И все-таки в глубине души она ожидала, что он вот-вот к ней зайдет. Однако же он все не появлялся, и она прошла в гостиную, чтобы выяснить, чем он так увлекся. Гостиная была пуста.

Нахмурившись, Келли обошла весь дом. Куда же он делся? Внимание привлек шум, доносившийся из дальнего кабинета, и она остановилась. Дверь оказалась закрытой. Девушка прижалась к ней ухом и напряженно прислушалась. Вот он расхаживает по комнате, вот звякнуло стекло, значит, наливает себе выпить.

Странным образом успокоившись, Келли вернулась на кухню и начала взбивать тесто для шоколадного торта. Хоть бы этот торт ему понравился, думала она.

Калеб посмотрел на дверь и довольно улыбнулся. Он прекрасно расслышал шаги Келли. Итак, она его искала. Прекрасно! Он немного подождал – вдруг захочет к нему присоединиться? – но через минуту она отошла от двери.

Ну и пусть, это даже лучше. Сегодня она была так хороша, что ему стоило бы больших трудов держать себя в руках.

Он повертел в руках стакан с виски, потом залпом его осушил. Снова наполнил стакан, уселся за отцовский письменный стол и уставился на разложенные аккуратными стопками бумаги.

Калеб наугад взял ближайший документ. Это оказалась накладная на покупку сотни бычков. Дункан приобрел это стадо незадолго до смерти.

Он стал проглядывать другие бумаги. Интересно, почему никто не удосужился убрать их со стола? Тут были какие-то письма от закупщиков скота, расписки в получении товаров из Денвера, Нью-Йорка, Сан-Франциско и Парижа, было даже письмо от английского дворянина, желающего купить их городской дом.

Откинувшись в кресле, Калеб хлебнул виски. Вероятно, у мамы не нашлось времени разобраться в отцовской корреспонденции, ведь она умерла вскоре после него. А может, после его смерти она больше не приезжала на ранчо. Ей всегда больше нравилось жить в городе. Дела на ранчо вел Джо, а на него вполне можно было положиться. Должно быть, Джо оставил все на столе в надежде, что Фэйт захочет сама просмотреть бумаги, когда закончится траур.

Калеб отставил в сторону опустевший стакан и выдвинул верхний ящик стола. Там оказались книги счетов, банковские книжки. И вдруг он наткнулся на Библию.

Вот те на! Калеб усмехнулся и провел рукой по обложке. Насколько он знал, Дункан никогда не отличался набожностью. Неужели к старости решил удариться в религию?

Он взял Библию, повертел в руках. Не похоже, чтобы ее часто читали. Обложка совсем новенькая.

Хотел было бросить книгу в ящик, но вдруг заметил, что между страниц что-то вложено.

Тогда он раскрыл Библию и вытащил два конверта. Один, адресованный Лейле Макгир, был запечатан; на незапечатанном прочел адрес нотариуса Орвилла Хоуга.

Нахмурившись, Калеб несколько раз подкинул на ладони тот, что был запечатан, потом с величайшей осторожностью вскрыл конверт и вынул письмо.

Оно было датировано вторым июня 1882 года, то есть отец написал его за восемь дней до смерти:


«Дорогая Лейла, боюсь, мой конец уже близок. Я надеялся навестить тебя, но сейчас это уже невозможно. Прошу тебя, не беспокойся о будущем, я обещаю позаботиться и о тебе, и о Келли. Когда в среду поеду в Шайенн, зайду в контору Хоуга и вручу ему дополнительное распоряжение к моему завещанию. Речь в нем идет о том, что в случае моей смерти «Рокинг-С» должно перейти в твою собственность, а потом – в собственность твоих наследников.

Я понимаю, что для Фэйт это будет ударом, но ранчо ей никогда не нравилось. А я все время вспоминаю, как Келли мечтала приехать сюда погостить, но по понятным причинам тогда я не мог пригласить ее. Надеюсь, теперь она простит меня за пренебрежение к ее просьбам.

Я перебрал в памяти события своей жизни и осознал, что наделал множество ошибок. Мне следовало уделять тебе больше внимания, надо было уладить отношения с Калебом. Я был плохим мужем, плохим отцом. Только сейчас, когда уже поздно что-либо изменить, я понял, каким был эгоистом. Пожалуйста, прости меня и помни, что я тебя любил.

Дункан».


Калеб перечитал письмо, написанное знакомым твердым почерком, и открыл второй конверт.

В нем лежало упомянутое дополнительное распоряжение, также написанное собственноручно Дунканом и датированное первым июня 1882 года. В распоряжении четко и сухо говорилось, что после его смерти ранчо «Рокинг-С» со всей обстановкой, угодьями, скотом и утварью переходит в собственность Лейлы Макгир и ее наследников.

Вот оно как, думал Калеб, получается, что Келли говорила правду. Дункан действительно обещал позаботиться о ней и сделал это в своем распоряжение.

Швырнув документ на стол, Калеб мысленно обругал отца последними словами. Ну, допустим, хотелось Дункану обеспечить свою любовницу, так оставил бы ей городской дом. Что эта проститутка могла понимать в выращивании скота? Дьявольщина, ранчо «Рокинг-С» должно принадлежать ему! Помимо индейского вигвама в самом сердце Черных Холмов, где Калеб появился на свет, это единственное место, где он чувствовал себя по-настоящему дома.

Калеб выпрямился, уперся локтями в столешницу и опустил голову на сомкнутые кулаки.

Итак, «Рокинг-С» принадлежит Келли. Губы скривились в горькой усмешке. Теперь ей не нужно беспокоиться о деньгах, она и сама сможет купить Мод Колтон со всеми потрохами, а потом вышвырнуть за ненадобностью.

Но хозяином ранчо должен остаться он!

Уставившись в камин, Калеб стал обдумывать возможность обмена. Согласится ли Келли уступить ему ранчо в обмен на городской дом? Конечно, она ничего не смыслит в фермерском хозяйстве, но ей здесь нравится, это очевидно. От него не укрылось, как заблестели ее глаза, когда они впервые приехали на ранчо, заметил он и благоговейный восторг, с которым она осматривала окрестности. Она, несомненно, любит скот, лошадей, кур и даже свиней.

Он аккуратно сложил письмо и документ и вложил их в один конверт. Этот конверт он снова засунул в Библию, вернул книгу на прежнее место, в ящик стола, бросив сверху банковские книжки, и задвинул ящик.

Как только поедет в Шайенн, непременно навестит Хоуга. Надо выяснить, имеет ли юридическую силу дополнение к завещанию.

А до тех пор Келли не обязательно о нем знать.

Глава 16

В пятницу утром Калеб сидел на кухне напротив Келли и вполуха слушал ее щебетание.

Прошло пять дней с тех пор, как он случайно наткнулся на злополучное распоряжение отца. С этого времени он почти не смыкал глаз. Совесть, довольно редко дававшая о себе знать раньше, теперь мучила его по ночам, настойчиво требуя, чтобы он рассказал Келли о завещании старика. Нравится ему или нет, но ранчо теперь принадлежит ей. Он сколь угодно долго мог скрывать от нее эту новость, мог откладывать свое сообщение, пока не побывает у Хоуга, но подспудно понимал, что документ, написанный рукой отца, являлся юридически законным. А волю покойного надо исполнять.

Калеб сжал губы. Злость на отца крепла с каждым толчком сердца. Чертов старик! Ведь прекрасно знал, что значило это ранчо для Калеба, и чтобы напоследок ударить сына побольнее, завещал его Лейле Макгир. А все, что он написал о желании уладить отношения, не больше, чем пустая болтовня.

Девушка задала какой-то вопрос, и Калеб встрепенулся:

– Что ты сказала?

– Я спросила, положить ли тебе кусочек пирога.

– Да, конечно.

Она встала и пошла к стойке, чтобы подать пирог, а он залюбовался – как плавно колышутся юбки вокруг стройных бедер. Любое движение Келли завораживало его – походка, манера поправлять у виска волосы тыльной стороной ладони, привычка склонять голову к плечу, если она чему-то удивлялась.

Эта девчушка настолько очаровала его, что ни о чем, кроме нее, он и думать не мог. Сперва завладела его мечтами, а теперь вот, сама того не зная, и ранчо тоже.

Все эти мысли повергли его в мрачное настроение, но когда Келли поставила перед ним тарелку и подлила в чашку кофе, Калебу все-таки удалось выдавить улыбку.

– Надеюсь, тебе понравится, – усаживаясь на стул, произнесла девушка.

Искоса поглядывая на метиса, она размышляла о том, что же так волновало его в последнее время. С тех пор как они вернулись из церкви, он, казалось, целиком ушел в себя. Возможно, он разозлился на нее из-за того, что она настояла, чтобы он сопровождал ее на службу, но потом отбросила эту мысль: это было бы просто нелепо.

И все же надо выяснить отношения. Если он на нее сердит, пусть скажет – за что.

– Калеб, что-нибудь не так?

– Нет, все в порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю, но ты такой… – Она подняла руку, но тут же бессильно уронила ее. – Какой-то злой, что ли.

– Я такой, как всегда.

С минуту Келли смотрела на него, потом дернула плечом. Не хочет поделиться с ней, рассказать, что его мучает, и не надо. Не ее дело в конце концов.

Калеб хмуро уставился в чашку. Мысли снова вернулись к тем двум конвертам. Итак, ранчо принадлежит Келли. Но она об этом не знает и не узнает вовсе. Чтобы остаться здесь хозяином, нужно сделать самую малость – порвать дополнение к завещанию.

Есть еще один выход – жениться на Келли.

Он ругнулся про себя. Как все просто! Если он на ней женится, ранчо по-прежнему будет принадлежать ему. И Келли тоже. И в любой момент, когда только захочет, он сможет прикасаться к ней, обнимать, наслаждаться ею.

Загвоздка в том, что он не хочет жениться.

Почувствовав на себе взгляд Келли, он оторвался от чашки и встретился с ее прищуренными глазами под нахмуренными бровями.

– В чем дело? – хриплым от смешанного чувства вины и желания голосом спросил он.

Келли отпрянула, будто ее ударили.

– Ничего. Я… Мне просто хотелось узнать, что тебя так терзает. Может, тебе лучше выговориться?

– Нет, лучше не будет, – коротко отрезал Калеб.

– Ладно, пусть так. Но ты не в обиде на меня за то, что я заставила тебя пойти в церковь? – спросила она и, когда он отрицательно мотнул черной гривой волос, собралась с духом и поинтересовалась, смогут ли они повторить поход в следующее воскресенье.

Калеб сухо усмехнулся:

– Ты что, хочешь записать меня в святоши?

Губы Келли тронула лукавая улыбка:

– Не знаю. Думаешь, у меня получится?

– Я думаю, что в твоих силах сделать из меня все, что тебе заблагорассудится, – пробормотал Калеб.

– По крайней мере, – улыбаясь, промурлыкала Келли, – мне бы хотелось сделать из тебя примерного прихожанина. – Калеб нахмурился, и она добавила: – Ведь в церкви было хорошо, правда?

– Ничего особенного, – ворчливо проговорил Калеб, – но, наверное, кому-то по душе выслушивать блаженного старика, в жизни не совершившего дурного поступка, а потому считающего своим долгом разглагольствовать о вечных муках, уготованных грешникам в аду.

– Ты не веришь в существование ада?

– Нет, я верю лишь в то, что многие здесь, на земле, превращают в ад собственную жизнь.

– Это означает, что и в рай ты не веришь?

– А вот в рай я верю, – негромко протянул Калеб. Он обвел глазами лицо Келли, мучительно долго задержался на ее губах, потом перевел взгляд на грудь девушки. – В рай я определенно верю.

Сердце Келли на мгновение остановилось, а затем заколотилось с бешеной скоростью. Лицо жарко вспыхнуло, руки же, наоборот, заледенели, глубоко в животе что-то завибрировало, и уже через минуту вся она дрожала с головы до ног.

Келли, ты сводишь меня с ума. Да ты и сама знаешь, как сильно я тебя хочу.

Она медленно кивнула, не в силах оторвать взгляд от его лица и избавиться от нестерпимого жара, охватившего ее тело.

– Что ты скажешь, если я попрошу тебя на самом деле стать моей женой?

– Что? – еле слышно произнесла девушка; горло перехватило, и голос срывался.

– То, что слышала. Почему бы нам не пожениться по-настоящему? Ты обретешь положение, благосостояние и уверенность, а я…

Голос его вдруг осекся, предложение осталось незаконченным. К чему слова, если она и без них понимала, что именно он обретет и чего так от нее хочет.

– Но ты же меня не любишь.

Калеб неопределенно пожал плечами:

– Ты тоже не любишь меня. Какая разница?

– Я не желаю выходить замуж по расчету, будто совершаю какую-то сделку. Замужество – это навсегда. Оно должно быть прочным, красивым…

Метис встал и отошел от стола.

– Келли, подойди ко мне.

– Нет.

– Я не сделаю ничего плохого.

– Разве?

Покачав головой, он протянул к ней руку.

– Нет.

Это слово успело сорваться с ее губ, но было пустым, бессмысленным, потому что она уже поднялась и шла к нему.

– Калеб… пожалуйста…

– Молчи.

Он взял ее за руку, притянул к себе, и она тут же оказалась в теплом кольце его объятий.

Келли неотрывно глядела в его глаза, в эти темно-серые глаза, таящие в своей глубине секреты, которые ей так хотелось разгадать, и столько обещаний, которые он никогда не сдержит. Она это знала.