— В гарем? — переспросила заинтригованная Анита. — Неужели у него могли быть другие женщины, если он так был влюблен в нее?

— У императора может быть сколько угодно жен, но есть всегда одна, которая похищает его сердце.

— Ах! — вздохнула испанка, как будто это объяснение могло послужить заклинанием от всех ее страхов.

— После девятнадцати лет совместной жизни Мумтаз умерла во время рождения четырнадцатого ребенка. Ей было тридцать пять лет. Говорят, что в течение двух лет император соблюдал строгий траур: не носил драгоценности и нарядную одежду, не принимал участия в праздниках и застольях и даже не слушал музыку. Для него жизнь утратила смысл. Он передал командование войском своим сыновьям, а сам, собравшись с духом, принялся за строительство мавзолея в память о своей жене. Он назвал его Тадж-Махал — так звучит сокращенное имя императрицы. Говорят, что она, будучи на смертном одре, подсказала ему мысль о том, чтобы он воздвигнул памятник в честь «счастья, пережитого ими вместе». Теперь они снова вместе в усыпальнице под белым куполом.

Парадокс заключался в том, что памятник, который во всем мире считают наивысшим символом любви между мужчиной и женщиной, был задуман и построен человеком, чья религия приказывала ему делить любовь с несколькими женщинами. Но Анита уже знала, что любовь не знает границ, запретов, рас и религий.

Император Шах-Джахан нашел слабое утешение в еще одной страсти, в архитектуре. Он был одержим желанием строить, как будто бы разглядел в смерти любимой жены скоротечность жизни, а также предвидел непрочность своей империи. Чтобы воспрепятствовать этому, он посвятил себя строительству памятников, способных пережить бури Истории.

Его стремление к вечности воплотилось в многочисленных дворцах, мечетях, садах и мавзолеях, которые заполнили красотой города северной части Индии и прославили их на весь мир. Дорогу, соединяющую Агру с Дели, а затем с Лахором на севере, он превратил в красивейший проспект, обсаженный по краям деревьями на протяжении шестисот километров. Железная дорога идет вдоль этого древнего тракта, пострадавшего от перипетий истории. Конечно, он уже не в таком порядке, как раньше, и там нет того количества деревьев, как во времена империи Великих Моголов. Но эта дорога является важной торговой артерией Индии, The Grand Trunk Road[9], той самой, с которой Киплинг познакомил читателей в своем романе Kim of India[10].

У въезда в селения образуются длинные вереницы запряженных быками повозок, наполненных фруктами, овощами и всевозможными продуктами этой местности. Такой пейзаж кажется Аните почти знакомым. Это Пенджаб, одна из самых красивых и плодородных провинций страны. Перед глазами девушки проплывают золотые поля пшеницы и лука, цветущие луга, окруженные тополями, волнистое море кукурузы, проса и сахарного тростника. Эту местность пересекают реки с серебряными водами, ее населяют крестьяне в тюрбанах, усердно толкающие вперед плуги, которые тянут за собой безрогие быки. «Житница Индии» такая зеленая, что напоминает Аните некоторые районы Франции. Климат благоприятный в эту пору года, и ночью бывает даже прохладно.

— Мы подъезжаем, — сказала мадам Дижон, прерывая мечтания девушки. — Сейчас мы сделаем тебе макияж и причешем, как настоящую принцессу.

Анита вздрогнула. Неизбежность окончания путешествия вызывает у нее чувство тревоги. То и дело в голове возникают вопросы: «Приедет ли он встречать меня на этот раз? Как я ему скажу: «Ваше Высочество, я ношу в своем лоне ребенка?» Когда я это скажу? Как он отреагирует? А если ему это не понравится?»

— Мадам, как сказать по-французски: «Я беременна»? Je suis embarassee?..

— Нет, не так. Ты должна сказать: «J’attends un enfant, Altesse». Я ожидаю ребенка, Ваше Высочество.

— Я ожидаю ребенка. Ладно, — повторила Анита, глядя на пейзаж за окном и поглаживая свой животик, как будто подтверждая самой себе реальность того, что происходит.

Лола, ее служанка, появилась с лакированным деревянным ящиком, в котором лежали перламутровые гребешки, серебряные щеточки и все остальное, необходимое для того, чтобы сделать фантастическую прическу. Тем временем мадам Дижон достала из шкафа наряды из Парижа.


Впервые увидев эти наряды в апартаментах гостиницы St. James & Albany, Анита отнеслась к ним как к рабочей одежде. Она была настолько опечалена мыслью о необходимости расстаться с родителями, что ей пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточить свой взгляд на великолепных произведениях Ворта и Пакена, которые раджа доставал из тонкой шелковой бумаги, как фокусник достает голубей из своего цилиндра. Донья Канделярия смотрела широко раскрытыми глазами, в то время как Виктория, будучи в восторге от такой демонстрации высокой моды, науськивала свою сестру: «Не будь дурой… Кем бы ты была!..»

Когда Анита вошла к себе в комнату, чтобы померить костюмы, она неожиданно расплакалась. Она просидела довольно долго на краешке кровати, ожидая, пока высохнут слезы. Ей нужно было побыть одной хотя бы несколько минут, чтобы прогнать от себя страх перед тем неизвестным, который мучил ее сейчас как никогда. Успокоившись, она примерила на себя первый костюм — длинный, с суженными рукавами, воротником, поддерживаемым китовым усом, и хорошо подогнанным корсетом. Встав перед зеркалом, она впервые увидела в себе женщину, а не подростка. Анита подумала, что будет. блистать в обществе «как дама» до конца жизни. Неторопливо пройдясь, чтобы лучше себя рассмотреть, она пришла к выводу, что костюм сидит на ней очень хорошо: рукава, плечи, юбка… в общем, покрой был великолепен. Она стала выглядеть привлекательней, и ей это понравилось. Кроме того, благодаря ткани создавалось впечатление, будто она находится в бархатной перчатке. Однако ее ноги путались в юбках, и она с трудом могла ходить. «Мне оставалось только одно: выйти в салон, — писала Анита в своем дневнике, — но я продолжала поддерживать юбку обеими руками из страха упасть».

— Ты ослепительна… — сказал ей раджа, широко улыбаясь от удовольствия, пока она присаживалась на первый ближайший стул, чтобы не споткнуться.

Принц осматривал ее, как скульптор осматривает статую, которую он создает своими руками. Сознание того, что все ею восхищаются, приободрило Аниту, и она начала ворчать из-за нескольких верхних и нижних юбок.

Пришедший вскоре парикмахер внимательно выслушал указания раджи, у которого были собственные критерии, очень утонченный вкус и капризы аристократа. В итоге Анита должна была стать его произведением. «Парикмахер наложил мне на голову целый каскад локонов и воткнул тысячи шпилек. Это сильно давило, и моих двух косичек уже не было видно». Результат ослепил не только ее семью, но и самого раджу. У доброго дона Анхеля на губах появилась ангельская улыбка, донья Канделярия смотрела на свою дочь, как будто видела ее впервые, а Виктория косилась на сестру глазами, полными белой зависти. Девушка, стоявшая перед ними, уже не была похожа на артистку из Kursaal, танцовщицу из кафешантана, — она походила на принцессу.

В действительности Анита все еще была ребенком. Когда в тот день раджа прощался с невестой, он вручил ей кружевную сумочку. «Это тебе», — сказал он Аните. Открыв ее, девушка обнаружила, что там было полно луидоров. Она никогда еще не видела сразу столько денег. Анита подняла глаза на своего покровителя — на этот раз она была действительно признательна ему. В этом подарке не было ничего общего с теми пятью тысячами песет, которые переводчик гостиницы «Париж» принес ей однажды в варьете и которые были ей так неприятны. Ее «мавританский король» был и впрямь истинным джентльменом. Его обходительность по отношению к ее семье и чуткость, проявленная к ней, делали его достойным всяческих похвал. Сколько было пройдено!

— Что ты собираешься делать с этими деньгами? — спросила Аниту сестра, когда раджа отправился в свои апартаменты, в гостиницу «Мерис», находящуюся в двух кварталах от них.

— Я куплю себе куклу, — ответила Анита, недолго раздумывая.

10

Человек, который производил на Аниту столь сильное впечатление и одновременно наводил страх, превратился в своего рода ангела-хранителя не только для нее, но и всей семьи Дельгадо. Ее первые страхи оказались беспочвенными. Они лишь ходили под руку, как вечно обрученные. Не было никаких неприятных сцен, ни накаливания, ни ослабления, никакого домогательства, ни единой нотки, которая бы породила хоть тень сомнения относительно поведения раджи. Наоборот, манера обхождения, которую он выбрал, общаясь с ними, была все время изысканной. Он демонстрировал только вежливость, щедрость и элегантность. Помимо того что принц поместил всю семью в апартаментах люкс, находившихся в двух кварталах от St. James & Albany, он еще приставил к ним кухарку-испанку, чтобы та готовила блюда, принятые в их стране. Для семьи Дельгадо раджа стал человеком, от которого зависело их положение и уверенность в будущем. К тому же его репутация должна была защищать их до конца дней. И приглашения в театр, где вся семья могла наслаждаться самыми лучшими парижскими спектаклями, и великолепные драгоценности, которые он дарил Аните, — все эти знаки внимания раджи еще больше убеждали, что он был по уши влюблен в девушку.

Однако сама ситуация казалась трудно объяснимой. Он влюбился в испанку, в то время как его окружало все французское. Он влюбился в безродную девушку, будучи представителем древнейшего рода и высшей касты. Он влюбился в женщину, которая была еще почти ребенком и которую предстояло полностью приспособить к его жизни, не вызывая трений и напряженности. Раджа был настолько влюблен, что не жалел средств, чтобы демонстрировать свои чувства. Путешествуя по свету, он очень внимательно следил за успехами Аниты, которые та делала с помощью мадам Дижон. Раджа всегда удивлял ее своим знанием мельчайших деталей, которые, словно по мановению волшебной палочки, появлялись в сказочной атмосфере, окружавшей ее: гроздь винограда мускатель утром на завтрак; бутылка оливкового масла, чтобы приправить салаты; великолепная кукла, которую он неожиданно подарил ей; шуба и меховые сапожки в день первого снегопада, доставленные из лучшего салона мехов в Париже. Не говоря уже о более роскошных подарках. До отъезда из Франции раджа подарил ей два футляра, обитые синим бархатом. В одном было два золотых браслета с изумрудами, а в другом — платиновое кольцо с бриллиантами.

— Не снимай его с пальца, тогда все узнают, что ты помолвлена и собираешься вступить в брак. — Потом принц поцеловал ее в лоб. Так он попрощался. — Ты ни в чем не будешь нуждаться, Анита. Постарайся всему научиться, чтобы ты смогла как можно скорее воссоединиться со мной.

«Из-за волнения я не могла ничего сказать, — вспоминала она в своем дневнике. — Я думаю, что уже тогда немного любила его. И признаться, мне было жаль, что он уезжал».


Раджа писал ей письма и посылал телеграммы. Однажды незадолго до отъезда, она получила цветы и шоколад с запиской на испанском: «Учись и не грусти». Такая забота подгоняла ее, и она удвоила свои старания, чтобы овладеть хотя бы одним языком для общения с принцем. Анита с упорством принялась за изучение английского и французского. Она не пропускала ни одного занятия по теннису и верховой езде, фортепиано и рисованию, а также игре в бильярд, очень модного в то время. Девушка также посещала занятия по этикету — ей уже объяснили, о чем шла речь, — в доме вдовы одного французского дипломата. Эти занятия состояли из обучения «хорошему поведению, манерам и как себя держать». Анита запуталась в бесконечных правилах: во Франции считалось дурным тоном резать салат-латук ножом, его следовало сгибать вилкой, что предполагало упражнения в искусстве кривляться, подобно кукле, и было почти невозможно довести до конца, сохраняя достоинство. Также во Франции считалось невоспитанностью есть, держа одну руку под столом, в то время как в Англии это следовало делать, дабы соблюсти правила этикета. Есть пальцами было самым ужасным везде, кроме Индии, где приветствовали, когда иностранцы брали пищу руками, и при этом вспоминали пословицу: «Приехав в гости, делай так, как увидишь». Говорить «приятного аппетита» перед каждым приемом пищи повсюду считалось неотесанностью, как и благодарить слугу или официанта после того, как он подаст еду с подноса. И ни в коем случае не спрашивать «уборную», почувствовав резкое давление газов в кишечнике, а только «туалет» или ванную комнату. Анита научилась чистить кожуру с фруктов и ножек птицы ножом и вилкой, делать реверанс в соответствии с рангом приветствуемого, выучила слова, которые следует употреблять, приветствуя или выражая соболезнование. Ее научили, как подбирать цвета одежды, как избегать избытка макияжа, как писать приглашения… В общем, весь язык жестов и фраз, необходимый, чтобы войти в свет. В тот день, когда она узнала о назначении чаши для полоскания с кусочком лимона, на нее напал такой приступ смеха, что ей пришлось отпроситься в «туалет», чтобы вытереть слезы. Но она не захотела объяснять причину своей веселости вдове дипломата, потому что ей было немного стыдно.