34

Анита была слишком далека от мысли, что та забота, которой она окружила Далиму со всей своей нежностью, окупится с лихвой, причем очень скоро. Вначале, почувствовав первые боли, Анита подумала о новой беременности. Это были острые боли, которые наступали внезапно и изнуряли ее. Их можно было бы приписать вновь поднимающейся жаре. Лето в Индии, включая период муссонов, врачи называют «нездоровым сезоном». Это время, когда резко возрастает опасность подхватить какую-нибудь инфекцию, когда пробуждаются болезни и ухудшается общее состояние. Как будто жара была катализатором всех врагов человеческого тела.

Доктор Варбуртон ушел на пенсию и вернулся в Англию; теперь у них служил доктор Доре, француз, которому поручили следить за здоровьем королевской семьи Капурталы. Врач не сомневался в своем диагнозе: у Аниты была киста в яичнике. Это не страшно, говорил он, но не советовал делать операцию — мол, рассосется со временем.

Колики в животе, появившиеся у Аниты, продолжались в течение нескольких дней и сопровождались лихорадкой, которая начиналась у нее, как только наступали сумерки. Это настолько изнуряло молодую женщину, что у нее не было ни желания, ни сил, чтобы сесть в седло или поиграть в теннис. Но самое худшее состояло в том, что у нее появилась внутренняя напряженность и любовь перестала быть источником удовольствия, превратившись в оргазм боли. Она даже не выносила ласки в «домике Камы». Вначале Анита пыталась притворяться. Ее стоны были похожи на стоны любви, но на самом деле она страдала. Анита искала взглядом блестевшую среди одежды мужа, разбросанной на полу, цепочку, на которой висели его часы, как будто бы осознание времени и скоротечности любви могло избавить ее от боли. Но все заканчивалось тем, что у нее выступал пот и она начинала задыхаться, а ее внутренности, казалось, превращались в живое мясо. В результате Анита замыкалась в себе, с трудом сдерживая слезы. Любовь в позе «лотоса» и «фазы луны», что так нравилось махарадже, превращалась для нее в пытку. Она боялась признаться в своих страданиях из страха потерять привилегированное место в окружении своего сиятельного мужа, боялась, что ее отвергнут. Через какое-то время молодая женщина стала специалистом в изобретении всевозможных уловок, чтобы избежать интимных встреч. Она придумывала различные оправдания и взяла на себя инициативу лишать мужа удовольствия.

Однажды настойчивость Джагатджита сошла на нет и он перестал стремиться к ней. «Он заметил во мне что-то необычное, — сказала она сама себе. — Неужели я перестала ему нравиться?» Этот страх был уже знаком Аните, то же самое она ощущала в Париже, когда заморский принц долго не возвращался к ней, оставив в одиночестве на целый год. Это был кладезь древней женской мудрости. Женщина, понимавшая, что ее звезда гаснет, когда увядает тело, боялась превратиться в однодневный цветок. «Доктор Доре сказал мне, что не следует заниматься любовью». Благодаря этой простой фразе, которую она и сама могла бы произнести, муж освободил ее от рабства боли.

— Только на время, — добавила Анита.


Анита считала дни до ежегодного переезда в Муссори, в горы, где она привыкла проводить четыре летних месяца в великолепном Chateau Kapurthala. Она надеялась, что перемена климата оживит ее. Поездка предполагала перевоз всего имущества, поскольку туда отправлялось и правительство государства. Этот переезд был сравним с переездом, совершаемым раз в году правительством Раджа из Дели в Симлу, но в миниатюре. Управляющий тщательно следил за подготовкой, так как обычно приходилось дополнительно снимать дома, чтобы расселить огромное количество людей.

В этом году Аните впервые пришлось жить в Chateau с остальными женами. И хотя помещение было просторным, перспектива казалась ей ужасающей. Волна жары ожидалась такой интенсивной, что никто не хотел оставаться в Капур-тале. Багаж занимал несколько вагонов, потому что они везли с собой лучших лошадей, собак и некоторых птиц, особенно нежных, не переносивших жару на равнине. Так, например, с ними ехали японские фазаны махараджи, которых поместили в специальные клетки, приставив к каждому из них слугу, чтобы тот ухаживал за капризной птицей.

В Муссори нет автомобилей, поэтому движение тут исключительно на конях, рикшах и пешеходное. Анита и махараджа сели в свое данди (кресло, переносимое носильщиками), и их понесли четверо слуг в форме, направляясь по дороге, которая вела в горы. Вдали стали медленно вырисовываться покрытые шифером башенки, сверкающие на солнце. Часть из них была покрыта черепицей, типичной для французских замков. Chateau Kapurthala было самым главным зданием в Муссори. Кристально чистый воздух и цветущие рододендроны производили впечатление вечной весны.

Но состояние Аниты было скорее осеннее, меланхолическое. Постоянные боли не давали ей наслаждаться беззаботной атмосферой этой местности, такой прекрасной в летнее время. У нее не было настроения бывать на балах и маскарадах, и, если она и ходила с мужем на ужины или приемы, то делала это, чтобы компенсировать отсутствие интимных отношений. Она пребывала в постоянной печали. Принц был терпеливым и понимающим, как всегда. Он даже не упрекнул ее в том, что она организовала похищение дочери Далимы и впутала в это дело Индера Сингха, заставив капитана поверить, что махараджа дал свое согласие. Как только Джагатджит узнал об этом, он, раздраженный дерзостью Аниты, хотел отчитать ее, но, поскольку дело было сделано, предпочел промолчать. Избегать прямого столкновения (в любом случае, если возможно) было чертой его характера.

Еще одной чертой характера махараджи был неутолимый голод к светской жизни, а Муссори летом представлял собой сплошной праздник, сравнимый только с Симлой. Летний теннисный турнир воспринимался как спортивное событие первостепенной важности, а великолепные прогулки верхом как данная необходимость. Пышные ужины позволяли познакомиться с новыми людьми, а балы и маскарады давали прекрасную возможность совратить кого-нибудь или быть совращенным. Арлекин и фея в остроконечном колпаке, призрак и ведьма с метлой, денди и амазонка… Маски скрывали лица британских офицеров, чиновников высокого ранга, английских дам, индусов из высшего общества, в том числе махараджей и махарани, которые с удовольствием окунались в атмосферу всеобщего флирта и ухаживаний. Некоторые заканчивали праздник в каком-нибудь уголке сада, другие оставались до рассвета. В легкомысленных и волнительных водах праздничной обстановки такая яркая личность, как махараджа, с его любовью к роскоши и развлечениям легко поддавался искушению. «Джагатджит познакомился с ней за ужином в одном особняке Бхупин-дара Сингха из Патиалы, на который он пришел лишь потому, что его испанская жена, Прем Каур, еще не полностью выздоровела, — рассказывал Джармани Дасс, который тогда был его адъютантом, но впоследствии дошел до поста премьер-министра Капурталы. — Она ему сразу же понравилась. Некоторое время принц смотрел на женщину, а затем, как только появилась возможность, заговорил с ней. Англичанка была не одна, вероятно, со своим женихом или мужем, но, поскольку она обожала верховую езду, махараджа увлек ее разговорами. Они проговорили весь вечер».

В конце концов принц одолжил ей двух лошадей — одну для нее, а вторую для ее спутника, и она приняла это одолжение с большим восторгом. Но через пятнадцать дней Джагатджит прислал к ней человека за лошадьми, и, как он и рассчитывал, англичанка пришла умолять, чтобы принц одолжил их снова. Махараджа согласился, однако поставил условие: она должна пойти с ним на бал-маскарад, устраиваемый его другом, раджей из Пиплы. Женщина долго не раздумывала и согласилась. «Они танцевали весь вечер, а затем махараджа провел замечательную ночь с ней», — вспоминал Джармани Дасс. Вскоре стало известно, что он подарил англичанке пару лучших лошадей и драгоценности. С тех пор они были любовниками каждое лето.


Анита слишком устала, чтобы подозревать своего мужа в мимолетных увлечениях. Через слуг новость об изменах махараджи не замедлила дойти до ушей Далимы, но служанка не раскрывала рта. Она горела желанием создать для своей госпожи, которая тосковала и, в отличие от прежних лет, едва играла со своим сыном, спокойную обстановку. Аджитв свои пять лет рос счастливым ребенком в окружении друзей и двоюродных братьев. Он свободно гулял по всему дворцу, и жены махараджи, устраивая в зенане обед или день рождения какого-нибудь ребенка, всегда хорошо принимали его. То, что Харбанс Каур вела войну с Анитой, не означало, что женщины зенаны должны воевать с малышом. Наоборот, первая жена махараджи всегда была приветлива и внимательна к Аджи-ту — в конце концов, он был сыном ее мужа и господина.

Начиная с лета 1913 года Анита заметила перемены в поведении махараджи. Она винила в этом себя, объясняя его равнодушие к ней своим плохим физическим и эмоциональным состоянием, бременем пятилетнего брака и постоянным давлением, которому его подвергала семья и англичане в связи с женитьбой на иностранке. Хотя Анита всегда говорила, что это не задевало ее лично, однако, без сомнения, она считала, что отношение к ней окружающих волей-неволей отражалось на ее муже. «Ему, должно быть, приходилось много раз защищать меня, — думала Анита, — сражаться за мои права». Эта мысль пришла к Аните, когда они вернулись в Капурталу и махараджа, накануне своего дня рождения, обратился к ней с просьбой.

— Я бы хотел, чтобы ты не приходила на пуджу, — сказал он, — чтобы избежать напряженности в семье. Кроме Парамджита и Бринды на этот раз будет еще и Махиджит со своей невестой.

По каким-то своим соображениям махараджа предпочел уступить женщинам зенаны, чтобы сохранить мир в семье.

— Скоро ты избавишься от меня, как от еще одной сожительницы… — с грустью заметила Анита.

— Не говори глупостей.

Пока семья отмечала праздник вместе со священниками, она сидела в уголке дворцового сада и писала в своем дневнике: «После вчерашнего разговора я немного раскаиваюсь».

Несмотря на идиллическую красоту дворца, на лань, прогуливающуюся по парку, на абиссинских овец, которые паслись немного дальше, на смех своего сына, игравшего с другими детьми в саду, на искрящиеся брызги воды в фонтанах, душа Аниты была полна грусти и печали. Испанка знала о хрупкости мира, в котором она существовала, и понимала, что все это не может длиться долго. Неприятное чувство мучило ее с тех пор, как она обнаружила перемены в поведении супруга. Она находила Джагатджита все более раздражительным и отдаляющимся от нее. Казалось, махараджа все время старался ускользнуть, а когда они оставались наедине, она не чувствовала в нем прежней уравновешенности и благожелательности — он больше походил на льва в клетке. У Аниты появились подозрения. Что он делал так долго за пределами дворца? У кого он был? В глубине души она не сомневалась, что муж снова стал посещать своих сожительниц.


Ощущение столь незавидной перспективы, а также невозможность ездить, заниматься спортом, совершать прогулки привели к тому, что жизнь в Капуртале стала для Аниты почти невыносимой. Ребенку уже не требовался постоянный уход, как в самые первые годы его жизни, и он все меньше нуждался в материнской опеке. Когда же Анита взялась учить сына испанскому языку, она быстро поняла, что и здесь Аджит вполне может обойтись без ее помощи — у него были свои преподаватели, а также английская nanny для остальных предметов.

Во дворце всегда было много детворы — дети бывших сожительниц, чиновников, работников дворца, — так что Аджит никогда не оставался один. Мальчики собирались вместе и играли с собаками, ланью, павлинами, развлекались с попугаями в птичнике. Для ребятни парк был неисчерпаемым источником развлечений. Дети знали дворец как свои пять пальцев, а когда им надоедало играть на свежем воздухе, они спускались в нижний этаж, чтобы попросить карандаши, бумагу или ленты для игры. Служащие, которые очень баловали детей, удовлетворяли все их капризы. Мальчишкам нравилось прятаться в закутках огромного здания; иногда они забирались в котельную, всегда полную таинственности, или в подвал, где хранились бутылки шампанского, водки и джина. Частенько детей заставали в кладовых, заполненных французскими соусами, а также в комнатах с бельем, теплых и надушенных, где служанки заказывали по номерам постельное белье, которое потом разносили по комнатам, чтобы положить в шкафы.

Во время приемов и танцев дети прятались за балюстрадой и подсматривали за взрослыми, которые веселились под звуки оркестра. При таком воспитании они росли ужасно капризными и могли стать такими же, как четверо старших сыновей махараджи. Анита слышала, как однажды летом, когда мальчикам Джагатджита было по десять-двенадцать лет, отец оставил их одних во дворце в провинции Удх. Недолго думая, они отправились на охоту и стали стрелять во все, что попадалось им на глаза. А как-то ночью сыновья махараджи приказали слугам принести в детскую еду и бутылки с алкоголем. Они расположились на полу, укрытом многочисленными тюфячками и подушками, как в комнате отца, и решили повеселиться на полную катушку. Узнав об этом, одна няня-англичанка приказала им вернуть назад всю еду и напитки под угрозой доложить об этом махарадже. Рассерженные дети заявили, что они ее уволят.