Каваньяри со своим отрядом, в который кроме полковника Дженкинса входили Уиграм Бэтти, полдюжины солдат из разведчиков и несколько хайберских маликов, в должный срок отправился к крепости, комендант которой, верный своему обещанию, развернул их обратно. При этом майору Каваньяри было сказано следующее: поскольку он явился без разрешения, после попытки подкупом склонить отдельных подданных эмира к предоставлению англичанам свободного прохода по территории его высочества, сея таким образом рознь между афридиями, он может считать любезностью, оказанной в память былой дружбы, что Файз Мухаммед не открыл по нему огонь за все дела, сотворенные британским правительством.

– После чего, – сказал Уиграм, описывая данный эпизод Уолли, – комендант пожал нам руки, мы сели на своих лошадей и поехали обратно в Джамруд с поджатыми хвостами. Во всяком случае, ощущение было именно такое.

Уолли выразительно присвистнул, и Уиграм кивнул:

– Да уж, ситуация не из тех, в каких мне хотелось бы оказаться снова. Но давай признаем: парень поступил правильно. Именно это и было самым унизительным для нас. В этой истории наше правительство выступило не лучшим образом, и я не могу отделаться от мысли, что, будь я афридием, я бы испытывал точно такие же чувства, как Файз Мухаммед, и надеюсь, что повел бы себя столь же достойно. Но готов держать пари: раз он не уступил и отказался пропустить миссию через перевал, мы теперь заявим, что Афганистан нанес тяжелейшее оскорбление правительству ее величества и всему британскому народу, а потому нам ничего не остается, кроме как объявить войну.

– Ты действительно так считаешь? – спросил Уолли, слегка задыхаясь. Он вскочил на ноги, точно отпущенная пружина, и принялся расхаживать по комнате, не в силах устоять на одном месте. – Почему-то в такое не верится. Я имею в виду… ладно, к мелким стычкам мы привыкли, но война, настоящая война, и несправедливая… Это немыслимо: такого нельзя допустить. Безусловно, Аш… – Он круто повернулся и посмотрел на Уиграма. – Ты слышал какие-нибудь новости о нем?

– Я знаю лишь, что он по-прежнему поддерживает связь с Каваньяри, а значит, пока с ним все в порядке.

Уолли вздохнул и с беспокойством сказал:

– Он предупредил меня, что не сможет присылать нам весточки, так как это слишком рискованно, и что жена и Зарин согласились с ним. Он сказал, что только мы трое в курсе дела – кроме тебя, Каваньяри и командующего, разумеется, – и даже парень, выполняющий роль связного между ним и Каваньяри и являющийся одним из личных агентов Каваньяри, не должен знать, кто он такой… в смысле, что он не афганец. А еще он сказал, что Каваньяри, вероятно, будет уведомлять тебя, находятся ли они в контакте, ибо идея принадлежала в первую очередь тебе.

– Ну вот, вчера он меня уведомил, и они находятся в контакте. Так что перестань тревожиться за Аштона.

– Я могу сообщить это его жене?

– Ты собираешься увидеться с ней? – спросил Уиграм удивленным и не слишком довольным тоном.

– Нет. Я обещал Ашу приглядывать за ней, но мы решили, что мне лучше не наведываться в дом. Старая бегума возражает: она считает, что мои визиты вызовут лишние разговоры, и, вероятно, она права. Но я всегда могу передать записку через Зарина, а его желание навестить свою тетушку никому не покажется странным, ведь он ездит туда на протяжении многих лет. Я бы хотел, чтобы она знала, что с Ашем все в порядке. Должно быть, ей очень тяжело… жить в неизвестности.

– Крайне тяжело, – согласился Уиграм. – Да, конечно, ты можешь сообщить ей. Я не знал, что она все еще в Аттоке.

– Аш не мог взять ее с собой, а потому оставил у бегумы. Она знала Зарин-хана и его отца с малых лет и, полагаю, чувствует себя в безопасности с тетушкой Зарина. Насколько я понял, сейчас она учится обращаться с огнестрельным оружием и говорить на пушту – на случай, если Аш пришлет за ней. Хотелось бы мне….

Он умолк, не закончив фразы, и несколько мгновений спустя Уиграм с любопытством спросил:

– Чего бы тебе хотелось, Уолтер?

Взгляд Уолли утратил отсутствующее выражение, и он быстро потряс головой и беззаботным тоном сказал:

– Чтобы ты бросил все эти дела с сильными мира сего и вернулся в лоно своего полка. Мардан кажется совсем другим, когда ты, Стюарт и командующий торчите в Хайбере, нянчась с миссией, о которой мы столько слышим. Однако после фиаско в Али-Масджиде, полагаю, все вы останетесь без работы.

Уолли оказался прав. О неудаче в Али-Масджиде телеграфировали вице-королю, который ответил приказом о роспуске миссии.

Лорд Литтон получил, что хотел: доказательство. Доказательство, что «русская угроза» не жупел, а ужасная реальность с уже закрепившимся в Кабуле дипломатическим представителем и движущейся к Гиндукушу армией. Доказательство, что Шер Али – вероломный интриган, который, оттолкнув руку дружбы, протянутую Британией, вцепился в руку Московии и, возможно даже, в данный момент подписывает договор, позволяющий русским разместить военные посты вдоль границ Индии и открывающий русским войскам свободный проход через перевалы. Коли генерал Столетов со своей свитой поселился в самом Бала-Хиссаре, ожидать можно всего, чего угодно. И если требовался еще какой-то довод в пользу необходимости безотлагательных действий, то им стало публичное оскорбление, нанесенное посланнику ее величества сэру Невиллу Чемберлену и мирной британской миссии, которым не только отказали в просьбе вступить на территорию эмира, но и пригрозили применением силы в случае, если они попытаются пересечь границу. Подобные угрозы нельзя терпеть, и лорд Литтон, например, терпеть не намерен.

Немедленным ответом на полученный в Али-Масджиде отпор стала переброска корпуса разведчиков в Джамруд, древнюю сикхскую крепость на границе британских владений. Через два дня после роспуска недолговечной миссии вышел приказ сосредоточить значительные силы в Мултане с целью дальнейшего перехода через афганскую границу и продвижения к Кандагару, а остальные полки стянуть на северной окраине пустыни Тхал, где река Куррам отделяет область Кохат от Афганистана. Для укрепления пешаварского гарнизона из Кохата прислали сикхский полк и батарею горной артиллерии, а майор Каваньяри (не видевший смысла возобновлять переговоры с маликами хайберских племен) придумал новый, поистине дерзновенный план, как привлечь племена на сторону Британии, не тратя времени на утомительные разговоры и бесконечные обсуждения условий…

Азиаты, как всем известно, относятся весьма почтительно к победителям и крайне презрительно к проигравшим, а поскольку Британия, спору нет, показала себя не в самом выгодном свете в ходе недавнего инцидента в Али-Масджиде, требовалось что-то сделать, чтобы смыть этот позор и заслужить восхищение племен. А что может быть лучше, предположил Луи Каваньяри, чем неожиданно напасть и взять штурмом ту самую крепость, комендант и гарнизон которой осмелились запретить британской миссии проход через Хайбер? Это послужит для афганцев хорошим уроком и покажет им, на что способен радж, если пожелает приложить усилия.

Вице-король пришел в восторг от плана Каваньяри и, проигнорировав совет своего главнокомандующего и сэра Невилла Чемберлена (считавших, что риск слишком велик и не оправдывается никакими преимуществами, которые можно получить), благословил данное предприятие. Генерал Росс, тоже возражавший, был коротко уведомлен, что крепость Али-Масджид должна быть и будет взята. План операции включал стремительный ночной марш, аналогичный успешно проведенному майором Каваньяри в ходе конфликта с племенем из клановой области Утман-Кхел, с последующей неожиданной атакой на рассвете, осуществляемой силами разведчиков и 1-го сикхского полка под командованием полковника Дженкинса, при поддержке тысячи туземных и британских солдат, набранных из пешаварского гарнизона и обеспеченных тремя тяжелыми орудиями.

Поскольку успех операции зависел от скорости и секретности действий, надлежало позаботиться о том, чтобы никакие сведения о предстоящем нападении не просочились. А как только крепость будет взята, войска отступят, ибо правительство Индии не имело намерения удерживать Али-Масджид или оставлять там свой гарнизон. Их целью было не захватить крепость, но показать своими стремительными, блестящими боевыми действиями, что радж нельзя безнаказанно оскорблять.

– Ушам своим не верю! – выдохнул командир 1-го сикхского полка, услышав о намеченной операции от полковника Дженкинса во время конфиденциального разговора в его бунгало. – Вы хотите сказать, что мы должны ввести наших солдат на территорию Афганистана и взять штурмом крепость Али-Масджид, а после того, как мы ее захватим (в чем я сомневаюсь), сделать поворот кругом и смиренно отправиться обратно в Пешавар, предоставив афганцам разрубить на куски наших мертвых и снова занять форт, едва лишь мы повернемся к ним спиной? Это чистое безумие! Не может же быть, чтобы в Симле все спятили!

– Да знаю, знаю, – устало вздохнул полковник Дженкинс. – Но безумие или нет, нам придется сделать, что велено. «Наше дело не приказы обсуждать, а идти на смерть и умирать».

– Но… но мой носильщик всегда узнает гораздо раньше меня, куда собираются перебросить полк, а в городе вроде Пешавара, кишащем патханами, я не удивлюсь, если они уже в курсе дела и посылают Файз Мухаммеду и его солдатам предупреждение приготовиться к нашему появлению и оказать нам горячий прием. «Неожиданная атака», ну прямо! Да они будут ждать нас в полной боевой готовности, и будет чудом, если мы отделаемся не настолько серьезными потерями, чтобы игра совсем не стоила свеч. Как по-вашему, у генерала не все дома?

– Это не он придумал, – сказал полковник Дженкинс. – Это одна из блестящих идей Каваньяри. Он считает, что такой способ привлечь хайберские племена на нашу сторону быстрее и эффективнее, чем попытки подкупить их одно за другим. Мы должны повергнуть их в благоговейный трепет и восхищение своей стремительной атакой и доблестью и ошеломить молниеносной победой. Он убедил вице-короля в успехе предприятия – вероятно, на бумаге план выглядит лучше.

– Тогда мне остается лишь пожалеть, что операцию нельзя провести на бумаге же! – яростно проговорил командир 1-го сикхского полка.

На это замечание полковник Дженкинс не ответил. Он тоже был в ужасе от плана и мог только надеяться, что кто-нибудь сумеет образумить вице-короля и заместителя комиссара Пешавара, пока не стало слишком поздно.

К счастью, его надежда оправдалась. Военный советник вице-короля, узнав о задуманной операции уже после того, как был отдан приказ приступить к ее осуществлению, заявил в самых прямых выражениях, что оставлять взятую крепость – глупость, сопоставимая лишь с глупостью попытки ее захватить. Его заявление, возможно, осталось бы без внимания, если бы не своевременно пришедшая в Симлу телеграмма о том, что Али-Масджид получила подкрепление из афганских войск и артиллерии.

В свете данной информации вице-королю ничего не оставалось делать, кроме как отменить задуманную операцию, и Луи Каваньяри, вынужденный отказаться от заветного плана потрясти хайберские племена блестящей молниеносной атакой, которая заставила бы их согласиться разделить судьбу Британии, с неиссякаемым терпением продолжил свои малоэффективные и зачастую доводящие до бешенства попытки достичь той же цели словами, а не делами, ведя переговоры со всеми маликами поочередно.

Не многие люди справились бы с этим делом лучше, но льстивые уговоры, доводы и подкуп требовали времени. Слишком много времени. А Каваньяри ясно понимал: времени осталось очень мало.

52

Той осенью многие разделяли мнение, что время истекает. Так считал и бывший командующий корпусом разведчиков Сэм Браун – тот самый, который много лет назад обсуждал со старшим братом Зарина, Авал-шахом, будущее мальчика Аштона и решил отправить племянника Уильяма в Англию под опекой полковника Андерсона.

Сэм Браун, ныне генерал-лейтенант сэр Сэм и вновь назначенный командующий Первым дивизионом Пешаварской полевой армии, не относился к числу сторонников великолепного плана захвата крепости Али-Масджид, придуманного Каваньяри. Но он понимал: если будет объявлена война, крепость придется взять – не для того, чтобы произвести впечатление на племена блистательным жестом, а исключительно в силу военной необходимости. Вдобавок атаковать придется в считаные часы, а не дни после объявления войны, поскольку эта крепость была ключом к Хайберскому перевалу и, пока она не будет взята, дорога на Кабул останется закрытой.

При данных обстоятельствах генерал был потрясен, когда обнаружил, что о местности, по которой вскоре придется двигаться его войскам, почти ничего не известно, несмотря на то что британская армия уже проходила там раньше и при отступлении потерпела одно из самых сокрушительных поражений, какие выпадали на долю оккупационной армии со времен наполеоновской Grande Armée, растаявшей в ходе мучительного отступления от Москвы.