Впервые в своей жизни Парамджит, который до сих пор был послушным сыном, комплексующим перед отцом, решился перечить ему.

— Моя мама просила меня, чтобы я заступился за нее перед тобой, чтобы ты восстановил ее положение.

— Никго не лишал ее положения.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Испанка ведет себя так, как будто она — махарани Капурталы. Моя мать считает себя незаслуженно отвергнутой. Я прошу, чтобы ты вел себя в соответствии с нашими традициями, как мы все это делаем.

— Женщина, которую ты с презрением называешь «испанкой», — моя жена. Я женат на ней так же, как ты женат на Бринде.

— Она — твоя пятая жена.

— И что с того? Анита — женщина, с которой я живу, и поэтому она получила титул махарани. Твоя мать верна пурдаху, и я ее за это не осуждаю, но мы прошли разный путь развития. Я уже объяснял тебе это тысячу раз, но ты не хочешь меня понять. Может, ты думаешь, что Харбанс Каур смогла бы организовать твою свадьбу? Приветливо встретить всех наших европейских гостей? Мне нужна женщина, которая была бы свободна от пут пурдаха. Я надеялся, что мой сын способен понять это. Но вижу, что ошибался. Ты, судя по всему, способен только на то, чтобы совать нос в дела отца и пытаться критиковать его.

«Мы с мужем много раз обсуждали эту проблему, — рассказывала Бринда. — Как принцесса, воспитанная в индийских традициях, я не могла одобрить поведение моего свекра. Как женщина, я искренне сочувствовала матери Парамджита, которая очень страдала, оттого что раджа, отвергнув ее, разбил ей сердце. После всех наших разговоров мы пришли к выводу, что не сможем принять брак раджи с испанкой. Мы сообщили моему свекру, что отказываемся общаться с Анитой и в дальнейшем не будем присутствовать на торжествах и приемах, если узнаем, что там будет она».

Такое безапелляционное решение было серьезным унижением для раджи. Его сын принял сторону своей матери. До некоторой степени поступок Парамджита и невестки выглядел вполне логичным, но была ли необходимость делать это? Раджа не имел ничего против своей первой жены. То, что Джагатджит с ней не жил, как и со своими остальными женами, не означало, что он их покинул. Раджа никогда бы не сделал этого, и все обвинения в пренебрежительном отношении к обязанностям главы семейства раздражали его еще больше. Он прекрасно знал своего сына и, понимая, что тот неспособен выступить против отца, объяснял его дерзкое поведение влиянием Бринды. Индийские принцессы высших каст, помешанные на идее своего превосходства, очень серьезно относятся к божественности своего рода. Из сикхского учения о равенстве между людьми они, к сожалению, ничего не почерпнули.

Но жизнь поворачивается к человеку своими разными сторонами, и Джагатджит, который направил все свои усилия, чтобы превратить Бринду в будущую махарани Капур-талы, верил, что наступит день, когда представится возможность поквитаться с ней за такую неблагодарность.


В течение двух недель празднеств до и после дурбара принцы, предводители кланов, представители провинциальных правительств, индийские аристократы, британская община, иностранные гости, а также восемьдесят тысяч солдат наводнили город Дели, население которого выросло с двухсот пятидесяти тысяч до полумиллиона человек. Организация была необычайная. Англичане установили сорок тысяч палаток, построили семьдесят километров новых шоссе, сорок километров железнодорожных путей, восемьдесят километров канализации и гигантский амфитеатр на сто тысяч человек. Павильон императора насчитывал двести тридцать три палатки, обустроенные мраморными каминами, панелями из отполированного красного дерева и снабженные золотой посудой и хрустальными лампами. Прочие, такие же помпезные, были предназначены для различных королевских домов с их собственными свитами и придворными, адъютантами, гостями, слугами, стремянными и прочими.

Каждый павильон, будучи по-своему оригинальным, отличался от других. Палатка раджи Джамнагара была укрыта раковинами устриц, символом государства, расположенного у берегов Аравийского моря. У входа в павильон раджи Ревы стояли на страже два великолепных прирученных тигра. Раджа просил, чтобы во время церемонии ему позволили подарить этих великолепных животных императору, но ему было деликатно отказано.

Вокруг палаток простирались сады, где были высажены розы в соответствии с цветом каждого государства; через аккуратно подстриженные газоны вились многочисленные дорожки; здесь же находились бассейны, спортивные площадки для игры в поло, конюшни для лошадей и слонов, парковки для экипажей и автомобилей, а также тридцать шесть железнодорожных станций для частных поездов. Анита, находясь под впечатлением, восторженно писала: «Никогда в своей жизни я не видела столько золотых тронов, столько слонов, украшенных драгоценными камнями, столько карет из массивного серебра. А «роллсы»!.. Никогда в жизни мне не доводилось видеть такого количества «роллс-ройсов», припаркованных рядом. Один Господь знает, сколько денег стоила подобная демонстрация каждому королю, если все они больше всего озабочены тем, чтобы казаться богаче и могущественнее остальных».

Праздники сменяли друг друга с головокружительной скоростью: garden parties, собрания в пурдахе для дам, игры в поло и всевозможные развлечения — публичные и частные. На прием, устроенный королевой Марией, приехала Харбанс Каур в сопровождении своей невестки Бринды, которая, исполняя обязанности переводчицы, перевела свекрови несколько вопросов, заданных ей из вежливости женой монарха. Аниту, разумеется, не приглашали на официальные празднования. Это была не Калькутта, и поэтому, несмотря на то что ей хотелось поздороваться с губернатором Бенгалии и его супругой, она даже не смогла подойти к ним. Ее дело снова вызвало оживленную переписку между различными чиновниками. В конце концов письмо вице-короля государственному секретарю по вопросам Индии в Лондоне разрешило ситуацию следующим образом: «Не отправлять Прем Каур из Капурталы приглашения на garden parties, которые будет устраивать Ее Величество королева для жен принцев, но на любое торжество, где не будет возможности встретиться или быть представленной Их Величеству, она может быть допущена. Что касается дурбара, предоставить ей место в задних рядах амфитеатра, где она сможет присутствовать на церемонии коронации, как и любой посетитель, не имеющий официального статуса»[45].


Дурбар состоялся 12 декабря 1911 года. Это событие стало незабываемым для всех, кто там присутствовал: для крестьянина, который шел несколько суток, чтобы увидеть своего императора, для мальчишек в белой хлопчатобумажной одежде, забравшихся на ветви деревьев, для двенадцатилетних девочек со своими младенцами на руках. Но это событие стало судьбоносным и для самой императорской четы, которая предстала перед целым океаном зеленых, желтых, розовых, синих и оранжевых тюрбанов, простиравшихся до самого горизонта. «Это было самым замечательным из всего, что я видел в своей жизни», — заявил Георг V, сидя рядом со своей супругой на золотом троне, который был установлен на помосте, возвышающемся над толпой. На плечах у венценосной четы были горностаевые накидки, а от палящего солнца их защищал пурпурный навес с золотым узором. Само это зрелище наводило на мысль, что без Индии Великобритания не была бы ни самой колоссальной империей, которую когда-либо знало человечество, ни первой державой в мире.

Почетные места были заняты принцами, а за ними следовали их родственники и представители знати, разодетые в свои лучшие одежды, расшитые и сотканные из золота. На каждом из принцев можно было увидеть самые известные украшения из их фамильных сокровищниц. У Джагатджита Сингха на поясе висел меч, украшенный эмалью с драгоценными камнями, а в броши, приколотой к тюрбану, сверкал крупный, величиной со сливу, изумруд. Бхупиндар из Патиалы щеголял в бриллиантовой пекторали, а принц из Гвалиора надел на себя роскошный пояс из жемчуга. Георг V предстал в новой императорской короне Индии, переливающейся сапфирами, рубинами, изумрудами и бриллиантами (произведение ювелира Гаррара, который получил шестьдесят тысяч фунтов за этот подарок индусов своему королю-императору). Чтобы церемония не напоминала вторую коронацию, что повлекло бы за собой еще одну церковную службу посвящения не совсем подходящую для такого скопления индусов и мусульман, королевский дом принял решение, что король появится уже в короне и будет принимать почести от принцев, сидящих перед троном.

Один за другим раджи и набобы подходили к помосту, поднимались по лестнице и кланялись императору, при этом коротко обмениваясь подарками и «почестями». Первыми были самые важные из них, монархи Хайдарабада, Кашмира, Майсора, Гвалиора и Бароды — их государства имели право на высшую почесть, двадцать один залп. Потом шли те, кому полагалось девятнадцать, пятнадцать, тринадцать, одиннадцать и девять залпов. Властительница маленького мусульманского государства, расположенного в центре Индии, бегума Бхопала, была единственной дамой среди такого количества принцев. Имея репутацию справедливой и прогрессивной правительницы, эта женщина превратила Бхопал в одно из самых передовых государств в Индии. Несмотря на свой высокий статус, она была накрыта с головы до ног буркой из белого шелка.

Величественная церемония протекала довольно медленно, как поступь слона. На этот раз Анита находилась вдали от своего мужа. Но лучше уж так, думала испанка, чем быть рядом с Харбанс Каур и остальными женами Джагатджита. К неудовольствию англичан, ответственных за соблюдение протокола, махараджа Кашмира пригласил Аниту присутствовать на церемонии, усадив ее на место, предоставленное его семье. Ни один британец не посмел побеспокоить махараджу одного из самых важных государств Индии из-за того, что место было занято испанкой, ставшей его гостьей. В результате возникла парадоксальная ситуация, и Анита оказалась ближе к императорской чете и на лучшем месте, чем делегация из Капурталы.

Британцы хотели, чтобы это событие запомнилось не только грандиозной церемонией. К первому визиту английского короля они хотели добавить нечто такое, что поразило бы воображение людей и стало вехой, символизирующей новую эру в истории страны. Они держали свою задумку в тайне до последнего момента, доверив ее только двенадцати посвященным. Даже сама королева до прибытия в Дели не знала этого. При закрытии дурбара король-император объявил о сюрпризе: столицу империи решено перенести из Калькутты в Дели, как это было во времена империи Великих Моголов.

Он добавил, что поручил урбанисту и архитектору Эдвину Лутьенсу проект имперского города, удаленного от древнего центра. Эта новая столица станет называться Нью-Дели и будет гордостью Индии, новой звездой, распространяющей свой блеск до самого последнего уголка на субконтиненте.

Творцы PaxBritannica завершили празднование апогея Британской империи объявлением войны диким животным, занявшись самым эксклюзивным и престижным спортом, который был помимо всего еще и прерогативой принцев, — охотой на тигров. Император, собиравшийся провести конец года в Непале, убил двадцать четыре представителя кошачьих и в качестве доказательства своего отменного физического состояния совершил геройство, выстрелив одновременно в тигра и медведя из двух ружей — по одному в каждой руке, — и попал из обоих. На прощание он оставил после себя еще восемнадцать убитых носорогов.

Новоиспеченный махараджа Капурталы отправил всю свою семью и большую часть свиты домой и поехал с Анитой в Кота, в Раджастхан, получив приглашение от махараджи Умеда Сингха, известного своим умением устраивать охоту. Каким приятным сюрпризом было для Аниты оказаться перед лифтом, чтобы проехать пять этажей средневекового дворца, в котором их поселил принц! «Махараджа Кота — очень умный человек, с довольно либеральными идеями» — так отозвалась Анита об этой знатной особе, обеспечившей свой дворец современным электрическим лифтом. Правда, познакомившись с ним поближе, она добавила: «Но все же он слишком ортодоксален, чтобы сесть за стол в компании людей, не принадлежащих к его касте». Кота стал известен организацией небывалого представления — поединка между диким кабаном и пантерой, во время которого знать делала крупные ставки. Анита, находясь рядом с мужем, смотрела на представление с вершины ямы и, не выдержав, отпросилась до окончания представления, поскольку кровожадность животных вызывала у нее тошноту.

То, что действительно доставило Аните удовольствие, так это охота на пантер, начавшаяся на рассвете. Находясь на палубе парохода, который медленно плыл по водам реки среди труднопроходимой каменистой местности, она наблюдала за тем, как гости стреляли по животным. Ее мужу удалось убить пантеру, и позже в дневнике Аниты появилась запись: «Эмоции Его Высочества были неописуемы, а радость загонщиков так велика, что они даже подошли, чтобы поцеловать ему ноги». Для принцев убить тигра всегда было моментом величайшего ликования. И хотя это развлечение было пережитком старины, оно нравилось принцам и они считали его самым необычным из всех, поскольку оно свидетельствовало об их умении защитить себя и подготовленности к войне. Сегодня для молодых аристократов убийство первого тигра является ритуалом начала взрослой жизни. Махараджа Кота добыл свой первый охотничий трофей в тринадцать лет, выстрелив из окна своей комнаты, что, между прочим, давало яркое представление о количестве фауны, населяющей леса Индии. Он стал знаменитым благодаря тому, что мог одной рукой вести машину, а другой стрелять, и всегда попадал в цель.