Мэдлин Бейкер - Индейская страсть

С такой внешностью ей ничего не будет стоить как следует заработать на жизнь.

– Вы говорили не об опыте, вы спросили, какая разница, – негромко произнес он.

Келли смущенно улыбнулась, ощущая, как постепенно ее оставляет тепло от выпитого глотка виски.

– Что вы имеете в виду?

– Вы можете начать работу в салуне хоть завтра, – напряженным голосом пояснил Калеб, – а можете прямо сегодня приступить к работе у меня.

В холле повисла тишина. Келли во все глаза смотрела на метиса, а кровь гулко стучала в висках.

– Я… я не понимаю…

– Неужели не ясно? Я хочу, чтобы ты у меня набралась того самого опыта.

Не давая ей опомниться, он подхватил ее с дивана, прижал к мускулистой груди и впился ртом в губы. От него так и разило табаком, кожей и… желанием. Девушка попыталась вырваться, но легче было сдвинуть с места гранитную скалу. Она тихо застонала, чувствуя, как его язык прокладывает дорогу сквозь ее сомкнутые губы. Когда же он добился того, чего хотел, что-то оборвалось у нее внутри. Сейчас она умрет, захлебнется от его поцелуя.

Сама не зная, что делает, совершенно бессознательно, она всей грудью прижалась к нему, чтобы быть еще ближе. Язык встретился с его горячим языком, и она почувствовала неимоверную сладость, в глубине живота разгорелся пожар, рассылая по всем клеточкам тела огонь намного сильнее, чем раньше от виски. Сил и желания бороться с ним больше не было.

Калеб на секунду оторвался от нее, перевал дыхание и снова поцеловал, на сей раз более нежно и долго. Он пил нектар ее губ, как человек, погибавший от жажды и наконец припавший к живительному источнику. От нее пахло виски, но ее поцелуй пьянил куда сильнее, чем алкоголь. Под руками он ощущал бархат ее кожи, а нежные губы трепетали, как крылья бабочки.

Келли, зачарованная происходящим, позволила ему целовать себя как можно дольше. Время остановило свой вечный бег, не было больше добра и зла, не существовало никого и ничего, кроме этого человека и чуда его прикосновений. Реальность вернулась к ней, когда он вдруг сжал рукой ее грудь. Она открыла глаза и увидела перед собой совершенно незнакомого раньше человека, которому была безразлична ее судьба.

Она окончательно пришла в себя, всхлипнула и стала вырываться.

Сердце Калеба стучало, как колеса паровоза на полном ходу, кровь в жилах горела от жгучего желания. Он отвел голову, чтобы набрать в легкие воздух, и увидел в ее глазах страх, услышал мольбу в голосе, которую оглохшие от страсти уши отказывались слышать раньше.

Чертыхнувшись, он разжал руки, и она без сил повалилась на диван. А он стоял и смотрел на нее сверху вниз. Грудь его тяжело вздымалась, руки уперлись в бока.

– Думаю, тебе лучше убраться отсюда.

Никогда больше он не дотронется да нее, думал Калеб. Одной случайной искры будет достаточно, чтобы случилось непоправимое.

– Мне некуда идти.

– Как это некуда? – охрипшим от возбуждения и отвращения к себе голосом спросил он.

– У меня нет больше дома. Миссис Колтон выгнала меня.

Он понял, что погиб. И уже не имело значения, действительно ли Дункан обещал позаботиться о ней. Какая разница? Не выставлять же ее на улицу!

Глядя в бездонные синие глаза, он понимал в глубине души, что встреча с Келли Макгир перевернет его жизнь.

– Ладно, делать нечего, – нахмурив брови, произнес Калеб, – сегодня можешь переночевать здесь. Завтра заберешь вещи из своего пансиона.

Девушка уставилась на него, не в силах унять трепещущее сердце. Ее охватила какая-то смутная тревога: она останется – а он ее изнасилует… Что, если ему втемяшилось сделать из нее содержанку? Так же, как Дункан Страйкер когда-то поступил с ее матерью… Нет, она ни за что не согласится. Уж лучше голодать и ютиться по углам, чем стать тем, кем была мама!

С огромным усилием она собрала волю в кулак и на едином дыхании выпалила:

– Не могу!

– Чего не можешь?

Чувствуя, как щеки снова заливает краска стыда, она проговорила едва слышным шепотом:

– Я не могу… не могу быть вашей… вашей… Ну, вы сами понимаете.

– Мне не нужна любовница, тем более постоянно находящаяся в моем доме, мисс Макгир. Мне требуется экономка, словом, кто-то, кто сможет готовить мне еду и присматривать за усадьбой, пока я буду ездить по делам на ранчо.

Округлив глаза, Келли молча смотрела на него снизу вверх, с трудом соображая, что сказал этот красавец. Господи, неужели ей наконец повезло?

Неужели не придется устраиваться в салун? Какая удача! Поработает в этом чудесном доме, а когда поднакопит денег – уедет из Шайенна и навсегда забудет о прошлом. Устроится в маленьком городке, где никому не будет дела ни до нее, ни до того, каким образом зарабатывала на жизнь ее мать. И никогда в жизни не увидит больше Ричарда Эштона – и Калеба Страйкера тоже!

– Вы это серьезно? – прошептала она.

– Совершенно серьезно. Спальни расположены наверху. Выбирай любую, какая больше понравится, кроме той, что в дальнем конце коридора. Это моя.

– Благодарю вас, мистер Страйкер, вы так добры! Калеб фыркнул. Ничего себе! Как только его не называли в свое время, но уж добрым – никогда. Прислонившись к дверному косяку, он смотрел вслед девушке, поднимающейся наверх по устланной ковром лестнице. Вот она исчезла из виду, а затем послышались ее приглушенные шаги, на секунду замирающие и тут же возобновляющиеся вновь, по мере того как она заглядывала в комнаты, выбирая себе спальню по вкусу. Он явственно представил, как она смешно морщит носик, обнаружив, что дверь в конце холла заперта.

Тут он услышал, как открылась и захлопнулась дверь рядом с комнатой мамы, и тихо ругнулся сквозь зубы. Вот, значит, как! Хороший выбор она сделала, нечего сказать! «Значит, будем соседями», – подумал он, чувствуя, как внезапно дрогнуло сердце.

Замерев возле широкой, отделанной медью кровати, Келли осторожно протянула руку и дотронулась до мягкого покрывала из голубого бархата. Никогда в жизни не доводилось ей бывать в такой бесподобно красивой, изысканной спальне! На окнах висели белые кружевные занавеси, пол покрывал пушистый ковер с вытканным орнаментом из ярких цветов, стены оклеены обоями в бело-голубую полоску. Был здесь даже камин с полкой из вишневого дерева. За складной ширмой Келли обнаружила белую эмалевую ванну, над резным дубовым туалетным столиком висело изящное зеркало. Келли и не представляла, что в мире может существовать такая красивая комната.

Испустив восхищенный вздох, девушка бросилась на кровать, поглаживая ладонями шелковистый бархат. Теперь она будет жить здесь, в огромном доме Дункана Страйкера. С его сыном…

Она вспомнила тяжесть мощных рук на своих плечах, вкус его поцелуя, запах разгоряченного мужского тела и снова вспыхнула. Ее никто еще так не целовал. Как будто он хотел осушить ее, выпить все ее жизненные соки, лишить всякой воли, подчинить себе и… Она вспомнила, как сама загорелась от его поцелуя, словно охваченное огнем деревце, как затрепетала в его руках, забыв обо всем на свете…

Такого больше не должно быть. Такого больше и не будет. Она – его экономка, кухарка, но и только.

Келли повернулась на бок, закрыла глаза, удовлетворенно вздохнула и вскоре заснула, а во сне увидела искрящуюся разноцветными пузырьками белоснежную ванну и себя, подающую хозяину обед из семи – не меньше! – вкуснейших блюд.

Яркие солнечные лучи защекотали щеку Келли, и она, сладко потянувшись, перевернулась спиной к окну. Так не хотелось расставаться со сладостными грезами!

Она поуютнее завернулась в хрустящие простыни и сквозь полудрему стала вспоминать приснившееся. Она только что была принцессой и жила в великолепном дворце; вокруг сновали бесчисленные слуги, готовые в любую минуту выполнить самое сумасбродное ее желание; казна ломилась от денег, а шкафы – от платьев, туфелек, шляпок и перчаток. И что самое главное – в нее влюблен прекрасный принц. Высокий, темноволосый, широкоплечий. Он ее обожал, боготворил, обращался с ней как с драгоценной хрустальной чашей…

Сладкие воспоминания прервал резкий стук в дверь. Келли очнулась и быстро села в кровати, недоуменно оглядываясь по сторонам. Где это она? – мелькнула мгновенная мысль, но тут волной нахлынули события минувшего дня. Она в доме Калеба Страйкера!

– Вы проснулись, мисс Макгир?

Снова вернулся к официальному тону! От звука властного, глубокого голоса Келли невольно вздрогнула.

– Да, проснулась. А что?

– Ничего особенного, просто хочу сообщить, что время завтрака давно прошло, в остальном, мисс, все в полном порядке. – После этой насмешливой тирады Калеб раздраженно поинтересовался: – Вы всегда спите допоздна?

– Нет… Простите, я сейчас спущусь.

– Будьте так любезны.

Выскочив из кровати, Келли бросила взгляд в зеркало. Боже милостивый, что за вид! Волосы растрепаны, платье, которое она не удосужилась снять накануне, смялось и имело неопрятный вид. Видимо, ночью она ворочалась с боку на бок. Как же теперь выйти к… хозяину?

Что ж, делать нечего. Она кое-как привела в порядок прическу, решительным движением отворила дверь и спустилась вниз по лестнице.

Очутившись на кухне, Келли на мгновение замерла. Такого она еще не видела! Просторное помещение, залитое веселым солнечным светом; в углу огромный квадратный стол, окруженный четырьмя стульями с высокими спинками; чугунная плита, встроенная мойка для посуды. Возле боковой двери – удобная кладовка, которую можно использовать под буфетную, где она обнаружила великое множество полок, заставленных кулями с мукой, сахарным песком и кукурузной крупой, замороженным мясом, консервированными овощами и фруктами и банками с душистым медом. На отдельной полочке выстроились в ряд полупрозрачные чайные сервизы дорогого китайского фарфора, хрустальные рюмки и бокалы. На другой сверкала начищенная до блеска утварь для ежедневного пользования.

– Боже мой, Фанни! – вырвалось у восхищенной девушки. – Как же ты могла все это оставить?! И как скучаешь теперь по всему этому великолепию!

Через полчаса она позвала Калеба завтракать. Усевшись за стол в просторной столовой, он, изогнув дугой бровь, ожидал, что она ему подаст и как будет обслуживать.

Намеренно избегая его изучающего взгляда, Келли поставила перед ним тарелку, затем налила в чашку душистый кофе и отошла в сторону. Только теперь она позволила себе посмотреть на красавца метиса. Интересно, какой будет его реакция на ее стряпню? Раньше ей не так уж часто доводилось готовить.

Калеб с некоторой опаской уставился в тарелку, не решаясь взять в руки вилку. Омлет пережарен, бекон обуглился с концов, бисквиты выглядят так, словно хранились в витрине булочника по крайней мере года два-три.

Наблюдая за выражением лица Калеба, Келли почувствовала, как у нее сжимается от страха сердце.

– Ну что же, неплохо, совсем неплохо, – произнес наконец Калеб поощряющим тоном. – А вы что, есть не хотите?

– Здесь? – Девушка ошарашенно обвела взглядом шикарно обставленную столовую, оклеенную золотистыми обоями в голубую полоску, резной дубовый стол и хрустальные канделябры. – С вами?

Калеб передернул плечами.

– Естественно. Что здесь такого?

– Но что подумают люди, когда узнают, что вы завтракали с наемной прислугой?

Он вскинул на нее серые глаза, в одно мгновение превратившиеся в холодный лед.

– Плевать я хотел на то, что скажут люди, ясно? Однако если вы предпочитаете есть на кухне, – будьте любезны.

Да, подумала Келли, это было бы гораздо удобней, но ей не хотелось дать понять Калебу, что она его боится. Секунду помедлив, она поставила вторую тарелку – для себя – и села подле Калеба.

Завтрак прошел в гробовом молчании.

Даже не глядя на Келли, Калеб всем своим существом ощущал ее присутствие за столом, чувствовал каждый взгляд, который она бросала на него из-под полуопущенных ресниц, и прекрасно понимал, что ей крайне неловко есть вместе с ним.

Как же, ведь он хозяин, и она, нанятая прислуга, не имеет никакого права садиться с ним за стол. Ему тоже было не по себе, но по иной причине: не давал покоя запах, исходящий от ее волос, тревожило шуршание юбок при малейшем ее движении – да и что говорить, само ее присутствие будоражило кровь.

Минувшей ночью Калеб почти не сомкнул глаз. Стоило забыться на мгновение сном, возникало запрокинутое к нему испуганное лицо Келли, полные розовые губы, похожие на набухшие под знойным солнцем бутоны. Руки еще помнили тепло ее тела, необыкновенную хрупкость талии, мягкую нежность кожи.

Ночь напролет он метался в кровати, думая об этой девушке, представляя ее рядом с собой в постели. Он, конечно, допустил немыслимую ошибку, решив оставить ее в доме. И уж вовсе незачем было предлагать постоянную работу в поместье. Но сейчас, за завтраком, у него не хватало духу высказать, что он передумал. Она ведь осталась совсем одна в целом свете, и Калебу вдруг страстно захотелось и дальше заботиться об этом несчастном, отвергнутом существе.