Фабио Воло - Импровизация на тему любви

— Ну что же, волосы на лобке — это достойная причина для потери веры. Как бы то ни было, в твоем случае речь идет о маловерии, по-гречески — oligopistia: несостоятельная, короткая вера.

Я со странным удивлением посмотрел на нее.

— Хорошо, я закругляюсь, а то у тебя от напряжения кровь сейчас из носа пойдет. Идем выпьем кофе.

Вечером мы ужинали дома, после ужина я, остался ночевать у нее. Первая ночь в постели с моей женой. Мы общались, целовались, гладили друг друга, ласкали, но я так и не вошел в нее. Мы только дарили друг другу ласку и нежность. Мы так и заснули в объятиях друг друга.

Утром я шутливо сказал ей:

— Видно, это правда, что после свадьбы перестают трахаться.

Оставалось всего несколько дней до приближающейся разлуки. Нас, как и Золушку, ожидало скорое окончание бала, как и всей сказки.

 

На следующее утро, когда я провожал Микелу на работу, мы увидели засыпанную снегом Барроу-стрит. Для нас стало полной неожиданностью в солнечный апрельский день оказаться вблизи улицы, занесенной снегом. Барроу-стрит — это обсаженная деревьями короткая улочка с невысокими домами, сложенными из красного кирпича. Когда я бывал в этом районе, мне нравилось гулять тут. Из окон Гринвичской музыкальной школы всегда доносились звуки музыки. В основном играли на фортепиано.

Снег лежал на тротуарах, на крышах машин, на ветках деревьев. По улице проходили люди, одетые по-зимнему. Эго было красиво, сюрреалистично, в духе фильмов Феллини.

Мы подошли поближе, но пройти дальше не смогли. Поперек улицы стояло ограждение.

— Можно пройтись по снегу?

— Нет, извините, но это невозможно. Вам даже нельзя здесь останавливаться.

Почти сразу же раздался голос из мегафона:

— Мотор!

— Вам придется отойти в сторону.

Шли съемки фильма. Один прохожий сказал, что видел Винсента Галло, который обычно снимается в боевиках.

— Жаль, что нам не разрешили пройти по улице, я бы мог оставить для тебя на снегу отпечаток ангела, — обратился я к Микеле.

— Да, только мне пришлось бы помочь тебе подняться, иначе на снегу останется след от рук.

Меня поразил ее ответ. Я бы моментально женился, если бы не был женат на ней.

Мы зашли выпить кофе в бар на Воверли-плейс. Там была приятная обстановка, но мы предпочли сесть на улице. Кофе был отличный, а печенье с фундуком — просто объедение.

До конца нашего союза оставалось всего ничего.

— Сделай мне эксклюзивный подарок, — сказала Микела.

— Подарок? Какой?

— Ну, например, расскажи, что ты такого сделал, о чем никому никогда не рассказывал.

— Сразу трудно ответить… дай подумать.

— Но это должно быть то, в чем ты на самом деле никому не признавался.

Я немного поколебался, а потом решил выложить ей свою историю. Вспомнил я ее быстро, но она казалась мне довольно глупой.

— Знаешь, многие годы я стыдился того, что сделал… И я действительно никому не признался в этом. Даже на исповеди у священника. Это случилось, когда мне было около девяти лет…

— И что же ты мог натворить в столь юном возрасте? Признаться, я думала услышать какую-нибудь пикантную историю, но если ты никому об этом не рассказывал, то уж ладно, освободим ребенка, который сидит в тебе, от мук совести. Давай рассказывай.

— Однажды отец моего товарища пришел во двор, где мы играли, и принес ему красивую машину с пультом управления. Мой товарищ был счастлив. Он бросился к отцу, они обнялись, а потом стали играть вместе. Я стоял и смотрел на них. Я испытывал зависть и ревность. И к машине, и к тому, что у него есть отец. Я никогда не забуду, как они обнимались. Потом его отец ушел, а мы с товарищем остались играть, но он не давал мне машину в руки. Потом согласился — только на одно мгновение, всего на несколько секунд, уж точно меньше минуты. Он разрешил мне нажать на кнопку, но пульт из рук не выпускал. Он держал его крепко, как может держать только ребенок. Вокруг машины все и завертелось. Она стала символом нашего отчуждения, возникшей между нами разницы. Он приносил ее и на следующий день, и потом, и в другие дни. Он не расставался со своей новой игрушкой. Однажды я вышел во двор и увидел, что машина стоит без присмотра. Не знаю, что на меня нашло, но я схватил ее и убежал со двора. Я прибежал на пустырь, камнем разбил игрушку, а обломки выбросил в густую высокую траву рядом с фонарным столбом. Когда я вернулся назад, мой друг рыдал, Я смотрел на него и испытывал счастье. Я был рад, что ему плохо. Мне даже сейчас стыдно, когда я рассказываю об этом. В какой-то момент мой взгляд встретился с его взглядом: глаза у него опухли, в них стояли слезы, и мне показалось: он догадался, что это сделал я, но прежде всего он догадался, что я рад его горю…. Несколько дней спустя, во время ссоры, он действительно сказал мне: «Я знаю, что это ты взял мою машину. Жулик!» Впервые мы с ним подрались. Мы все равно остались друзьями и об этом случае больше не вспоминали, даже когда стали взрослыми. Видишь, обычная фигня, но…

— Бедный мальчик… — сказала Микела и поцеловала меня.

— А ты сделала что-то такое, за что тебе стыдно, о чем ты никому не рассказывала?

— Если хочешь, я тебе расскажу один случай… Но мне не очень-то стыдно за то, что произошло, даже больше — ни капельки не стыдно. Только об этом никто не знает, за исключением меня и еще одною человека.

— Ну, если ты никому об этом не говорила, то давай начинай.

— Когда мне было двадцать лет, я с моим женихом и его приятелями — молодой парой — поехала отдыхать. На двадцать дней мы сняли дом на море в Сардинии. С третьего дня нашего отдыха и до конца поездки я изменяла своему жениху с девушкой.

— Как с девушкой?. с Вероникой?

— Ты помнишь ее имя?

— Но ты мне сказала, что пошутила.

— Я не могла так просто сказать тебе об этом. В общем, ни у нее, ни у меня не было опыта таких отношений, она не была лесбиянкой, но что-то притягивало нас друг к другу. Она была очень красивая. Вплоть до того дня, не считая глупых поцелуев с подружками в лицее, я никогда не думала, что буду заниматься любовью с женщиной. Как-то вечером мы были одни в комнате и готовились к выходу на вечернюю прогулку. Мы мазали себя кремом, помогали друг другу одеваться и неожиданно поцеловались. Мы сразу же почувствовали: что-то пробежало между нами. До нашей поездки я видела ее мельком пару раз, и у меня и мыслей никаких не было на ее счет, а тут, едва мы только прикоснулись друг к другу, нас словно током ударило. После этого поцелуя в комнате мы с ней целовались в туалетах ресторана и дискотек. На другой день мы постоянно искали предлог, чтобы остаться одним. Ни у кого и подозрений не могло возникнуть. Две женщины на отдыхе — им вечно нужно куда-то сходить, что-то купить или примерить. По вечерам мы закрывались в комнате, как в день нашего первого поцелуя, и мазались кремом. У меня осталась в памяти эта прекрасная сцена, как она стоит обнаженная перед зеркалом а я опустилась на колени и целую ее… Я помню, как наши взгляды встречались на зеркальной поверхности. Все это было очень забавно. Мы относились к нашим тайным встречам не как к измене, а как к возбуждающей игре. Она не пересекалась с нашими романами. Я, конечно, ничего не сказала своему жениху. Но за всю нашу поездку я чаще занималась любовью с ней, чем с ним. После отдыха мы встречались несколько раз в компаниях, но между нами ничего больше не было.

Пока Микела рассказывала свою историю, я пытался представить двух обнаженных женщин в доме на море. В комнате, еде на полу валяется раскрытый чемодан, набитый туфлями на высоких каблуках, летними сандалиями, баночками с кремом, поясами и платьями… Я возбудился от одного только образа этого чемодана. Ее рассказ распалил меня. Вечером, когда я ее трахал, у меня перед глазами стояли две загорелые девушки. Я видел, как они целуются, как они трогают друг дружку, и все остальное. Мне безумно нравились эти картинки. К тому же Веронику я мог вообразить себе такой, какой мне хотелось, а Микела была здесь, рядом со мной.

— А ты в последнее время не виделась с Вероникой?

— Нет. Я знаю, о чем ты думаешь. Ни за что! А ты со своим другом встречался? Как его звали?

— Андреа. Скажем так: я у него увел игрушку, а он у меня, спустя несколько лет, невесту. Мы с ним давно уже не виделись.

— Ну… по крайней мере, вы квиты.

— Да, но игрушка, в конце концов, не невеста.

— Речь идет не о невесте или игрушке, а об измене. Как я понимаю, вопрос стоит в другой плоскости: доверяешь ты другу или нет.

Не помню, убедила ли меня Микела, но, возможно, она была права. Сейчас я думаю так же, как она.

— Сколько в твоей жизни наберется людей, с которыми ты перестал разговаривать? Не считая Андреа.

— Наверное, одна-две женщины, которые обиделись на меня.

— Список не очень устрашающий.

— А у тебя?

— Мой бывший жених, почти муж, и все ею семейство.

— В общей сложности — незначительные потери убитыми и ранеными.

Вот так мы болтали о нашем прошлом, потом Микела пошла на работу, а я, как всегда, отправился гулять по Нью-Йорку. Пообедал я в «Chelsea Market» на 9-й авеню, между 15-й и 16-й улицами. Чудесное место! Едва туда заходишь, как тебе сразу хочется купить все, что ты видишь, не говоря уже о ресторанах и барах, которые там находятся. В разное время я побывал в мясной лавке-ресторане «Frank`s Fine Meats», Chelsea Thay». К этому списку следует добавить кондитерские «Amy`s Bread» и «Fat Witch Bakery», где однажды я попробовал вкуснейшее шоколадное пирожное с орехами.

На этот раз я пошел в «Lobster Place», рыбный магазин, где можно заказать обед и съесть его, сидя за столиком напротив большого аквариума. Для таких любителей рыбы, как я, это просто рай. Я взял суши и порцию гигантских королевских креветок.

Отобедав, я позвонил Микеле, потому что увидел афишу нью-йоркской филармонии, где вечером шел концерт из произведений Рахманинова и Шумана.

— Ты не хочешь пойти?

— С удовольствием.

— Как ты думаешь, мне стоит купить приличный костюм?

— Разве в этом есть необходимость? — удивилась Микела.

— Мне было бы приятно, если бы мы пришли в филармонию в элегантных вечерних нарядах.

— Ну что же… у меня есть вечернее платье, а тебе костюм покупать необязательно. Можешь взять его напрокат, на вечер.

— Верно, я об этом не подумал. Тогда принарядимся?

— Да.

— Я заеду за тобой в восемь часов, Обещаю, я буду потрясающе выглядеть.

Так мы и поступили. Я взял напрокат черный костюм, надел его и поехал на такси к ее дому. Увидев Микелу, я был потрясен. На ней было длинное красное платье с открытой спиной и тонкое ожерелье на шее. Когда она села в такси, мне захотелось бросить эту затею с филармонией и поскорее вернуться в спальню. Ложбинка в вырезе платья выглядела восхитительно.

В Микеле мне нравилось то, что с ней можно было пойти куда угодно — ив убогую забегаловку, и в шикарное заведение. Без всяких проблем. Сегодня на ней могли быть дорогие туфли на шпильках, а завтра простенькие кроссовки — от этого ее сущность нисколько не менялась. Я всегда мечтал о такой женщине, и в те дни она была рядом со мной.

Музыка взволновала нас. Когда оркестр заиграл Вторую симфонию, Микела взяла меня за руку. Так обычно делают дети в кино, когда им страшно. И действительно, исполнение было настолько мощным, что мы оба испытали нервное потрясение.

После концерта мы вернулись домой, и, едва переступив порог, я овладел ею, не снимая одежды.

 

Наступило утро пятницы. Мой самолет улетал в воскресенье. До моего отъезда оставалось два дня.

Я ночевал у Микелы. Когда я проснулся, она уже ушла на работу. На столике лежала ее записка; «Подумай о том, насколько бедной была бы наша жизнь, не сумей мы стать самими собой. То, что я воображала, блекнет по сравнению с реальностью. До встречи. Твоя жена Микела. P. S. Во сне ты похож на ребенка».

Одно слово в записке было зачеркнуто. Я стал смотреть бумагу на свет, чтобы понять, что она зачеркнула.

Я давно заметил, что зачеркнутое слово интригует больше остального текста. Я далек от того, чтобы думать: дело здесь в правописании. Наверное, человек написал что-то слишком откровенное, а потом зачеркнул. Скорее всего, так поступила и Микела.

Идти мне никуда не хотелось, поэтому я еще два часа провалялся в постели. День выдался неприветливый. В этом городе погода меняется очень часто. Пасмурно, идет дождь, а через минуту уже появляется солнце. Вблизи залива перемена погоды зависит в основном от направления ветра. Когда холодно, но безветренно, ты чувствуешь себя вполне комфортно и дышишь полной грудью. А стоит подуть ветру, как тысячи иголок впиваются тебе в лицо. Интересно, смогла бы жить в Нью-Йорке моя бабушка с ее метеозависимыми ногами?