На самом деле Глеб вовсе не собирался жениться так рано: он еще не защитил кандидатскую и жил в общежитии на стипендию, подрабатывая где только можно. В доме Лебедевых его принимали как родного: Раиса Семеновна не могла надышаться на Глебушку, который всегда помогал ей по хозяйству, а обе девочки, как казалось Глебу, были слегка в него влюблены. Ему гораздо больше нравилась Лёля, фантазерка и выдумщица, чем «воображала» Лера: с Лёлей было интересней, да и проще общаться, а Лера представлялась Глебу капризной и непредсказуемой. «Словечка в простоте не скажет, все с ужимкой!» – вздыхал иной раз Мих Ник в ответ на очередную эскападу дочери, цитируя «Горе от ума». Потом Глеб не раз думал, что из двух сестер следовало выбрать младшую, но Лёля была тогда еще совсем девочкой, забавной и непосредственной – эдакий длинноногий жеребенок с пышной гривкой волос, настоящая маленькая разбойница. Но выбирать ему, собственно, и не пришлось.

Капризуля Лера выросла и стала очень привлекательной девушкой, так что Глеб невольно заглядывался то на ее стройные ноги, то на белое плечо, с которого все время спадала лямка сарафана, а то и «запускал глазенапа», как выражался Мих Ник, в вырез того же сарафана, не подозревая, что Лера все замечает, потому и лямка спадает с плеча. Летом Лебедевы снимали дачу в ближнем Подмосковье, и Глеб частенько к ним наведывался, так что мог любоваться Лерой не только в сарафане, но и в купальнике, когда ходили на пруд.

Глеб уже не помнил, как вышло, что они оказались дома с Лерой наедине. Началось все со вполне невинной игры: Лера выхватила у Глеба книгу, которую для него оставил Мих Ник: «Попробуй, отними!». Глеб погнался за ней и поймал, прижав к книжному шкафу. Прижал очень сильно, не рассчитав с разгона. «Поцелуй, тогда отдам!» – сказала Лера. Он потянулся губами к ее щеке, но Лера повернула голову и подставила ему приоткрытый рот. Дальнейшее он помнил смутно и очнулся, когда непоправимое уже произошло. Глеб пребывал в полном смятении, а Лера выглядела как ни в чем не бывало и спокойно вышла навстречу вернувшимся родителям, на ходу застегивая блузку. За ужином, который не лез ему в глотку, потому что Глеб ощущал себя предателем, нарушившим доверие Мих Ника и Раисы Семеновны, Лера громко произнесла:

– Глеб, ты сам скажешь? Или мне сказать?

И Глебу ничего не оставалось, как тут же попросить у Мих Ника руки его дочери. Произнося положенные слова, он наткнулся на изумленный взгляд Лёли и воровато отвел глаза. Лебедевы страшно обрадовались, и в суете восклицаний, вопросов и строящихся планов Глеб не сразу заметил, что Лера куда-то исчезла. Потом подошла Лёля и прошептала ему на ухо:

– Пойди к Лере, а то она плачет!

Глеб удивился. Лера действительно плакала и при виде вошедшего Глеба отвернулась.

– Чего ты рыдаешь? – спросил Глеб. – Разве ты не этого хотела?

Лера заплакала еще пуще. Глеб вздохнул, сел рядом и принялся утешать, хотя так толком и не понял, в чем причина ее слез. Надо сказать, что женитьба существенно облегчила Глебу жизнь. Он переехал к Лебедевым – под крыло Раисы Семеновны, и первые несколько лет они с Лерой прожили вполне счастливо, только некоторая неловкость от положения «примака» и навязчивые мысли о том, что его элементарно поймали на крючок, омрачали существование Глеба.

Лера окончила институт, поступила в аспирантуру, он сам защитил кандидатскую и по протекции Мих Ника стал преподавать историю в Педагогическом институте, работая над докторской, а Леру пристроили научным сотрудником в один из московских музеев, где ее почти сразу избрали комсоргом. Глеб с легкой иронией следил за карьерой жены, прекрасно понимая, что она специалист среднего уровня и, что называется, звезд с неба не хватает, поэтому и самоутверждается на поприще общественной работы. Сам он весьма скептически относился ко всей этой партийно-советской дребедени, но принимал правила игры. Лера же, как выяснилось, норовила в этой игре стать ведущей. Глеб так толком и не выяснил всех подробностей произошедшего, но в результате Лериных активных действий уволили одну из старейших сотрудниц, Инессу Матвеевну Метлицкую – единственного в музее специалиста по средневековым рукописям. Глеб когда-то слушал ее лекции – Инесса Матвеевна первая заметила одаренного студента и приняла в нем участие: именно она ввела Глеба в дом Лебедевых. Уволенная Метлицкая с тяжелейшим инфарктом слегла в больницу, а Глеб устроил дома страшный скандал. Лера пыталась оправдаться, но Глеб не стал ее слушать:

– Если она умрет, это будет на твоей совести. Еще счастье, что отец не дожил до такого позора! – воскликнул он напоследок и вышел, хлопнув дверью. Глеб перестал разговаривать с женой и на ночь стал уходить в бывший кабинет Мих Ника. Инесса Матвеевна все-таки умерла, и разобщенность мужа с женой усугубилась: оба тщательно скрывали свой разлад от Раисы Семеновны, которая сильно сдала после смерти мужа. Им всегда было трудно друг с другом, а Лёля, которая вечно старалась их помирить и сблизить, внезапно вышла замуж за некоего Толика, страшно не нравившегося Глебу: ему казалось, что Лёля достойна лучшего. Продолжалось это почти полгода – Глеб пребывал в мрачности, Лера страдала, но как помириться, оба не знали: Глеб всегда надолго зависал в обидах и раздражении, а Лера не умела подладиться.

Раиса Семеновна скончалась настолько внезапно, что Лёля даже не сразу поверила сестре, рыдающей в трубку телефона: она всего полчаса назад разговаривала с матерью! Эта смерть подкосила всех, но больше всего Леру – через неделю после похорон Лёля позвонила Глебу: «Срочно приезжай домой!» Глеб приехал, раздраженный тем, что пришлось отменить лекцию – дома пахло лекарствами и бедой. Встретившая его Лёля приложила палец к губам и провела Глеба на кухню:

– Не шуми. Она спит.

– Да что случилось-то?!

– Лера пыталась покончить с собой.

– Что? Да ладно! Никогда не поверю. Это манипуляция. Чтобы эта холодная расчетливая сука…

И тут Лёля его ударила. По щеке, очень сильно. Глеб изумился:

– Ты что?

– Не смей так говорить о моей сестре! Это твоя вина! Ты ее довел!

– Я? – растерянно спросил Глеб, потирая щеку.

– Ты! Да, Лера поступила подло, но она давно раскаялась! А ты, как инквизитор, все жаришь ее на медленном огне! Думаешь, она не понимала, что ты остаешься в семье только ради нашей мамы? Она каждый день ждала твоих слов о разводе. С ужасом ждала.

Глеб молчал: он действительно думал о разводе. Лёля тяжко вздохнула и села напротив, вытирая выступившие слезы:

– Ладно, прости, что ударила. Не сдержалась. Просто не ожидала, что ты настолько ничего не понимаешь. Лера, может, и сука, но уж никак не холодная! И не расчетливая. Не знаю, поблагодарит она меня или возненавидит, но я расскажу. Потому что желаю ей счастья. Какая бы ни была, но Лера – моя сестра. Больше у меня никого нет. Ну да, еще Толик. И ты, наверно…

– Лёля, но ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

– Молчи. Просто послушай. Помнишь, как ты делал предложение?

– Еще бы, – усмехнулся Глеб.

– Помнишь, Лера плакала? Ты ведь так и не понял, о чем она плачет, правда? Лера прекрасно осознавала, что делает: она тебя хотела, и она тебя получила. А плакала потому, что ты ее не любишь! Потому, что ты за ней не ухаживал, не дарил цветов! Вы не гуляли, взявшись за руки, по бульварам и не целовались под сиренью! Этого у нее не было! И она знала, что не будет уже никогда.

– Но если она понимала, что я не люблю ее, – тогда зачем?

– Но она-то любила! С двенадцати лет! Она с ума по тебе сходила! Она чашку целовала, из которой ты чай пил, она… Она жить без тебя не может.

– Лёля, мне кажется, ты придумываешь… Что-то я не замечал никакой безумной любви…

– Потому что Лера гордая! Нет, так ты ничего не поймешь. Придется начать с детства…

Когда на свет появилась Лера, Раисе Семеновне исполнилось тридцать два, и она считалась «позднородящей». Еще одного ребенка Лебедевы и не ждали, зная о неблагоприятных прогнозах врачей, так что случившаяся через пять лет беременность была воспринята супругами как чудо. Правда, они надеялись на мальчика, но родилась Лёля. Лера восприняла появление сестры как крушение привычного мироздания: пять лет она была центром семьи, любимой и ненаглядной маленькой девочкой, и вдруг в одночасье превратилась в старшую! Лёля родилась недоношенной и слабенькой, много болела, родители над ней тряслись, а Лере казалось, что она теперь никому не нужна.

Лёля сестру обожала, несмотря на то что Лера всячески ее изводила. Но нрав у Лёли оказался на удивление легкий – она быстро прощала и опять смотрела на сестру с искренним восхищением. Как Лера ни третировала сестренку, ей все больше казалось, что одна только Лёля любит ее и понимает. А Лёля действительно очень хорошо понимала сестру. Как всякий болезненный ребенок, Лёля много времени проводила в размышлениях и фантазиях. Она обладала острым умом и наблюдательностью, читать начала в четыре года и все время сочиняла разные сказочные истории. Лёля рано повзрослела, в отличие от сестры, которая так и осталась вечным подростком.

Закомплексованная, самолюбивая и всегда несчастная, Лера завидовала всем вокруг, а особенно сестре, такой живой, доброжелательной и непосредственной, что ее просто нельзя было не любить. Лёля легко обзаводилась друзьями, училась без малейшего напряжения, хотя порой могла и двойку схватить – но никогда не переживала из-за плохих оценок и ко всему относилась с юмором. Лера не могла себе позволить даже тройку и тратила массу времени на приготовление уроков, потому что страшно боялась оказаться не на высоте: она всегда должна быть самой лучшей! И тогда, может быть, ее тоже полюбят… Но ее не любили. Друзей у Леры было мало – одноклассники считали ее заносчивой и высокомерной, а девочка просто была замкнутой.

Они с сестрой словно жили в разных вселенных: Лёля – в яркой и веселой сказке, а Лера – в мрачном, полном опасностей мире, и как Лёля ни старалась перетащить сестру в свою сказку, у нее ничего не получалось. Лера напоминала сестре жалкого дикобраза, ощетинившегося иглами и ранящего всех вокруг, даже когда никто не нападает, а наоборот, пытаются погладить. Но при этом она ранила и себя – иглы проросли внутрь. Лёля очень рано поняла, что она гораздо способнее сестры и сильнее духом, поэтому взяла ее под защиту – маленький храбрый оруженосец при слабом и нелепом вояке, для которого слишком тяжелы его грозные доспехи. Но со временем доспехи стали второй кожей, так что лишь сестра знала, насколько хрупкое и ранимое существо скрывается под закаленной сталью…

– И вовсе она не расчетливая! – объясняла Лёля. – Лерка, конечно, пытается что-то планировать, но поступает всегда спонтанно. Потом только до нее доходит, что она натворила. И с Инессой так получилось: Лера пошла на поводу у парторга! Ей сказали действовать – она и взяла под козырек…

Пока Лёля рассказывала, Глеб невольно вспоминал разные эпизоды и мелочи, которые вполне подтверждали ее слова, да он и сам давно догадался, что Лерина язвительность – всего лишь защита. Но он и не представлял, что Лере так тяжело живется! Глеб прекрасно помнил, как впервые оказался у Лебедевых – дверь ему открыла Лера, и сейчас он понимал, что его первое впечатление было верным: хрупкая застенчивая девочка, неуверенная в себе и… жаждущая любви. Очень красивая девочка: огромные серо-голубые глаза, светло-русые косы, нежный рот – как бутон цветка. Она смотрела на Глеба с опаской, а он улыбнулся и произнес:

– Здравствуйте, принцесса. Могу я войти в ваш замок?

Лера даже рот открыла от изумления. И страшно покраснела. А Глеб взял ее ручку, поцеловал и щелкнул каблуками, наклонив голову. Он долго звал ее принцессой – к великой радости Лёли, которая тут же принялась играть в королевство и сама назначила себя на должность придворного шута. С Лёлей он подружился мгновенно, а Леру пришлось долго приручать. И если б он только знал, что Лера влюбилась в него в ту же секунду, как увидела! Она с волнением ждала его прихода, наряжалась, распускала волосы и старалась нечаянно попасться на глаза – чтобы Глеб, не дай бог, не подумал, что Лера его караулит! А он и не думал. И не замечал ее маневров, хотя искренне любовался, когда видел.

Взросление Леры было мучительным. Она категорически себе не нравилась, как ни убеждала ее сестра, что она просто красотка: и ноги были не такие, как надо, и пальцы кривые, и волосы дурацкие, и глаза невыразительные, а губы так вообще конец света. Разве сможет Глеб полюбить такую уродину?! Лера безумно переживала, что Глеб вдруг возьмет и женится на какой-то посторонней девушке, хотя у него еще и девушки-то никакой не было. Но он жил в общежитии, а там нравы вольные, и мало ли, вдруг кто покусится на такое сокровище!

Лера с шестнадцати лет начала продумывать планы по завоеванию Глеба. Она замечала его заинтересованные взгляды и с волнением думала: «Может, я ему все-таки нравлюсь?!» Но Глеб ничего не предпринимал, и Лера расстраивалась. Она была существом совершенно неискушенным и к двадцати годам ни разу не целовалась, в отличие от пятнадцатилетней сестры, у которой Лере, сгорая от стыда, пришлось спрашивать про технику поцелуев. Тренировались они на помидорах, но один раз Лёля все-таки поцеловала сестру в губы – чтобы лучше дошло. Теоретически Лера знала, что должно происходить между мужчиной и женщиной, но реальность ее потрясла, хотя она храбро делала вид, что ей все нипочем. Это была чистая импровизация, все получилось само собой: девушка никак не ожидала, что Глеб загорится от одного поцелуя! Лера не помнила себя от счастья, хотя оно было слегка приправлено горечью: Глеб так и не сказал, что любит ее…