– Ушел Кусто-то твой? – спрашивает, закуривая, Владик. Лика пихает отца ногой.

– Ушел, – отвечает, не оборачиваясь, Лена. – У него там… авария какая-то. Дома.

– А у него и дом есть?

– Ну па-ап! Прекрати! – шипит Лика.

– Есть.

– Так чего он тут ночует?! – возмущается Владик.

– Пап, хватит скандалить!

– А ты чего тут ночуешь? – мрачно спрашивает Лена. – У тебя тоже дом есть.

– Ах, ты меня выгоняешь?!

– Ну всё! Начинается! – И Лика, схватив с блюда мандаринку, резво убегает из кухни. Лена и Владик сразу замолкают. Лена моет посуду, а он разглядывает свою чашку из-под кофе.

– Я вспомнил, откуда у меня синяк может быть, – вдруг произносит Владик совершенно нормальным тоном.

– И откуда?

– Да это Лиза мне съездила.

– Лиза?!

– Нечаянно.

– Ужас какой-то, а не девка!

– И не говори…

Из комнаты раздается вопль Лики:

– Ма-ам! А где мой шарфик полосатый?!

– Понятия не имею! Возьми другой!

– Какой другой?!

– Ну, мой возьми!

– Ага, твой…

Владик задумчиво рассматривает кофейную гущу в своей чашке, потом протягивает ее Лене:

– Посмотри, что у меня тут, а?

Лена берет чашку:

– Та-ак, что тут у тебя… Смотри-ка, дорога дальняя! Тебе что, вызов пришел?!

– Пришел.

– И что?!

– Да ничего. Куда мне!

– Ты что, передумал?!

– Я не знаю…

– Нет, зачем ты тогда затевал-то это все, а?! Зачем?

– Ну, затевал… Я и не надеялся, что получится! Что я с матерью буду делать? На целый год – как я ее оставлю?

– А мы с Ликой на что? Я же тебе сто раз говорила – о матери не беспокойся!

– Да мне как-то неудобно на тебя это вешать…

– Неудобно ему, а! Ты подумай! До сих пор было удобно, а теперь неудобно!

– А Лиза?

– А что Лиза? Вот уж кто-кто, а Лиза не пропадет!

– И этот у тебя еще… завелся… Жак Ив Кусто!

– Господи, а он-то тут при чем?!

Появляется Лика в полосатом шарфике и с рюкзаком, к которому привешано множество всяких висюлек:

– Всё скандалите?

– Ты представляешь? – восклицает Лена. – Ему вызов пришел! Контракт на год! В Японию! А он кочевряжится!

– Пришел! Ура! Пап, ты чего кочевряжишься? С ума сошел?

– Да я не кочевряжусь…

– Ой, здорово как! В Японию! На год! А я смогу туда к тебе приехать? А на каком языке ты там будешь говорить? На английском? Ты же не знаешь японского! Или знаешь? Слушай, ты давай начинай палочками есть – тренируйся! А ты в кимоно будешь ходить? А ты мне привезешь… А что ты мне привезешь? Я хочу кимоно! И сандалии такие японские, а еще у них есть такие носочки, как перчатки, с пальчиками… Или с одним только пальчиком, что ли….

– ЛИКА! – хором восклицают Лена с Владиком.

– А?

– Ты вроде куда-то собралась? – строго говорит Лена.

– Ну да… вообще-то…

– Вот и иди себе!

Не стоит больше говорить

И клеить на конверты марки –

Слова нанизаны на нить

С веретена угрюмой Парки.

Перебирая бисер слов

И смыслы снов перевирая,

Ты, словно пионер, готов

Исчезнуть в закоулках Мая.

Под грохот маршей и речей,

Среди флажков и транспарантов

Идешь – спокойный и ничей –

В колонне дружных демонстрантов.

А я машу цветком бумажным

Под лозунгом многоэтажным…

* * *

На столе, покрытом скатертью в веселенькую разноцветную клетку, стоит странное многоэтажное металлическое устройство на ножках, напоминающее кастрюльку. В кухне у Лены никого, но из прихожей доносятся неразборчивые голоса. Наконец появляется Таня, а за ней высокий худой молодой человек – на нем кроссовки громадного размера, брюки с множеством карманов и черная куртка с капюшоном, надвинутом так глубоко, что лица и не видно. В общем, вылитый дементор. За спиной рюкзак.

– Проходи, Димочка, проходи! Лика сейчас придет, она за хлебом пошла. Да брось ты свой рюкзак-то! – говорит Таня.

Молодой человек послушно скидывает рюкзак, тот с грохотом падает.

– Что там у тебя?! Кирпичи?! Да садись уже! А то всю кухню занял, не повернуться. И куртку свою сними – жарко тут.

Дима послушно снимает куртку, бросает ее на пол и осторожно садится на хлипкий угловой диванчик. Под верхней курткой у него оказалась еще одна – трикотажная, но тоже с капюшоном, так что лица его по-прежнему не видно, а рукава такие длинные, что высовываются только самые кончики пальцев.

– Кофе будешь?

Капюшон кивает.

– Ты небось голодный?

Молодой человек пожимает плечами. Таня достает из холодильника тарелку с нарезанной колбасой и сыром, ставит на стол:

– Хлеба вот только нет. Сейчас Лика притащит, потом Лена с Севой подойдут и будем опробовать фондюшницу.

Молодой человек вопросительно кивает в сторону стоящего на столе устройства.

– Ага, фондюшница, – подтверждает Таня. – Подарил кто-то Ленке на день рождения. Туда надо сыр заложить, растопить, потом макать туда все, что есть съедобного. Мясо там, хлеб можно. Та-ак, что тут у них еще есть вкусненького…

Таня открывает холодильник, вынимает какую-то баночку и с сомнением смотрит внутрь:

– Паштет, что ли… Будешь?

Оглянувшись на гостя, она видит, что тарелка на столе стерильно пуста. Татьяна берет тарелку в руки, рассматривает ее, оглядывает стол и даже заглядывает под него. Молодой человек поспешно поджимает ноги. Таня качает головой, нарезает еще колбасы и сыру, раскладывает на тарелке:

– Ешь, худоба! Сейчас кофе сварю.

В этот момент раздается звонок в дверь, и Татьяна скрывается в прихожей. Молодой человек слегка расслабляется, расправляет плечи, его рука как бы сама собой медленно ползет по направлению к тарелке и ловко захватывает сразу по два куска колбасы и сыру. Голоса из коридора приближаются:

– …не жду понимания. Нет, не жду! Конечно, вы хотите устроить собственную жизнь, но почему непременно за чужой счет?

– Послушайте!

– Нельзя строить свое счастье на чужом несчастье, вы меня понимаете?

На кухню входит Лида, за ней несколько ошарашенная Татьяна. Лида неимоверно элегантна и прекрасна от самых кончиков изящных туфелек до бантика на шляпке. В своих тонированных очках она напоминает кинозвезду. В руках Лида держит маленькую сумочку на длинном ремешке и длинный зонт-трость. Дима так и замирает, не донеся до рта свою добычу. Лида усаживается на табурет и продолжает речь, судорожно вцепившись в сумочку:

– Вы молоды, хороши собой, у вас, можно сказать, вся жизнь впереди! Зачем же вести себя так агрессивно?! Зачем разрушать уже существующую гармоничную семью?

– Послушайте, но я…

– Да, вы правы! Не стану отрицать, что в настоящее время гармония слегка нарушена! Но это неизбежный кризис, возникающий в любой семье, и это отнюдь не означает, что отношения, которым уже не один год, можно так легко сломать…

В этот момент изумленный Диментор начинает судорожно кашлять, подавившись сыром, и Таня стучит его по спине.

– Вот видите! У вас прекрасный сын, требующий постоянного внимания! Мальчик в том возрасте, когда необходим строжайший присмотр, тем более что подросток, как я вижу, проблемный…

Проблемный подросток возмущенно выпрямляется, а Татьяна опять пытается вклиниться в монолог гостьи:

– Послушайте же! Это вовсе не…

– Ну что вы! Его проблемы видны невооруженным взглядом! А вы вместо того чтобы уделять ему как можно больше внимания, пускаетесь во все тяжкие…

Пока она говорит, раздается отдаленный звук открывающейся двери, шаги, потом в дверном проеме за спиной у Лиды материализуется Лика, держащая в охапке пластиковый пакет, из которого торчат длинные батоны. Некоторое время она прислушивается, потом беззвучно спрашивает у Тани, показывая пальцем на Лиду:

– Кто это?!

Та выразительно закатывает глаза и разводит руками. Лика громко кашляет. Лида подскакивает на стуле и роняет сумочку, из которой по полу во все стороны рассыпается и раскатывается множество мелких вещичек: помада, ключи, пудреница, монетки, тушь для ресниц, мельхиоровая чайная ложечка, пилочка для ногтей, очечник, тени для век в пластиковой коробочке в форме сердечка, сложенные записочки, проездные билетики, разномастные карточки, авторучки, рецепты, записные книжечки, носовые платочки, скрепки, конфеты, таблетки в самых разнообразных упаковках…

– Ой!

– Ах!

Лида и Таня кидаются собирать упавшую мелочь, Диментор вжимается в стенку, Лика над согнутой спиной Лиды кладет на стол пакет с хлебом и спрашивает у Димы громким шепотом:

– Это кто?

Тот пожимает плечами. Лика присаживается на диванчик и с интересом наблюдает за процессом сбора урожая:

– Вон, вон там еще! Под плиту укатилось!

Грациозно ползая по полу, Лида тем не менее не прекращает своего монолога:

– И девочка ваша тоже совершенно невоспитанная! Это надо же – так внезапно и громко кашлять, что люди пугаются! Вместо того чтобы поздороваться, как все приличные люди…

– Здрасте! – радостно говорит Лика, а Диментор толкает ее в бок, и они некоторое время с азартом пихаются.

– И вообще, вам не мешало бы заняться домашним хозяйством, – пыхтя, продолжает Лида. – Я сразу обратила внимание, какие у вас потолки – давно пора белить, и пыль не вытиралась уже чрезвычайно давно!

– Но…

– У меня в доме идеальная чистота, я считаю, что настоящая женщина должна быть идеальна во всем!

– Послушайте наконец!

– И в одежде, и в ведении хозяйства… и вообще. А вы?! Позволяете себе ходить в каких-то заношенных и даже рваных джинсах! Что он только в вас нашел… не понимаю…

– Лида! Почему ты сидишь здесь на полу?!

Это пришли Лена с Севой. Они некоторое время в полном остолбенении таращатся на дивную мизансцену: на угловом диванчике – Диментор и Лика, мгновенно прекратившие пихаться и принявшие чрезвычайно примерный вид; на полу на коленках стоит Лида, стараясь дотянутся до пудреницы, на которую наступил Диментор, заглядевшийся на ее аккуратный зад, обтянутый короткой узкой юбкой; а на подоконнике сидит Татьяна в полной прострации – в волосах у нее бумажки и корочка от апельсина, а в руке – чайная ложка. Услышав голос Сергея, Лида резко выпрямляется и стукается головой об стол.

– Ой!

– Что ты тут вообще делаешь? – восклицает Сева и подает Лиде руку, помогая выбраться из-под стола.

– Я? Я тут… уронила…

Лида сидит на полу, держась за голову, очки у нее съехали набок, открыв старательно накрашенные глаза уже с несколько потекшей тушью. Сумочку она прижимает к груди. На одном чулке зияет свежая дырка – Лида трогает ее пальцем с ярко-алым маникюром, и от дырки по туго натянутому чулку мгновенно бежит дорожка.

– Боже мой! Боже мой! – зарыдав в полный голос, Лида вскакивает и стремительно выбегает, громко хлопнув входной дверью. Таня дрожащим голосом произносит:

– А-а-а…

Сева подхватывается и бежит за Лидой. Все замирают, кто где был. Настает полная тишина, только слышно, как сам по себе шуршит, разворачиваясь, скомканный пакет из-под хлеба. Потом, словно по сигналу, все внезапно и одновременно начинают двигаться и говорить: Татьяна отлепляется от подоконника; Лена входит в кухню; Лика берет у нее сумку и выкладывает продукты, разворачивая их и хищно обнюхивая; Диментор поднимает с пола пудреницу и кладет ее на подоконник; Лена достает из холодильника вино; Диментор, поднявшись, вынимает бокалы из висячего шкафчика…

– Самое время выпить! – говорит опомнившаяся Татьяна.

– А где у нас инструкция к этой фитюшнице? – спрашивает Лика.

– Фондюшнице!

– Ну, фондюшнице…

– Какая там тебе нужна особая инструкция? Сюда – сыр, сюда… Сюда… Та-ак… Тут где-то что-то должно гореть…

– А где вилки к ней? Такие длинные?

– Где-то там…

– А где сыр? – спрашивает Лена.

– А ты не купила? – удивляется Татьяна.

– Так у нас было полно сыру!

Таня достает из холодильника пакет, в котором только желтая шкурка от сыра:

– Вот!

– Да-а… Если вдуматься, фондю без сыра – это как бы и не фондю, – заявляет Лика, жуя кусок ветчины.

– Ну что ж… Тогда… потом… когда… купим… сыр… – плечи Лены, стоявшей лицом к окну, начинают вздрагивать.

– Ма-ам! Ну, ма-ам! – испуганно верещит Лика. – Это мы с Димкой съели сыр! Мы щас сбегаем и купим! Ну что ты прям как маленькая!

– И хлеба полно! – робко говорит Дима.

– И вино есть! – встревает Татьяна. Она разглядывала все ту же сомнительную баночку:

– Смотри, вот еще паштет какой-то есть!

– Да это не паштет вовсе… – мрачно отвечает Лена.

– Ну, Лен! Перестань, дорогая! – Татьяна обнимает Лену за плечи, та улыбается, сквозь слезы и восклицает:

– Слушайте, и правда – черт с ним, с фондю! Давайте сварим глинтвейн!

Я тебя позабыла –

Как зонтик в чужом дому.

А верила, что любила,