Мэдлин Бейкер - Индейская страсть

На следующее утро она исчезла.

Тяжело вздохнув, Калеб затворил дверь ее спальни. Собственно, он и не ожидал, что она останется, но где-то в глубине души теплилась надежда, что она не сбежит, не попрощавшись.

Почувствовав вдруг безумное отвращение к самому себе, Калеб мотнул головой. Он казался себе старым и сентиментальным. Совсем раскис. А в сущности, что ему нужно? Бутылка и податливая женщина, вот и все. Когда же он пресытится тем и другим, то снова станет наемником. С этой работой он отлично разбирался, с ней справлялся как профессионал. Нужно к чертовой матери убираться из города, пока не поздно. Подальше от соблазна уткнуться в уютное плечико Келли и слезно вымаливать у нее прощение. К черту! Не нужна она ему. Да и никакая другая женщина не потребуется. Не создан он для оседлой жизни. Обойдется и без Келли.

Он взглянул в зеркало.

– Несчастный болван, – пробормотал он, глядя в серые глаза своего двойника, – черти в аду выглядят краше.

И в который раз задумался, кто и зачем стрелял в него.

Потом резко развернулся и сбежал вниз по лестнице. Нет, единственное, что остается, – это вернуться к прежней работе. Надо немедленно расплатиться за расписку, найти покупателя на этот особняк – и убираться к черту из этого проклятого города.

В полном изумлении Калеб уставился на Джорджа Уэбстера.

– Что вы говорите?

– Я говорю, мистер Страйкер, что за столь краткий промежуток времени произошло, как ни странно, важное событие. Вчера утром ко мне зашла мисс Макгир, у нее при себе было пять тысяч долларов наличными, и она выкупила накладную на ранчо. Так что теперь «Рокинг-С» принадлежит ей полностью и бесповоротно.

– Да где же она, черт возьми, взяла эти пять тысяч?

– Я не спрашивал.

– Ладно, я и не собирался сейчас выкупать закладную.

– Вот и прекрасно. Ибо, боюсь, ваше требование было бы отклонено.

– Отклонено? Почему?

– На этот вопрос мне не дано права отвечать.

– По-моему, вы и так сказали достаточно. В следующий раз, как увидите Эштона, передайте ему мои соболезнования, – усмехнулся Калеб. – А теперь всего хорошего, мистер Уэбстер.

Выйдя из банка и захлопнув за собой дверь, он остановился и задумался.

Пять тысяч долларов. Откуда Келли могла достать такую сумму? Только у Эштона, сверкнула мысль. Эштон – единственный человек в городе, который мог бы дать ей такие деньги.

Сегодня она моя. Эштон произнес эти слова таким тоном, будто… купил ее. Что ж, вполне возможно, так и было. Возможно, она взяла деньги, а потом передумала. Тогда понятно, почему Эштон прибежал в такой ярости.

Отказываясь в это верить, Калеб покачал головой. Нет, это невероятно. Он слишком хорошо знал Келли, чтобы поверить, что за пять тысяч долларов она ляжет в постель – с Эштоном, с другим ли, да с кем угодно…

А может, ему только кажется, что он ее знает?

– Черт! – тихо пробормотал Калеб. – Почему же она не обратилась ко мне?

«И ты бы тут же дал ей эти деньги? – услышал он голос своей совести. – Она уже просила тебя однажды, тогда ей нужна была лишь тысяча. И что из этого вышло?»

Калеб чертыхнулся. Несомненно, она не обратилась бы к нему с просьбой о деньгах. Он наврал про ранчо, про то, что хочет жениться на ней. Да, черт побери, он же только и делал, что врал ей. Так же, как и самому себе.

Взяв в руки пустую бутылку, Калеб посмотрел сквозь нее на свет. Столько выкурено сигар, столько выпито виски – будто в глотку вытряхнули плевательницу, а в живот впихнули винную бочку. Выругавшись, он швырнул бутылку на пол.

«Ничего, все в порядке», – успокоил он себя.

Улегся в постель, но и это не помогло. Едва Калеб закрывал глаза, перед ним возникали синие глаза девушки, отливающая матовой белизной кожа, и каждый раз он представлял, как проводит ладонью по нежному шелку ее волос.

Не помогало и спиртное. Чем больше он пил, тем явственнее видел ее лицо, ее взгляд, полный боли и укора.

Вздохнув, он закрыл глаза.

«Мама! Что мне делать?»

«То же, что делал всегда».

«Мама?»

«Я здесь».

Калеб вскинулся на подушках, ища глазами мать, но никого рядом не обнаружил – лишь пустая комната, погруженная во мрак.

– Наверное, перебрал сегодня виски, – прошептал Калеб, и тут же ему почудилось, что его волос коснулась рука. Рука его матери.

«Все будет в порядке, – казалось, слышал он тихий звук ее голоса, – не позволяй гордыне снова одержать над тобой верх».

Он почувствовал, что дух ее присутствует где-то рядом, в комнате, ощутил слабый аромат, который мог принадлежать только ей одной; это длилось несколько секунд, а потом все пропало.

Моргая, ошеломленный, он всматривался в темноту. Сон? Или так на него подействовало спиртное? Он медленно покачал головой. Нет, она была тут, рядом.

– Спасибо, мама, – прошептал он и погрузился в глубокий, без всяких сновидений сон.

Проснувшись, он почувствовал себя куда лучше, чем мог ожидать. Поднялся, искупался, вымыл голову и впервые за последние дни побрился.

Теперь он точно знал, чего хотел, и собирался добиться этого, даже если придется карабкаться на четвереньках или ползти на животе.

Быстро оделся, застегнул ремень с револьвером, схватил шляпу и вышел из дома. Его жеребец не испытал особой радости, увидев хозяина в такую рань. Он нервно перебирал ногами и отворачивал морду, а когда Калеб закинул ему на спину седло, пронзительно заржал. Калеб вывел жеребца из стойла и затянул подпругу.

– Знаю, знаю, – проговорил он, вскакивая в седло. – Еще слишком рано, а ты к тому же не завтракал. Но ведь и я не завтракал тоже.

Проезжая по 16-й улице, Калеб заметил, что возле приемной доктора Грея стоит Энжела Бристол, и направил коня к ней.

– Эй, Энжи, что-нибудь случилось?

– Калли… Ох, Калли… Это папа. Он… – Не договорив, Энжи разрыдалась.

Калеб соскочил с жеребца и бросился к ней.

– Объясни, что произошло?

– Его сердце… Оно… остановилось. Он умер, Калли. Папа умер!

Калеб обнял Энжелу, давая ей возможность выплакаться. Трудно было поверить в ее слова. Почему-то всегда казалось, что Джо Бригмэн будет жить вечно.

– Когда это случилось?

– Вчера, поздно вечером. Мама сказала, что он разбирался со счетами, а потом вдруг опустил голову на стол. Мама сначала подумала, что он заснул. Ох, Калли, не могу поверить, что его больше нет.

– Я понимаю. Давай-ка я отвезу тебя домой.

– Но ведь теперь, когда папа умер, у нас больше нет дома.

– Не будь дурочкой. Вы с матерью можете оставаться на ранчо сколько захотите.

– Это очень благородно с твоей стороны, Калли, но я не думаю, что твоя невеста захочет, чтобы мы остались.

– Это уж моя забота. Как ты приехала в город?

– На коляске. Она там, позади.

– Пойдем. Я провожу тебя домой.

Калеб привязал жеребца к повозке, усадил в нее Энжи и, запрыгнув вслед за ней, уселся рядом. Дернул поводья, и коляска тронулась.

– И что теперь собирается делать твоя мама? – помолчав, спросил Калеб.

– Не знаю. Она говорила, что, вероятнее всего, вернется на восток к сестре. – Поедешь с ней? Энжи подняла на него глаза.

– Я не хочу.

– Энжи…

– Ты же знаешь, чего я хочу.

– Думаю, сейчас не время говорить об этом.

– А я считаю, самое время. Что у тебя произошло с невестой, Калли?

– Извини, но тебя это не касается.

– Почему бы тебе не расторгнуть свою помолвку и не жениться на мне? – Положив руку ему на колено, она мягко сжала пальцы. – Со мной ты был бы счастлив.

– Энжи…

– Подумай.

– Нет. – Он поднял ее руку, мгновение подержал ее, потом опустил. – Я люблю Келли. И что бы ты ни говорила, что бы ни делала, этого не изменить.

– Ты совершаешь огромную ошибку.

– Не думаю. Энжи, почему бы тебе не объясниться с Томом? Твой папа считал, что это именно тот человек, который тебе нужен. Возможно, он был прав.

– Возможно. Том – прекрасный человек, честный, работящий, но я не испытываю к нему таких чувств, как к тебе.

Калеб огорченно покачал головой.

– Ничего не получится, Энжи. Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Оставшийся путь они проехали молча. Добравшись до дома Бригмэна, Калеб помог Энжи спуститься с коляски и провел на крыльцо.

Эмили, жена Джо, встретила их у дверей. Это была миловидная женщина с седеющими каштановыми волосами и ясными голубыми глазами.

– Доброе утро, Калеб.

– Эмили… Примите мои соболезнования. Если понадобится помощь, сразу же дайте мне знать.

– Спасибо, Калеб. Не хотите ли чего-нибудь выпить? Кофе? Или, может, стакан лимонада?

Калеб покачал головой. Меньше всего ему хотелось оставаться наедине с Энжи.

– Похороны послезавтра в методистской церкви. – Обязательно приду.

Он кивнул Энжеле, попрощался с ее матерью и вышел из дома.

Минутой спустя, ведя коня на поводу, он уже двигался к ранчо. К Келли.

У Келли замерло сердце, когда, отворив дверь, она увидела, что на пороге, сжимая в руках шляпу, стоит Калеб. Она растерянно заморгала, не зная, что сказать. Зачем он пришел?

– Можно войти?

Она понимала, что должна отказать ему, но вместо этого только шире распахнула дверь.

Калеб вошел в прихожую, швырнул шляпу в угол и последовал за Келли на кухню.

– Садись, – сказала Келли, с отвращением к самой себе чувствуя, как сердце трепещет при виде метиса. – Я тут чищу яблоки для пирога.

Калеб выдвинул стул и уселся на него верхом, положив руки на спинку.

– Что тебя привело сюда? – спросила девушка.

– Встретил в городе Энжи. Она рассказала про смерть отца, и я отвез ее домой.

Келли кивнула.

– Это случилось внезапно, нам не удалось ничего сделать. – Она беспомощно развела руками. – Он умер прежде, чем сюда добрался доктор.

– Тебе понадобится новый управляющий.

– Да, наверное.

– Я бы взялся за эту работу.

– Ты?

– А что? Никто не любит это место больше, чем я.

– Но… Это значит, что ты будешь тут жить.

– И что из этого?

– Сам знаешь.

– Келли…

– Нет. Не желаю ничего слышать. Однажды я тебе уже поверила.

– Черт побери, Келли, ты только послушай…

– Хватит, я тебя слушала раньше, а ты все время врал.

– Я никогда тебе не врал.

– Но и правду тоже не говорил. Почему ты скрыл, что это мое ранчо?

– Боялся, что ты не выйдешь за меня замуж.

– Не верю ни единому слову.

– Это правда. Ну ладно, допустим, что сначала я думал только о ранчо. Оно должно было принадлежать мне. Старик знал, как я об этом мечтал, и я решил, что если мне придется жениться на тебе, чтобы его получить, то я женюсь.

– Очень лестно.

– Дай мне закончить. Ты должна знать: только после того, как ты отменила свадьбу, я понял, что ты мне нужна гораздо больше, чем ранчо.

Келли страстно хотелось поверить ему, но она боялась снова ошибиться. Он лгал ей прежде; наверняка лжет и сейчас.

– Помнишь, как я целовал тебя в тот день, когда мы должны были пожениться?

Она кивнула. Разве могла она забыть это?

– Неужели это было похоже на ложь? – спросил он.

– Не знаю.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Келли.

Девушка покачала головой.

– Не выйдет, Калеб. Ты соврал мне про ранчо, и я больше никогда не смогу тебе поверить. Думаю, сейчас тебе лучше уйти.

– Я останусь, Келли, и буду работать у тебя управляющим, нравится тебе это или нет.

– Ты не имеешь права являться сюда и указывать, что мне делать. Или ты забыл, что теперь я здесь хозяйка? Если не возражаешь, я сама подыщу себе управляющего.

– Возражаю. Я с ума сойду в городской усадьбе. Мне нужно чем-нибудь заниматься. Обещаю, Келли, что не буду больше тебя беспокоить.

По глазам Келли он понял, что та колеблется, поэтому решил пустить в ход последний козырь:

– Кроме того, после ночного происшествия тут мне будет безопасней, чем в городе.

Хотя слова эти лишь с натяжкой можно было считать правдой, но и абсолютно лживыми назвать их тоже было нельзя.

В памяти Келли всплыло залитое кровью тело Калеба.

– Шериф так и не выяснил, кто в тебя стрелял?

– Нет.

Она опустила глаза на стоящую на коленях миску с яблоками, размышляя, как следует поступить. Было бы чистым безумием позволить Калебу остаться. Ведь нельзя отрицать, что их тянет друг к другу. Даже сейчас ей хотелось встать, коснуться его, обнять, прижаться к его груди, почувствовать его губы. Разве сможет она, ежедневно встречаясь с ним, разговаривая, слыша его голос, продолжать на него злиться?

– Я переночую с ковбоями, – мрачно сказал Калеб. – Завтра осмотрюсь, погляжу, что нужно сделать. Ты ведь пойдешь на похороны?