть, мэм, – выпаливает он.

– До встречи.

– Спокойной ночи, Джордан, – через мгновение отвечает он.

А затем кладет трубку. Я опускаю телефон рядом и зеваю, даже не потрудившись вновь включить приложение с шумом вентилятора.

На моих губах все еще играет улыбка. Разве может тридцативосьмилетний мужчина не знать, как приготовить попкорн в микроволновке? Это же элементарно.

Мои веки тяжелеют, а сон затягивает в свои объятия, но я хихикаю, позабыв о Джее, Коуле, неудобстве бильярдного стола и о том, как, скорее всего, буду чувствовать себя утром. Все мысли заняты Пайком, его словами и тем, как звучал его голос, когда он сказал мне: «Спокойной ночи, Джордан». От этой интонации по рукам все еще бегают мурашки.

И вот уже третью ночь на этой неделе именно с ним я разговариваю перед сном.

На следующее утро я с удивлением обнаруживаю, что встал первым. Обычно к тому времени, как я спускаюсь, Джордан уже просыпается и принимает душ или работает за ноутбуком, поэтому сейчас дом кажется пустым. Открыв входную дверь, замечаю, что машины Коула тоже нет на подъездной дорожке.

Сегодня воскресенье. Видимо, он еще не проснулся. Неужели они не вернулись домой ночью?

Привожу себя в порядок и завтракаю, но, когда время близится к десяти, мне уже хочется приступить к работе: отправиться в общую ванную, вынести старую ванну и отбить плитку с пола – но от этого будет много шума. Поэтому я стучу в дверь их спальни, чтобы убедиться, что ребят там нет. А когда никто не отвечает, приоткрываю дверь и заглядываю внутрь.

Комната пуста, кровать застелена. Думаю, они вчера остались ночевать у друзей. Так что, закрыв дверь, приступаю к работе.

– Привет, – зайдя на кухню час спустя, говорит Коул.

Я хватаю содовую, закрываю холодильник и поворачиваюсь к нему.

Вид у сына помятый, волосы спутаны, а глаза красные.

– Привет. – Я указываю на шкафчик слева. – Аспирин там. Выпей побольше воды и прими душ. А потом поможешь мне с ванной.

Он кивает, но при этом выглядит так, будто его сейчас стошнит. Кожа Коула зеленовато-желтого оттенка, и мне действительно жаль его. Я совершенно не скучаю по подобным ощущениям.

– Ты много пьешь, – замечаю я.

Он игнорирует меня и, прошаркав к шкафчику, достает аспирин.

– Ты слишком много пьешь, – я продолжаю упорствовать.

Коул по-прежнему молчит, но, судя по тому, как сжимает челюсти, сын меня услышал. Хочу, чтобы он поговорил со мной. Да я даже согласен на ссору, потому что это лучше, чем ничего. Мне хочется, чтобы он рассказал о своей жизни и работе. О друге, которого потерял. Я не должен узнавать о подобном от Джордан.

Мне следовало посильнее надавить на него, когда он начал закрываться от меня. Но я и тогда знал, кого винить за появившуюся стену между нами.

– Я всегда по-доброму относился к твоей матери.

Сын шмыгает носом и делает еще один глоток воды, все так же не глядя на меня.

Он верит ей. И еще не готов меня выслушать. Но и я не собираюсь отступать.

– Я много работал, чтобы поддерживать вас, и оставался верен. – Я смотрю на него сверху вниз. – Можешь спросить меня о чем угодно. Я не стану тебе врать.

Но Коул лишь качает головой, допивает воду и ставит стакан на стол.

– Мне нужно принять душ.

Он поворачивается, чтобы уйти, но я не собираюсь его так легко отпускать.

– Разве я хоть раз отказал тебе в том, о чем ты меня просил? – интересуюсь я.

Он останавливается, но не оборачивается.

Каждый раз, когда ему требовались деньги, я давал. Если сын хотел куда-нибудь съездить, я все организовывал. Куда бы он ни собирался и что бы ни хотел посмотреть, будь то урок карате или просто прогулка вдвоем, я тут же оказывался рядом. Боль пронзает сердце, когда я смотрю ему в спину. Я был хорошим отцом. Когда он хотел быть со мной.