Лина Мур - Империя наших надежд

– Мира, если ты не уйдёшь, то я не смогу… не убивай нашу любовь. Жди меня… сделай вид, что ничего не видела… играй… я вернусь… уходи… мне больно смотреть на тебя… уходи… Я отключусь, пожалуйста…

Его глаза закатываются от боли, а я вою и скулю, целуя его в губы.

– Я буду ждать… всегда буду ждать…

Это так сложно взять и уйти, когда ему плохо. Отвернуться и уйти… я не могу. Отползаю, смотря полными слёз глазами на распростёртое тело Рафаэля, и не в силах отвести взгляда.

– Я отомщу ему. И не физически, а морально. Он сдохнет один, и никого не будет рядом. Клянусь, я никогда его не прощу за это… никогда, – тихо произношу, выбираясь из номера. Закрываю дверь, не зная, что меня ждёт теперь дальше без Рафаэля, и что будет с ним.

Поднимаюсь на ноги, и мой разум словно замерзает. Я машинально вхожу в свой номер, закрываю дверь и направляюсь в ванную. Смываю с рук и лица кровь, беру свой чемодан и выхожу из номера. Я прохожу мимо номера Рафаэля, словно ничего не случилось. Спускаюсь вниз и сдаю номер.

– Эмира, остановись, – раздаётся грозный голос за спиной.

Моё сердце никак не реагирует на это. Я поворачиваюсь к отцу и с такой лютой ненавистью смотрю в его спокойные глаза.

– Я не намерена с тобой разговаривать. Я жду Рафаэля, и мы выезжаем обратно в тюрьму, в которой ты меня запер, – сухо отвечаю.

– Я тоже не намерен поощрять тебя и твоё поведение в данный момент. Рафаэль не поедет с тобой. Теперь ты добилась своего, больше его не увидишь, – он ещё и улыбается. Чёрт, мне безумно противно быть в родстве с этим человеком.

– Почему? Где Рафаэль?

– Для тебя его больше не существует. И мне крайне неприятно знать, что ты опустилась до уровня улиц. Отмойся, Эмира, от тебя воняет грязью этого подонка.

Люди вокруг охают, слыша его слова, а я лишь в который раз убеждаюсь, что верно выбрала любовь в своей жизни.

– Я буду танцевать на твоей могиле. Я буду молиться каждый день, чтобы ты сдох в самых ужасных условиях и муках. Я желаю тебе смерти и той боли, которую ты причинил мне. Я уже даже не ненавижу тебя. Ты мразь, кусок дерьма, и мне насрать на тебя и на твои приказы. Пошёл ты в задницу, папочка. Если от кого и воняет падалью, так это только от тебя. А от меня пахнет любовью, о которой ты никогда не узнаешь.

Меня не волнует, что он сделает со мной после этого. Меня уже ничто не волнует, потому что моё, обливающееся кровью, сердце осталось там, в том номере, где я оставила полуживого любимого, избитого по приказу этого ублюдка, который смеет называть меня своей дочерью. Никогда. Это моя личная война, и теперь у меня есть цель, чтобы наказать его так, как никто его не наказывал никогда в жизни. Если, не дай бог, Рафаэль умрёт, то отец будет жалеть о том, что когда-то я появилась на свет.

– Эй, ты как? – На мои плечи ложится плед, и я поворачиваюсь в ночи к Сиен, вышедшей на веранду.

– Плохо, – тихо отвечаю ей.

– Никаких новостей?

– Нет. Уже неделя прошла, и ничего. Я даже не знаю, жив ли он, – и снова в моих глазах в который раз за все эти долгие одинокие дни скапливаются слёзы.

– Жив, конечно, жив, – подруга приобнимает меня за плечи.

– Он был в ужасном состоянии, и мне так стыдно за то, что послушала его. Я должна была убить отца. Хоть что-то сделать, а не ныть. Я…

– Мира, ты была в шоке. На тебя в последнее время свалилось много жестокости, и наблюдать за тем, как на твоих глазах пытаются убить тех, кто тебе дорог… И ты не должна винить себя, понимаешь? Рафаэль сам просил об этом. И он был прав. Если бы твой отец узнал о том, что ты это видела и слышала, то он бы сделал с ним что-то похлеще, – успокаивает меня она, но ей не удаётся.

Я постоянно мысленно проигрываю эту сцену и нахожу миллион вариантов остановить их. Я трусиха. Я ненавижу себя за то, что чётко исполнила просьбу Рафаэля, а теперь вот стою и не могу уснуть. Меня разрывает на части, и я каждый день пытаюсь жить дальше, а это неимоверно сложно.

– Пойдём. Ты простудишься. Я принесу тебе чай с ромашкой, – Сиен уводит меня обратно в дом и помогает дойти до моей комнаты.

А им здесь пахнет. Каждый уголок моей спальни пахнет Рафаэлем. Я забрала всю его одежду себе. Сюда. Белч стал главой братства после сообщения месье Леду о том, что Рафаэль Лоф перевёлся в другой университет в Америке. По новым правилам, именно директор назначает главу до нового учебного года, если глава сообщества неожиданно уходит с поста. Но я-то, как и Сиен, как и Белч, которым я всё рассказала, знаю, что это ложь. Он в больнице или в уже в земле. А самое страшное, что я даже не имею понятия, бьётся ли до сих пор его сердце. Я хочу верить в это. Порой мне даже кажется, что Рафаэль вот-вот войдёт в мою комнату и улыбнётся, скажет какую-то шутку, и я рассмеюсь.

Мне так плохо без него. Если бы я знала, что он в порядке, хотя бы это, то мне было бы немного легче. Главное, чтобы жил, а остальное… придёт время. Я выберусь из этой тюрьмы и наглядно продемонстрирую отцу то, чему он заставил меня научиться.

– Мира, когда мы будем украшать дом и ставить ёлку?

Прохожу мимо девушек, ожидающих от меня разрешения, и игнорирую их. Какая ёлка, когда у меня внутри похороны?

Направляюсь на занятия и словно со стороны смотрю на студентов, продолжающих улыбаться, смеяться и любить друг друга. Я завидую им. Безумно. Они все живы, благодаря Рафаэлю. А сам он… нет.

Я не могу спать и нормально есть. Я не могу жить и каждую свободную минуту, оказываясь наедине с собой, вижу его лицо всё в крови. Слышу его низкий, сорвавшийся голос, уверяющий меня в том, чтобы я ушла от него, попросту бросила его одного умирать. Мне так стыдно за это. Я виню себя во всём и не в силах остановиться. С каждым днём всё хуже и хуже.

– Мира, ты должна поспать. Хотя бы немного отдохнуть. Выпей, – Сиен не сдаётся и предлагает мне снотворное.

Поднимаю на неё голову и откладываю фотографию Рафаэля, порванную моей пулей.

– Я всё понимаю. Если ты думаешь, что я не переживаю, то это не так. Но вряд ли Рафаэлю понравилось бы то, что ты делаешь с собой. Он точно был бы недоволен тем, как ты страдаешь и изводишь себя. Он жив, Мира. Если бы это было не так, то ты бы это почувствовала. Такие вещи ощущаются. Так говорят. Между любящими существует невидимая нить, и когда она обрывается, то сердце сразу обо всём узнаёт. А что говорит сейчас твоё? – Подруга опускается передо мной на колени и берёт мои руки в свои.

– Оно ноет. Оно не может биться ровно. Оно болит, – шепчу я.

– Но не скорбит, верно? Рафаэль сильный, и у него есть причина, чтобы выжить. Поэтому и ты должна делать то же самое. Он же всё чувствует наравне с тобой, и твоё состояние точно не поможет ему выкарабкаться, – и я так хочу верить Сиен. Очень хочу. Её слова слабо, но действуют на меня.

– А если ты себя изведёшь, то как найдёшь его потом, Мира? У тебя попросту не будет сил, чтобы это сделать. Так что ты, как никогда, должна сейчас набираться сил и желания встретиться с ним, чтобы однажды это случилось. Ваша любовь – это война двух сторон, а ты в данный момент тормозишь возможность ускорить это время, – да, она права. Я сдалась. Я опустила руки и горевала, не понимая того, что только от меня зависит – смогу ли я отыскать его в Азии или хотя бы его могилу, или же стану той, какой хотел видеть меня отец.

– Дай мне чай, – киваю я.

– Вот и отлично. Это правильное решение, – улыбается Сиен и вкладывает мне в руки таблетку и кружку.

Бросаю в рот снотворное и быстро запиваю его.

Моему отцу не удастся выиграть. Он не победит. Он не добьётся того, чтобы я превратилась в ту жестокую и бесчувственную куклу, которую желает видеть рядом с собой. Никогда.

Впервые за две недели, прошедшие с того вечера, я засыпаю нормально. Без сновидений. Без чувства вины. Без слёз. Без истерики. Без боли.

Следующие дни похожи один на другой. Начинаются зачёты и экзамены. Утро. Завтрак. Сдача предметов и тесты. Вечер. Ужин. Поцелуи его фотографии. Таблетка. Сон.

Три дня. Три бессмысленных дня.

Но в эту ночь что-то не так. Таблетка не помогает. Сиен уже заснула рядом со мной, пока я притворялась спящей. У меня сердце не на месте. Словно дышать трудно. Меня тошнит.

Осторожно выбираюсь из постели и подхожу к окну. Расхаживаю по комнате и замираю, когда мой мобильный тихо вибрирует. Сначала я думаю, что мне это кажется, потому что он молчал всё это время. Сиен не пишет сообщений, потому что постоянно старается находиться рядом со мной, как и Белч. Парень уходит к себе, только чтобы поспать или посетить занятия, а остальное время старается придумать какие-то занятия для нас или же как-то развеселить.

Медленно подхожу к тумбочке и включаю свет.

– Мира? Мира, что случилось? – Звонок будит Сиен. Она подскакивает на постели, сонно растирая глаза.

Не отвечая ей, беру мобильный и вижу сообщение с непонятного и незнакомого номера. Щёлкаю по нему.

«Мон шер».

Два слова. Два слова, от которых частота моего сердцебиения резко подскакивает. Слёзы моментально наполняют глаза. Два слова, кодовых слова, говорящих о том, что Рафаэль жив, и с ним всё хорошо.

– Мира! Чёрт, что там? – Сиен перехватывает телефон у меня из рук, а я падаю на постель, улыбаясь так счастливо, как не улыбалась за последнее время ни разу.

Она бегает взглядом по сообщению и толкает меня в плечо, разворачивая к себе.

– И что это значит?

– Всё… всё хорошо с ним. Он жив, Сиен. Он в порядке, – стараясь унять слёзы, шепчу я, но не могу. Столько дней в невероятно сильном напряжении. Это даже хуже, чем думать о том, что Рафаэль больше не любит меня. И теперь получить от него сообщение с одноразового номера, да плевать откуда, это невероятно.

– Это я, Белч. Рафаэль написал. Он жив, с ним всё хорошо!

– Как какой Рафаэль? Проснись, придурок! Наш Рафаэль! – Возмущённо кричит Сиен в телефонную трубку. Белч, вероятно, спал и не сразу понимает, что ему говорят, но потом я слышу его громкий голос и просьбу отвалить на несколько часов, чтобы он мог всё же выспаться.

– Мира, всё хорошо. Видишь, я тебе говорила, что он в порядке, – обращается Сиен ко мне.

– Да, в порядке. Теперь осталось так мало, верно? Всего два года и несколько месяцев до того момента, когда я смогу быть свободной и найти его. Всего каких-то два года, – шепчу я.

– Ага, очень мало. Они быстро пролетят, ведь, главное, он жив и тоже будет искать варианты, – быстро кивает Сиен, но я знаю, что мои слова глупы и ответ её не меньше. Два года – это приличный срок, и он будет довольно долгим. Но смысл моей жизни не потерян, ради этого стоит потерпеть.

– Мы должны украсить дом, – решительно произношу я, поднимаясь с кровати.

– Мира, начало четвёртого утра. Какие украшения? – Изумляется Сиен.

– Рождество через несколько дней, и наш дом единственный, который не украшен гирляндами. Пусть будет праздник. Пусть хотя бы так я отпраздную его жизнь. Одевайся и пошли. Надо разбудить девочек и парней, чтобы они помогли нам. Все гирлянды лежат в кладовой главного здания, ёлка и игрушки у нас в подвале. А также там и фигуры, которые я купила летом для Рождества. Двигай задницей, Сиен, скоро праздник! – Крича, натягиваю угги и набрасываю на себя халат.

Вылетаю из комнаты и шумно спускаюсь вниз. Распахивая поочерёдно шкафчики на кухне, беру кастрюлю и половник.

– Подъём, сёстры, пришло время ставить ёлку! – Стучу половником по кастрюле, проходя мимо спален на первом этаже. Вхожу в каждую комнату и бужу девочек, полностью сбитых с толку. Они сонно возмущаются, одеваясь и выходя из своих комнат.

– Доставайте всё из подвала, а я пошла за ребятами, – говорю Сиен, стоящей на лестнице и наблюдающей за едва проснувшимися сёстрами.

Выбегаю на улицу и несусь в дом братства. Мне даже не холодно, я так счастлива, что Рафаэль сумел найти вариант написать мне и сообщить о том, что наше общее сердце до сих пор бьётся.

Расхаживая по дому братства, стучу половником по кастрюле, и парни вылезают из своих комнат, недоумённо таращась на меня.

– Нам нужна ваша помощь, Белч. Нам сейчас же необходимо украсить фасад дома и всю улицу, что вы не смогли без меня сделать, и поэтому наша территория выглядит унылой и абсолютно не праздничной, – громко произношу я.

– Мира, это нельзя сделать утром или после обеда? – Стонет он, потирая лицо.

– Нет, но обещаю для вас горячий чай, шоколад и сытный завтрак в нашем доме, – расплываюсь в улыбке под общий стон парней.

– Ты двинутая, Мира. Серьёзно, ты самый двинутый человек в этом мире, – недовольно бурчит Белч и отдаёт приказ парням одеваться теплее.

Возвращаюсь в дом и отмечаю, что девочки уже достали коробку с ёлкой и несут игрушки. Говорю им о том, что к нам придут завтракать ребята из «Альфы», получая в ответ сумасшедший и ненормальный визг, и все они разбегаются, бросая свои дела и коробки, чтобы привести себя в подобающий вид. Закатываю глаза и хватаю с вешалки куртку, надевая её на себя.