— Что. Это. Такое?

— Это наша елка, — рассмеялась Элис, откладывая попкорн и устремляясь к нему с поцелуем.

— Но что это за хлам на ней?

— Это наши украшения. — Элис говорила медленно, словно обращалась к ребенку.

— Нет. — Джо качал головой, пока она пыталась понять смысл происходящего. — Нет.

Теперь-то Элис все понимает.

Джо снял с елки все украшения, а на следующий день принес новые. Сказал, что все должно быть белым, иначе он вообще отказывался ставить елку. Белые стеклянные шары, самые дорогие, крошечные белые фонарики, белые бархатные бантики как дань традиции. Теперь их елку венчала серебристая пирамида.

Прежние рождественские ощущения так и не вернулись, хотя сейчас, глядя на двенадцатифутовую норвежскую красавицу, холодно мерцающую в холле, Элис вынуждена признать, что елка, пусть и не такая праздничная и уютная, все-таки производит впечатление.

Да что там говорить, весь их дом производит впечатление, хотя Элис уже не замечает этого. Они наняли архитектора-модерниста, который славился своим минималистским стилем, и его усилиями бывшая авторемонтная мастерская, специализировавшаяся на переоборудовании автомобилей «винтаж», превратилась в дизайнерскую обитель.

Полы из известняка и стеклянные потолки. Арматура из нержавеющей стали и современная мебель строгих форм, всех оттенков кофе с молоком, никаких четких цветов. И еще этот гигантский холл, высотой в два этажа, способный приютить рождественскую ель наподобие той, что выставляют на Трафальгарской площади.


Элис поднимается наверх в просторную кухню и включает чайник («Алесси»), чтобы приготовить себе чашку чая. Сегодня пятая годовщина их свадьбы, и они собираются поужинать в «Нобу» — любимом ресторане Джо. Она бросает взгляд на циферблат часов на микроволновой печи — шесть часов четырнадцать минут. Столик заказан на половину девятого вечера, но она уже усвоила заповедь — непременно опаздывать минут на двадцать, и даже при этом она приезжает раньше Джо.

Элис привыкла к тому, что в рестораны, на вечеринки и другие торжества ей приходится ходить одной. Она уже в совершенстве владела искусством светской беседы, научилась безмятежно улыбаться, маскируя дискомфорт и неловкость.

Джо либо опаздывал, либо не приходил вовсе. Поначалу Элис пыталась отменять визиты, если вдруг Джо объявлял о том, что не сможет составить ей компанию. Но теперь у нее слишком много обязательств, договоренностей, и надоело придумывать отговорки. Если Джо в Лондоне и просто задерживается на работе, она знает, что он обязательно появится, со съехавшим набок галстуком, мыслями витающий где-то далеко. И Элис, когда-то воспринимавшая его грубость и неуважение как личное оскорбление, научилась мириться и с этим, хотя счастливой себя при этом не чувствовала.

Не такой представляла себе она взрослую жизнь. И не о таком замужестве мечтала. И Джо оказался вовсе не тем рыцарем в сияющих латах, о котором грезила юная Элис.

Она ненавидит сидеть в ресторане в одиночестве, чувствуя на себе любопытные взгляды окружающих (я не одинокая, так и хочется ей крикнуть, мой муж будет через минуту). И все-таки она мирится с этим, потому что какая-то частичка ее до сих пор ликует от радости, завидев входящего в зал Джо, и тогда она принимается играть роль жены, притворяясь, что она такая же, как и все вокруг, и вновь испытывая волнение от влечения к этому мужчине.

Итак, сегодня, в годовщину их свадьбы, Джо опять опоздает. Он может позвонить заранее, чтобы извиниться, а может и не позвонить. Но Элис не сомневается в том, что он обязательно явится с роскошным букетом и изысканным подарком — скорее всего это будет очередное ювелирное украшение, — и она захлебнется от восхищения, хотя шкатулка уже ломится от драгоценностей, которые ей в общем-то ни к чему.

С куда большим удовольствием Элис променяла бы свои драгоценности на время, проведенное с мужем. Она так мечтала о совместной жизни, но вынуждена признать, что сейчас чувствует себя гораздо более одинокой, чем когда-либо. По крайней мере, до замужества у нее была своя работа, была Эмили. А сейчас она готовит угощения только для деловых партнеров и случайных приятелей Джо, а Эмили так занята своей холостой жизнью, что встречи с ней становятся все более редкими.

Элис поднимается с чаем наверх и включает воду в ванной, присаживаясь на краешек ванны и устремляя взгляд на свое отражение в зеркале напротив, и опять ловит себя на том, что видит перед собой совершенно незнакомого человека.

За эти годы не раз случалось так, что на светских раутах она сталкивалась со своими бывшими клиентами. И никто из них так и не узнал ее.

Бывало, что в разговоре с ними Элис упоминала о том, что когда-то была хозяйкой фирмы по обслуживанию банкетов, и ее собеседники удивлялись: «В самом деле? И как называлась ваша фирма?», потому что эти люди пользовались услугами таких фирм регулярно. Когда она называла им свою компанию, они делали вид, что вспоминали: «О да. Кажется, мы когда-то приглашали эту фирму». Они даже не догадывались о том, что Элис прекрасно знает их кухни, знает содержимое их кухонных шкафчиков и холодильников, марку кухонных полотенец, которыми они пользуются.

«Впрочем, с чего бы им узнавать ее», — думает Элис, отхлебывая чай, вспоминая себя в молодости. Давно покончено с жидкими прядями мышиного цвета. Нет больше бледной, без следов макияжа кожи. Она оглядывает свои ноги, которые в узких брюках от «Гуччи» кажутся еще более длинными и стройными, вытягивает пальцы рук, любуясь короткими ногтями квадратной формы с изысканным французским маникюром, потом поднимается и приближает лицо к зеркалу, чтобы рассмотреть свое отражение.

Ее волосы теперь ложатся ровными прядями, а некогда мышиный цвет замаскирован всеми оттенками меда и карамели; кожа слегка загорелая, макияж умелый и еле заметный, и все это дополняется экстравагантной одеждой. Теперь она носит лучшее из лучшего, даже при том, что испытывает патологическую ненависть к высоким каблукам. А в обуженных пиджачках, которые так нравятся Джо, чувствует себя индюшкой со связанными крылышками.

Любимые старые джинсы «Левис» до сих пор хранятся в ее шкафу, но Элис их уже не носит. Иногда примеряет, словно напоминая себе о том, какой была когда-то, но сейчас джинсы настолько ей велики, что их можно надеть и снять, не расстегивая молнию.

Джинсы, которые она носит сегодня, хотя это и бывает очень редко, исключительно марок «Иерл» или «Дизель». Из темной джинсовой ткани, низко посаженные на бедрах, они смотрятся сексуально с остроносыми сапогами. Элис носит их с тонкими шифоновыми топами от «Альберта Ферретти», а сверху накидывает меховое манто с огромным лисьим воротником. Эти наряды словно созданы для того, чтобы подтвердить их с Джо репутацию лондонских модников. В них они выглядят лет на десять моложе, и это особенно актуально, когда они отправляются на вечеринки в «Хаш», «Хоум Хаус» или клуб «Кей».

Впрочем, Элис и без того выглядит моложе своего возраста, тем более что эта проблема ее совсем не волнует. Она никогда не была фанаткой моды, да и теперь вполне равнодушна к нарядам, но она знает, что должна играть отведенную ей роль, и делает это превосходно. Для нее не составляет никакого труда войти в тот или иной образ.

Раньше еще случалось так, что по утрам Элис выходила к завтраку в одном из своих старых мешковатых свитеров, но Джо приучил ее всегда выглядеть безупречно, даже если ей нужно выбежать в магазин за молоком, потому что никогда не знаешь, с кем можно столкнуться на улице. Элис все равно, с кем она столкнется на улице, ей все равно, как она при этом выглядит, но ей хочется сделать Джо приятное, и, если ему доставляет удовольствие видеть ее идеально ухоженной, она готова выглядеть на «все сто» двадцать четыре часа в сутки.

На ночь Элис надевает изысканные шелковые сорочки с пеньюаром в тон и кашемировые шлепанцы от «Лоро Пиана». Правда, в ее гардеробе еще хранится парочка фланелевых пижам из далекого прошлого, и, когда Джо не бывает дома, она надевает одну из них и запрыгивает в постель, с пультом телевизора в одной руке и густо намазанным маслом и медом тостом в другой. (Джо не разрешает завтракать в постели: не дай Бог, на простынях останутся крошки.)

Раздается резкий телефонный звонок, который заставляет ее выпорхнуть из ванной, и сердце замирает, когда она видит высветившийся на дисплее номер мобильного телефона Джо.

— Ты задерживаешься, я угадала? — Голос ее звучит бесстрастно.

— О дорогая, мне очень жаль. Я застрял на этом чертовом совещании, и… — голос его становится тише, — я сказал им, что у меня сегодня годовщина свадьбы, но работа есть работа. Будем надеяться, что это ненадолго. Я просто хотел, чтобы ты перенесла заказ на девять. К этому времени я точно буду.

— Джо, это ведь наша годовщина. Почему именно сегодня вечером у тебя дела? Почему ты все время работаешь? — Элис не удается сдержать гнев. Их споры всегда об одном и том же: его работа, его командировки, его отсутствие.

— Что ты от меня хочешь? — шипит он обычно. — Чтобы я бросил работу? Тогда нам придется продать дом, изменить образ жизни. Ты этого хочешь? Хочешь сидеть без денег? Прекрасно. Скажи только слово — и я уйду с работы.

Или его любимое: «Ты же знаешь, я делаю это ради тебя».

— Ты думаешь, мне нравятся эти командировки? — время от времени восклицает он. — Думаешь, мне приятно вставать в четыре утра и мчаться в аэропорт, а потом бегать со встречи на встречу, скучая по тебе и мечтая только о том, чтобы побыть дома? Думаешь, мне доставляет удовольствие скитаться по отелям, без друзей, без семьи, ходить с одного скучного делового обеда на другой?

«Я не дура, — думает Элис. — Я все знаю про твои командировки. Знаю про большой черный «Мерседес» с плюшевым салоном, который отвозит тебя в Хитроу. Знаю про твои полеты в первом классе и про золотую карточку от «Бритиш Эрвейз». Знаю, в каких отелях ты останавливаешься — «Фор Сизонз», и никак не меньше. Знаю про твои деловые обеды с шестью сменами блюд, редкими изысканными винами, кубинскими сигарами и уникальными портвейнами. Да все мне известно, черт возьми!»

Иногда Элис ловит его на слове и отвечает: «Да. Именно этого я и хочу. Я мечтаю продать этот идиотский дом, похожий на музей, мечтаю изменить наш образ жизни. Думаешь, я держусь за весь этот хлам? Да мне плевать на него, я бы хотела жить в маленьком домике в пригороде Лондона. Так что, давай. Уходи. Уходи с этой проклятой работы».

— Прекрасно! — взрывается он. — Завтра же увольняюсь, — и, как правило, это последнее, что она слышит от него до следующей перепалки.

И вот сейчас в телефонной трубке слышно, как Джо тяжело вздыхает и, понижая голос, произносит:

— Элис, я не хочу сейчас спорить с тобой. Я на совещании, и оно продлится немного дольше того, что я планировал. Я не собираюсь выяснять отношения в день нашей годовщины. — Голос его строгий, и Элис чувствует, что у нее нет сил бороться.

— Пожалуйста, приди хотя бы к девяти, — сдается она.

— Извини, дорогая. — В его голосе явственно слышится облегчение. Облегчение оттого, что Элис не злится. — Обещаю тебе, что буду к девяти, и сделаю это ради тебя.

Элис вздыхает. Что ей остается?

— Увидимся в девять. Я лю… — Она замолкает на полуслове. Телефон уже давно молчит.

Она откидывается на подушки и устремляет взгляд на фотографии, что висят на противоположной стене. Три фотографии, черно-белые, на которых Джо и Элис выглядят самыми счастливыми на этой земле. Эти снимки могли бы сгодиться в качестве рекламы для Кэлвина Кляйна, настолько идеальной кажется эта влюбленная пара. Элис хорошо помнит тот день. Фотограф все сильнее нервничал от того, что Джо опаздывал на съемку, а Элис пыталась утешить его, рассмешить. Когда Джо наконец прибыл, в распоряжении фотографа оставалось всего пять минут, чтобы успеть на следующую съемку (для «Вог» — поэтому об опоздании не могло быть и речи). Элис и Джо были удивлены тем, как удалось фотографу за столь короткое время сделать такие красивые снимки.

Вот Элис смотрит прямо в камеру, в глазах ее легкая грусть, и вся она задумчива, печальна и очень красива. А вот Джо целует Элис в лоб, извиняясь за опоздание, его профиль в тени, а ее профиль ярко высвечен. Или вот Джо обнимает Элис, крепко прижимая к себе своими сильными руками, положив подбородок ей на плечо, и на лице его играет улыбка, а в ее глазах смех и любовь.

Эти фотографии были сделаны три года назад, но кажется, что с тех пор прошла вечность. Что же случилось с ними за эти три года? Куда исчезли смех и близость?


В три минуты десятого (разумеется, в «Нобу» пошли навстречу и перенесли заказ на девять — в конце концов, Джо Чамберс — один из самых уважаемых клиентов), перепрыгивая через три ступеньки, в ресторане появляется Джо. Он прямиком направляется к столику, где ожидает его Элис, и, нежно приподнимая ей волосы, наклоняется, чтобы поцеловать в щеку.