Огонь погребального костра был хорошо виден в городе, но Букта не думал, что кого-нибудь отправили в долину выяснять, в чем дело. Все наверняка решили, что оставленные там часовые подожгли заброшенный сарай ради забавы или с целью отпугнуть ночных хищников, привлеченных запахом крови.

Но на рассвете туда, несомненно, вернется множество солдат, на сей раз с опытными следопытами, при содействии которых они продолжат погоню за рани и ее уцелевшими спасителями и от которых было бы мало толку, сложись все удачно, поскольку к этому времени Букта рассчитывал находиться уже далеко отсюда – достаточно далеко, чтобы не опасаться погони. Однако по возвращении в долину бхитхорцы обнаружат, что четверо оставленных там часовых убиты, а тела трех чужеземцев пропали, и сразу поймут, что беглецы не могли уйти далеко.

Букта с трудом поднялся на ноги и хрипло проговорил:

– Пойдемте, сахиб, мы понапрасну тратим время. Путь предстоит неблизкий, и нам необходимо поторопиться. Отныне нам с вами придется идти пешком, ведь у нас осталась всего одна лошадь.

Аш до сих пор не произнес ни единого слова, и сейчас он все так же молча повернулся, и они вдвоем стали спускаться по склону в свете занимающегося утра.

44

В конечном счете на пони поехал Букта, а не Анджули.

Анджули проснулась от поднятого Ашем шума, и, когда двое мужчин вернулись, она уже бодрствовала и ждала их. Глаза у нее расширились при виде окровавленной одежды шикари. Взглянув на изможденное лицо Аша, она все поняла без всяких слов. Кровь отхлынула от щек девушки, чуть порозовевших после ночного сна, и она побледнела и разом осунулась еще сильнее прежнего. Однако она не задала никаких вопросов и хотела принести для них пищу, но Букта отказался задерживаться здесь даже минутой дольше. Они смогут поесть позже днем, сказал старик, а сейчас они должны немедленно тронуться в путь и двигаться со всей скоростью, на какую способны, потому что скоро бхитхорцы пустятся в погоню за ними.

Он взвалил на плечо переметные сумы, и Анджули пошла следом за ним по глиняному пласту к месту, где пасся пони. Но когда пони оседлали и Аш велел ей сесть в седло, она отказалась, сказав, что шикари валится с ног от усталости и, если сейчас скорость имеет жизненно важное значение, они будут двигаться быстрее, коли он поедет верхом. Сама она хорошо отдохнула и спокойно может идти пешком.

Букта не стал спорить. Он был слишком утомлен и слишком встревожен и не хотел тратить время на разговоры, к тому же Анджули была права. Он просто кивнул и велел своим спутникам следить, чтобы он не заснул: если он заснет, пони, будучи животным самостоятельным, выберет свой собственный путь и может завести их невесть куда. Рани-сахиба должна идти рядом и держаться за стремя при подъеме по склонам.

Аш, все еще оглушенный горем, согласился, хотя он беспокоился меньше Букты. Он считал, что они ушли вперед достаточно далеко и преследователи не сумеют настичь их, поскольку не знают дороги и будут вынуждены двигаться медленно, тщательно осматривая землю в поисках следов, оставленных беглецами.

Но Букта знал, что женщина, последние несколько лет прожившая в строгом затворничестве, и старый шикари, изнуренный усталостью, не смогут соперничать в скорости с разъяренными мужчинами, хорошо отдохнувшими, сытно поевшими и горящими жаждой мести. Он также прекрасно понимал, что, когда взойдет солнце и стервятники начнут слетаться к трупу Дагобаза, преследователи увидят спускающихся с высоты птиц и придут к озерцу, которое находится не очень далеко от каньона, где провели ночь сирдар и хаким.

Поэтому он поторапливал своих спутников, и только после того, как утреннее солнце стало палить в полную силу, а Анджули начала выказывать признаки усталости, он натянул поводья и поменялся с ней местами, заявив, что достаточно хорошо отдохнул и может продолжить путь пешком. Он позволил ненадолго остановиться лишь раз, вскоре после полудня, когда они съели по скудной порции пищи в тени нависающей скалы и он немного поспал.

Пробудившись от короткого сна, Букта сразу повел своих спутников дальше, упорно шагая вперед тяжелой размеренной поступью и оборачиваясь на каждом гребне горы, чтобы посмотреть, не показалась ли позади погоня. Но там не наблюдалось никакого движения, кроме дрожания знойного марева, и далеко позади в медном небе кружили несколько черных точек, которые говорили сами за себя. Стервятники, вспугнутые появлением людей – вероятно, значительного количества людей, – летали кругами, ожидая, когда незваные гости уйдут и они смогут продолжить пиршество.

– Они нашли озерцо, – пробормотал Букта, – и теперь знают, что у нас на троих осталась всего одна лошадь и, значит, мы двигаемся со скоростью пешего хода. Будем надеяться, что они задержатся там, чтобы напиться и поспорить, кому из них достанутся ваши седло и сбруя.

Вероятно, преследователи именно это и сделали. Во всяком случае, они так и не показались в поле видимости, и к тому времени, когда солнце спустилось низко к горизонту и на раскаленных склонах снова пролегли фиолетовые тени, стало ясно, что уже и не покажутся. Поэтому, когда беглецы при свете звезд добрались до старой стоянки Букты в маленькой, заросшей деревьями лощине, шикари счел возможным развести костер, чтобы испечь чапати и отпугнуть леопардов, рыщущих в поисках добычи. А также выстирать свою окровавленную одежду и повесить сушиться над огнем.

Все трое слишком сильно устали, чтобы спать хорошо той ночью, и Букта с Ашем по очереди несли дежурство: они обнаружили звериные следы на влажной земле у воды и опасались за пони. С первым проблеском зари они снова двинулись в путь, и, если не считать того, что нервное напряжение несколько ослабло и беглецы не так часто оглядывались назад, этот день ничем не отличался от предыдущего, хотя был даже жарче и утомительнее. Они останавливались на привал, только когда разрешал Букта, и в результате к вечеру достигли предгорий, изнуренные и умирающие от жажды, со стертыми в кровь ногами.

Той ночью старый шикари спал крепко, как и Анджули, совершенно обессиленная тяготами долгого знойного дня, проведенного в седле. Но Аш, несмотря на страшную усталость, спал плохо и снова мучался кошмарными снами – не о погоне и не о Дагобазе, а о Шушиле. Один и тот же бесконечно повторяющийся сон, от которого он пробуждался в холодном поту и который видел снова, едва лишь смежал веки и погружался в забытье.

Каждый раз, когда он засыпал, перед ним появлялась Шушила в свадебном ало-золотом наряде и со слезами умоляла не убивать ее, но он, не внимая мольбам, поднимал револьвер, спускал курок и видел, как кровь заливает прекрасное, страдальчески искаженное лицо. И снова просыпался…

«Разве я мог поступить иначе?» – гневно думал Аш. Неужели недостаточно того, что он несет ответственность за смерть Сарджи? Неужели его будет преследовать еще и укоризненный призрак Шушилы, которую он просто избавил от мучений, как Букта избавил от мучений Дагобаза? Но ведь Шушила была не животным, а человеческим существом, решившим добровольно принять смерть на костре и таким образом достичь святости, а он, Аш, коварно лишил ее такой возможности.

Более того, он вмешался в нечто предначертанное судьбой и сугубо личное. Он даже не был уверен, что убеждения Шушилы неправильны, – разве христианский календарь не полон имен мужчин и женщин, которых сожгли за веру и провозгласили святыми и мучениками?

«Если я не мог спасти ее, мне не следовало вмешиваться», – подумал Аш. Но поскольку он вмешался и уже ничего нельзя было поправить, он решил раз и навсегда выбросить из головы эту историю, повернулся на другой бок и снова заснул – и опять увидел девушку, которая ломала руки, рыдала и умоляла пощадить ее. Ночь прошла отвратительно.

На рассвете следующего утра они пересекли границу, а через три дня Букта и Аш вернулись в дом Сарджи, откуда выехали в такой спешке менее трех недель назад. Но Анджули с ними не было. Последней ночью в джунглях шикари дал Ашу дельный совет, предварительно дождавшись, когда она уснет, и заговорив приглушенным голосом, чтобы не разбудить девушку.

Он тут подумал о будущем, сказал Букта, и пришел к выводу, что лучше не раскрывать личность рани-сахибы. Она ни у кого не вызовет сочувствия: многие люди в глубине души одобряют старые обычаи и полагают, что каждая вдова должна становиться сати после смерти мужа, но даже те, кто не разделяет такого мнения, склонны видеть в молодой вдове существо проклятое и немногим лучше рабыни.

Он также не считал целесообразным рассказывать кому-либо правду о смерти сир дара Сарджевана. Для всех будет лучше, если родственники и друзья сирдара останутся в неведении относительно того, что случилось в Бхитхоре: там не знают, кто он такой (а также они двое) в действительности, и будет лучше, если никогда не узнают. Нельзя отрицать, что они втроем тайно проникли в княжество с целью похитить жен покойного раны, убили стражника из личной охраны правителя, применили насилие к нескольким дворцовым слугам и, похитив вторую рани, открыли огонь по бхитхорским солдатам (предпринявшим правомерную попытку задержать беглецов) и убили многих из них…

– Не знаю, как вы, – сказал Букта, – но я не имею желания предстать перед судьей-сахибом по обвинению в подобных преступлениях и провести остаток своих дней в тюрьме, если, конечно, меня не повесят за убийства. Бхитхорцы, понятное дело, будут врать напропалую, и, даже если им не поверят, сахибы все равно скажут, что мы не имели права самолично вершить правосудие и убивать этих свиных отродий. За это нас непременно накажут. Вы, возможно, отделаетесь всего лишь суровым выговором начальства, но меня наверняка посадят в тюрьму, а если когда-нибудь выпустят оттуда, то бхитхорцы позаботятся о том, чтобы я наслаждался свободой не долее одного дня. Об этом, кстати, тоже следует подумать, сахиб: мы нанесли им жестокое оскорбление, которого они не забудут и не простят, и, если они узнают имена причастных к делу людей…

– Они знают имя хакима-сахиба, – коротко сказал Аш. – И Манилала.

– Верно. Но эти двое были из Каридкота, и все решат, что их сообщники тоже оттуда. У бхитхорцев нет причин считать иначе, они никогда не свяжут вас, офицера-сахиба из ахмадабадской рисалы, с побегом одной из вдов покойного раны. Не станут они мстить и родственникам рани: те слишком могущественны и слишком далеко находятся. Чего нельзя сказать ни о нас с вами, ни о рани-сахибе, покуда она не вернется в свое родное княжество, а если начнется полицейское следствие, это может произойти лишь через несколько месяцев. Закон медлителен, а когда станет известно, что она находится в Гуджарате и собирается дать показания в нашу пользу, ее жизнь не будет стоить и аны. Как и ваша жизнь, и моя. Если вы подумаете хорошенько, сахиб, вы поймете, что я прав.

– Да… да, я знаю, – медленно проговорил Аш.

Британским властям крайне не понравится вся эта история, хотя они несут значительную долю ответственности за случившееся, так как не потрудились принять никаких мер к предотвращению сати. Но факт оставался фактом: было убито много людей, и все выглядело совсем не так, как если бы группа благородных рыцарей спасла от смерти двух рани. На самом деле Аш собственноручно ускорил конец Шушилы, а Анджули, стараниями своей сестры, в любом случае избежала бы смерти на погребальном костре раны. (Взамен ее ослепили бы, но кто этому поверит, если весь Бхитхор станет категорически отрицать это?)

Визирь и остальные министры заявят также (не без основания), что первая рани настаивала на своем праве сгореть на погребальном костре супруга и никто не мог ни отговорить ее, ни удержать силой, так как она пользовалась поддержкой простого народа, который не потерпел бы вмешательства должностных лиц или стражников. Все это будет звучать очень правдоподобно – гораздо более правдоподобно, чем история самого Аша. В конечном счете суд наложит на Бхитхор штраф, который будет выплачен за счет увеличения поборов с крестьянства; а поскольку новый рана совсем юн и с него не спросишь, политический департамент прочитает визирю и его приспешникам лекцию о недопустимости нарушения закона и о серьезных последствиях любых других проступков, а также, вероятно, порекомендует на короткий срок ввести в княжество подразделение британско-индийской армии в качестве демонстрации силы. Этим Бхитхор и отделается.

Но как насчет лейтенанта Пелам-Мартина и шикари Букты? Как они выпутаются из этой истории? И Джули… что станется с ней, коли правда откроется? Когда станет известно, что она, переодетая дворцовым слугой, сбежала из Бхитхора с группой мужчин, даже не состоящих с ней в родстве, в чьем обществе провела несколько дней и ночей, – назовут ли ее отважной молодой женщиной, заслуживающей сострадания? Или же бесстыдницей, которая, презрев свое звание и репутацию, тайно бежала с сахибом? С тем самым сахибом, который три года назад эскортировал ее с сестрой на бракосочетание! Конечно же, в ближайшем времени и об этом тоже станет известно, и тогда умы возбудятся, языки пойдут болтать, и вскоре все поверят, что сахиб и рани много лет состояли в любовной связи.