— Находясь в замке Ламазон, ты узнаешь много полезного, что пригодится тебе в дальнейшей жизни. Твой отец понимает это и поэтому с радостью принимает мое предложение. Я хочу, чтобы ты присматривала за Лавинией. Она слишком… добрая и склонна заводить неподобающих друзей. Ты более вдумчивая, более серьезная. И это совершенно естественно, что ты должна быть такой. Просто будь для нее хорошим другом. А теперь ты можешь идти.

Я охотно покинула леди Харриет и присоединилась к Лавинии.

— Что хотела мама? — спросила она.

— Она сказала, что у тебя доброе сердце и ты склонна дружить не с тем, с кем надо.

— Не говори, что она просила тебя быть моей нянькой. Какая глупость.

Я была с этим согласна.

Мы покинули Англию вместе с четырьмя другими девочками, которые направлялись в замок Ламазон под присмотром мисс Эллмор, одной из учительниц.

Мисс Эллмор — дочь профессора — была средних лет, очень воспитанной; когда она была уже немолодой, то оказалась без средств к существованию и была вынуждена сама зарабатывать на жизнь. Как я выяснила позже, она работала в замке не в связи с какими-то академическими достоинствами, а потому что была леди.

Она оказалась довольно грустным человеком и была несколько обеспокоена обязанностью присматривать за шестью девочками-подростками.

Для нас это было волнующим приключением. Все мы встретились в Дувре, в порту, куда меня и Лавинию доставили из Фремлинга кучер и старший грум, сдавшие нас в целости и сохранности под опеку мисс Эллмор.

В отеле Паке после отъезда конюхов мисс Эллмор представила нас нашим попутчицам. Это были Элфрида Лейзенбай, Джулия Саймонс, Мелани Саммерс и Джанин Феллоуз.

Я заинтересовалась Джанин Феллоуз; она была совсем не похожа на трех других. Элфрида, Джулия и Мелани напоминали многих девочек, которых я уже встречала в Меридиан-Хауз — милых и обычных, хотя, конечно, со своими особенностями, но между всеми ими было большое сходство. А Джанин резко отличалась от всех. Я отметила это сразу же.

Она была маленькой и очень тонкой, с рыжими волосами и светложелтыми ресницами, у нее была молочно-белая кожа, слегка покрытая веснушками. Я почувствовала, что мне нужно время, чтобы понять, нравится мне Джанин или нет.

С самого начала было ясно, что все очень интересуются Лавинией. Я уже заметила, что многие, особенно мужчины, бросают на нее взгляды… Лавиния, когда чувствовала это, всегда находилась в хорошем настроении. Мы пересекли пролив. Мисс Эллмор объясняла нам, что мы должны делать, а что — нет.

— Девочки, нам необходимо держаться вместе. Беда, если кто-то из нас потеряется.

Переправа через канал была спокойной, но мое возбуждение возросло, когда я увидела неясно вырисовывающуюся береговую линию Франции.

Это было долгое путешествие по Франции, и к тому времени, когда мы достигли замка Ламазон, я почувствовала, что хорошо знаю всех попутчиц… кроме Джанин.

Замок Ламазон был расположен в самом центре области Дордонь. Мы покинули вокзал и поехали, минуя милю за милей леса, реки и поля, по казавшейся прекрасной стране.

И вот, наконец, замок. Я с трудом могла поверить, что мы собираемся жить в таком месте. Он был величественным и романтичным. Вплотную к нему примыкали леса и крутые холмы, с которых обрушивались небольшие водопады. Огромный каменный замок выглядел древним и внушительным со своими башнями по краям и мощными каменными бастионами.

От изумления у меня перехватило дыхание: казалось, мы попали в другую эпоху. Мисс Эллмор была очень довольна моим явным благоговением и, когда мы въехали под арку и затем во двор, сказала:

— Замок принадлежит семье мадам уже несколько сотен лет. Они много потеряли во время Революции, но этот, единственный, остался, и она решила превратить его в школу для молодых леди.

Мы вышли и нас проводили в большой холл, где по случаю открытия семестра собралось много девочек. Многие из них, по-видимому, хорошо знали друг друга. Было несколько пожилых леди, очень похожих на мисс Эллмор. Они производили такое впечатление, будто делали что-то не совсем для них естественное, поскольку потеряли положение в обществе.

Мадемуазель Дюбро показала отведенные нам комнаты. Они были на четверых. Мы с Лавинией делили комнату с француженкой, которую звали Франсуаза, и немкой Гердой.

Мисс Эллмор сказала:

— Вы двое, как подруги, будете вместе, но мадам любит помещать в комнаты девочек разных национальностей. Это прекрасный способ улучшить ваше понимание языка.

Франсуазе было около восемнадцати лет, и она была хорошенькой. Я видела, как Лавиния изучала ее с некоторым напряжением, которое почти сразу перешло в самодовольство. Француженка, может, и была хорошенькой, но она не могла сравниться с яркой рыжевато-коричневой красотой Лавинии. Немка Герда была полной и не претендовала на то, чтобы выглядеть привлекательной.

"Две прямые петли, две обратные, — прокомментировала я про себя и подумала, как часто делала:

— Я скажу это Полли".

Мы распаковали вещи и распределили кровати. Франсуаза не была в замке новичком и могла немного рассказать нам о нем.

— Мадам, — сказала она, — очень свирепая леди. Правил… ох, так много… Подождите и увидите. Но у нас есть развлечение, да? Понимаете?

Я поняла и перевела Лавинии.

— Что за развлечение? — захотела узнать она. Франсуаза подняла глаза вверх.

— О… Есть развлечения. В городе. Это близко. Мы пьем кофе в кафе. Это приятно.

Глаза Лавинии заблестели, а немка на высокопарном французском спросила, как здесь кормят.

Франсуаза поморщилась, и я поняла, что это не было похвалой повару. Герда встревожилась, и я догадалась о причине ее несколько полноватой фигуры.

Я быстро поняла, что жизнь в замке отнюдь не будет скучной. Для меня даже пребывание в таком окружении само по себе было волнующим. Замок относился к четырнадцатому веку и сохранил многие старинные черты. Там были башни и винтовые лестницы, ведущие в различные темные переходы, а зал, по-видимому, был когда-то центром жизни замка. Хотя там находился огромный камин, можно было видеть, что первоначально очаг располагался в центре зала с отверстием над ним для дыма. Там были даже «каменные мешки», откуда иногда можно было услышать странный шум, как говорят, от призраков тех, кто был заключен навечно. Но меня больше всего привлекали именно люди.

Мадам дю Кло царила в замке словно средневековая королева. Как только я ее увидела, сразу поняла, что она относится к тому же типу внушительных женщин, что и леди Харриет и мисс Дженшен. Известная как просто Мадам, она, безусловно, была высокой, но создавала впечатление грандиозной. Одетая в черное — я никогда не видела на ней другого цвета — ее фигура сверкала черными агатами, свисавшими из ушей и качавшимися над ее внушительным бюстом. У нее были маленькие руки и ноги, и она, скорее, плыла, чем шла; при движении ее обширные юбки издавали слабый свистящий звук. Ее маленькие темные глаза бегали повсюду и, обнаружив нас, ничего не упускали. Высоко поднятые темные волосы были всегда безукоризненно уложены; нос был тонкий, аристократический; она имела поражающее сходство с портретами, висевшими в различных частях замка. Они, несомненно, были членами огромной семьи дю Кло, одной из ветвей которой удалось выжить в Революцию; вскоре мы выяснили, что ее дед был близким другом Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Они потеряли свои владения — кроме этого замка — в катастрофе, но некоторые из них умудрились сохранить свои головы. Мадам решила превратить замок в привилегированную школу для завершения образования, предоставляя таким образом огромные преимущества тем, кому посчастливилось получить доступ в ее заведение, и одновременно успешно восстанавливая свое собственное благополучие, что позволяло ей жить среди остатков прошлой славы.

В первый день нас собрали в огромном зале, где к нам обратилась Мадам и напомнила, что нам посчастливилось оказаться здесь. Нас просветят в искусстве светского такта; мы будем леди, которых обучают леди; и к тому времени, когда мы покинем замок Ламазон, нас подготовят к тому, чтобы мы легко могли войти в любое общество. Для нас будут открыты все двери. Ламазон — это синоним прекрасного воспитания. Величайшим грехом считалась вульгарность, и мадам дю Кло сделает из нас аристократок.

Большинство девушек были француженками, были также англичанки, итальянки и немки. Мы должны были получить определенное образование, позволяющее нам в будущем вести легкую беседу на французском, английском и итальянском языках. Кроме Мадам, с нами будут заниматься еще три учительницы: мадемуазель Ле Брюн, синьорина Лортони и наша мисс Эллмор. Они должны будут проводить с девушками соответствующие беседы, и поскольку они получили хорошее воспитание, их речь именно такая, как говорят в высших кругах общества. Нас познакомили также с синьором Парадетти, преподавателем пения и фортепьяно, и месье Дюбуа, танцмейстером.

Мы многое узнавали от Франсуазы. Ей уже исполнилось восемнадцать лет, и она была почти на год старше Лавинии. Это был ее последний семестр, и она собиралась выйти замуж за человека, выбранного для нее родителями. Он был на тридцать лет старше Франсуазы и очень богат. Именно такова была причина этого планируемого брака, и он очень желал его, ведь, несмотря на свои деньги, он не принадлежал к благородному роду. Франсуаза объяснила, что он хотел бы войти в высший свет, а ее обедневшая аристократическая семья получила бы выгоду от его богатства.

— Я думаю, — сказала Герда, — что это брак по расчету.

Франсуаза пожала плечами.

— Это разумно, — сказала она. — Женившись, он входит в благородную семью, а я, выходя замуж, — в богатую. Я устала быть бедной. Это ужасно. Все время разговоры о деньгах… деньги на крышу… пятна сырости в ванной… испорченные Фрагонар и Буше в музыкальной комнате. Альфонс все это изменит. Я надеюсь никогда больше не слышать разговоров о деньгах. Я хочу только тратить их.

Франсуаза оказалась мудрой и практичной. Герда была другой. Я думала, что в стальной продукции, которой владела ее семья, заключалась куча денег, и представлялось вполне вероятным, что она соединит свою жизнь с другим гигантом индустрии.

Все это было интересно слушать. Мы имели обыкновение разговаривать по ночам. Эти ночи очень живо сохранились у меня в памяти… иногда мы лежали в темноте, освещаемые только светом звезд, который придавал нашей комнате с высоким потолком и стенами, обшитыми панелями, жутковатый вид. Ощущение спокойствия приходило от сознания того, что мы не одни.

Я остро ощущала свою случайность здесь. Все девушки были богаче меня, даже Франсуаза. Что здесь делала дочь сельского пастора? Ответ я знала. Я была здесь, чтобы присматривать за Лавинией, и была обязана этим проявлению ее своеволия. Я должна выполнять свой долг. Вместе с тем, увидев, что она бросает заинтересованные взгляды на месье Дюбуа, я удивлялась, как я могу предостеречь ее от будущих глупостей. Конечно, это было именно то, что я должна была здесь делать. Я никогда не получила бы возможности оказаться в столь престижном месте, не выбери меня леди Харриет для этой цели.

Франсуаза и Лавиния очень много говорили друг с другом. Они обсуждали мужчин — предмет, близкий сердцам обеих. Я видела их шепчущимися друг с другом. Думаю, Лавиния поделилась с Франсуазой своим опытом, приобретенным с Джосом. Это на самом деле была причина, по которой ее отослали из дома, хотя сначала она, конечно, была отправлена в Меридиан-Хауз, но оттуда исключена за то, что встречалась с мальчиками.

В темноте нашего дортуара5 Лавиния рассказывала о своих приключениях, коротко останавливаясь на некоторых моментах, иногда говоря:

— Нет, я не могу продолжать… не в присутствии Друзиллы. Она еще слишком молода. — Она не упоминала о Герде, чье глубокое дыхание и временами храп свидетельствовали о том, что она спит. Это был ее способ унизить меня.

Франсуаза сказала всем, что несколько девушек начали питать романтические чувства к месье Дюбуа.

— Он действительно очень привлекательный, — объяснила Франсуаза. — Некоторые девушки просто без ума от него.

Меня очень интересовал месье Дюбуа, но не в том смысле, что я восхищалась им, как некоторые девушки. Он был довольно хрупким маленьким французом с очень гладкими темными волосами и элегантными усами. Он носил очень цветастые жилеты и кольцо-печатку на мизинце, на которое всегда внимательно смотрел, когда отбивал руками такт.

— Раз… два… три… леди поворачивается… четыре… пять… шесть… она смотрит на партнера… Ну же, леди, не так. Ах, Герда, у вас ноги как из свинца.

Бедная Герда! Тут у нее не очень получалось. Возможно, это было не столь важно, поскольку стальной магнат совершенно не беспокоился о том, что касалось танцев. В случае с Франсуазой все было по-иному. В замках французской знати ей предстояло открывать танцы.

В этих танцах некоторые из нас должны были брать на себя роль мужчин. Обычно такая роль отводилась Герде. И так как ей это не нравилось, она неуклюже двигалась, неохотно передвигая ноги.