Лавиния была в приподнятом настроении, и это что-то означало. Я была уверена, что она имела любовника. Я пришла к заключению, что Лавиния принадлежала к тому типу женщин, у которых всегда должен быть любовник. Для нее было очень важно, чтобы ее обожали или, в ее понимании, любили. Она привлекала мужчин без всяких усилий со своей стороны, а уж когда она их прилагала, эффект был огромным. Я перехватывала взгляды, которыми она обменивалась с неким майором Пеннингтоном Брауном. Это был мужчина слегка за сорок с мышкой-женой, которая, как я представляла, когда-то посчитала его восхитительным. Вероятно, теперь она так не думала. Я находила его довольно тщеславным и претенциозным; но он, наверное, был красивым.

Я переубеждала Лавинию в отношении него. Она сказала:

— О, уже шпионишь, да?

— Не требуется особых усилий, чтобы заметить это. Я сразу же предположила, что назревает интрига. Я знаю признаки. Они существенно не изменились с тех пор, как так неуместно появился твой французский граф.

— Гарри довольно мил, и он до безумия любит меня. Так майор Пеннингтон Браун оказывается был Гарри.

— Уверена, что его жена согласна с тобой.

— Она бедная малышка.

— Очевидно, когда-то он так не думал. Он, должно быть, находил ее привлекательной, так как женился на ней.

— Ее судьба была очень интересной.

— Понятно, и ты нашла такое поведение «довольно милым»?

— А теперь, пожалуйста, оставь этот тон. Помни…

— Я слуга. Прекрасно…

— Тише! Тише! Я, конечно, не позволю тебе уехать домой, обиженной до глубины души… в любом случае.

Мне нравится Гарри, даже если тебе нет, и почему бы ему не находить привлекательной меня?

— Если он ищет легкое любовное приключение, то я полагаю, что может.

— Да, просто легкое любовное приключение! Не говори об этом так презрительно. Что ты знаешь о таких приключениях?

— Ничего, и не хочу знать впредь.

— О, мы так целомудренны, не правда ли?

— Мы не так глупы, если это то, что ты имеешь в виду.

— Ладно, я думаю хватит говорить об этом, раз ты отказываешься быть снисходительной к тому, что действительно является огромным удовольствием. — Она прищурилась. — Однажды я заставлю тебя изменить свое мнение… вот увидишь.

Теперь я поняла, что она мне готовила. Она хотела, чтобы я нашла кого-то в ее светском окружении, кого-то, с кем завела бы легкое любовное приключение. Она хотела иметь кого-то, чтобы была возможность вместе похихикать, поболтать, поделиться опытом. Я действительно не могла понять, почему Лавиния так жаждала моего приезда, ведь она могла найти так много женщин в кругах армии и Компании, которые гораздо больше подошли бы для удовлетворения ее потребности в компаньонке.

Мне не нравился круг ее друзей: они казались мне поверхностными и не очень интересными. Но я наслаждалась своими встречами с Луизой, которая была восхитительным ребенком, интересующимся книжками в картинках, которые я с собой захватила; она любила, когда я рассказывала ей простые истории, и, когда я приходила в детскую, она спешила ко мне и, энергично приветствуя меня, зарывалась головой в мою юбку. Я уже полюбила этого ребенка.

Иногда айя сидела, наблюдая за нами, кивая головой и улыбаясь. Нас связывала общая любовь к Луизе.

Это произошло в саду, когда я однажды наткнулась на нее. У меня было такое чувство, будто она следовала за мной из дома и выбирала подходящий момент, чтобы заговорить со мной. В саду был бельведер — мое любимое место. Он выходил на прекрасную лужайку, в центре которой рос развесистый баньян.

Она приблизилась ко мне и сказала:

— Пожалуйста… могу я поговорить?

— Конечно, — ответила я. — Садитесь. Здесь ведь красиво? Как прекрасно это дерево… и трава такая зеленая.

— Она такая из-за частых дождей.

— Вы хотите поговорить о Луизе?

Она кивнула.

— Ей нравится учиться, — сказала я. — Одно удовольствие заниматься с ней. Я думаю, что она очаровательная малышка.

— Она для меня… как мой собственный ребенок.

— Да, — сказала я. — Я знаю.

— И теперь…

— И вы боитесь, что теперь появилась няня и вас отошлют?

Она жалобно посмотрела на меня широко открытыми глазами.

— Луиза, — проговорила она, — как мой ребенок… я не хочу потерять ее.

Я взяла ее за руку и сжала ее.

— Я понимаю, — мягко сказала я ей.

— Мисси Элис… она новая няня. Бедная айя… больше не будет.

— Дети вас любят, — успокоила я ее.

Ее лицо осветилось улыбкой, а затем вновь стало грустным.

— Мне скажут, — волновалась она, — мне скажут… уходить.

— И это огорчило бы вас.

— Очень огорчило, — повторила она.

— Почему вы говорите это мне? Вы думаете, что я могла бы это изменить?

Она кивнула.

— Мемсагиб графиня очень вас любит. Она слушает. Она очень счастлива, что вы приехали. Все время говорит: «Где мисси Друзилла?» — Она указала на меня. — Вы слушаете… а она не слушает. Я думаю, что она скажет: «Уходи».

— Я сделаю следующее. Я поговорю с ней и объясню, как любят вас дети. Я скажу ей, что лучше всего, чтобы вы остались.

Ее улыбка была ослепительной. Она встала, сложила руки вместе и наклонила голову как в молитве. Затем грациозно двинулась прочь, оставив меня пристально смотрящей на дерево баньяна, но не видящей ничего, кроме идущей к дому айи, которая всегда заботилась о Луизе, безумно любя ребенка, и которая собиралась быть преданной няней дорогому малышу — Алану. И затем вся эта любовь и забота должны были прекратиться из-за причуды леди Харриет. Леди Харриет ничего не знала об истинном положении вещей здесь и не могла бы понять любви, которая существовала между няней-индианкой и ее английскими подопечными.

Я воспользовалась первой же возможностью поговорить об этом с Лавинией. Она отдыхала перед подготовкой к вечеру, когда должны были собраться ее друзья. Мне уже приходилось несколько раз присутствовать на таких вечерах, где она грациозно представляла меня как свою подругу из Англии. Меня с любопытством разглядывали мужчины, которые, возможно, думали, что меня легко завоевать, но усилия, которые необходимо было потратить на соблазнение, вряд ли казались им стоящими; и когда обнаруживалось, что я всего лишь гувернантка и введена в их круг благодаря великодушию Лавинии, меня более или менее вежливо игнорировали. Такие вечера стали для меня одними из тех, присутствие на которых я, по возможности, старалась избегать.

Она лежала на своей кровати с ватными подушечками на глазах.

— Лавиния, — обратилась я к ней, — я должна сказать тебе пару слов.

— Разве тебе не сказали, что я отдыхаю?

— Да, но я все равно пришла.

— Что-нибудь важное? — Она сняла ватку с правого глаза и посмотрела на меня.

— Очень важное.

— Тогда скажи. Ты передумала и хочешь пойти на вечер? Хорошо. Надень розово-лиловую бухару. Это лучшее из того, что у тебя есть.

— Это не то. Сколько у тебя здесь занято слуг?

— Что за вопрос ко мне? Спроси Хансама. Это знает только он.

— Так много, что один человек не играет никакой роли.

— Я думаю, что ты права.

— Я хотела поговорить с тобой об айе.

— А что с ней? Она скоро уйдет.

— Я не думаю, что ей следовало бы уходить.

— Ладно, няня Филрайт захочет освободиться от нее, я уверена.

— Она не хочет.

— Она так тебе сказала?

— Да. Понимаешь, Луиза любит айю.

— О, дети любят всех.

— Это не так. Послушай, Лавиния. Эта айя находится с Луизой с самого ее рождения. Она многое значит для ребенка. Безопасность, стабильность. Можешь ты это понять?

У Лавинии появились признаки раздражения. Ей хотелось поговорить со мной о некоем капитане Ферримене, который определенно заставлял майора Пеннингтона Брауна ревновать.

Но я была непреклонной.

— Лавиния, для тебя не будет никакой разницы, останется здесь айя или нет.

— Тогда зачем меня из-за этого беспокоить?

— Потому что ты можешь все изменить для нее. Она самая несчастная женщина.

— Да?

— Послушай, Лавиния, я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня.

— Полцарства, как говорят в сказках.

— О, не так много.

— Тогда это твое.

— Будь серьезной. Я хочу, чтобы ты оставила айю.

— Это все?

— Для нее это значит очень много.

— А что это для тебя?

— Лавиния, я беспокоюсь. Я хочу, чтобы она была счастлива. Я хочу, чтобы была счастлива Луиза. Если она уйдет, они будут несчастливы обе.

— Послушай, Друзилла. Почему ты так одержима этим? Почему я должна беспокоиться, уйдет эта женщина или останется?

— Я знаю, что тебя эти мелочи не волнуют, но я беспокоюсь.

Она рассмеялась надо мной.

— Ты такое странное создание, Друзилла. У тебя необычная навязчивая идея. Мне все равно, что ты сделаешь. Если хочешь, оставляй айю, при условии, что няня Филрайт не возражает. Она не должна огорчаться. Да и мама была бы недовольна, поскольку это ее выбор. Я не хочу больше беспокоиться!

— Я могу тебя заверить, что Элис Филрайт согласится со мной. Она волнуется за благополучие Луизы. Алан тоже любит айю.

— Передай мне зеркало. Как ты думаешь, не становлюсь ли я слишком полной?

— Что касается внешности, ты красива.

— То есть черная только моя душа?

— Не то, чтобы черная.

— Но не блещет белизной.

— Нет. Но я думаю, что ты не совсем безнадежна.

— И если я выполню твое желание, будешь ли ты просить за меня у Бога, когда заслужишь вознаграждение за свое целомудрие, а я буду приговорена к пламени?

— Обещаю.

— Тогда хорошо. Просьба удовлетворена.

— Я могу сказать айе, что ты ее оставляешь?

— Говори ей все, что хочешь.

Я подошла к кровати и поцеловала ее в макушку.

— Спасибо, Лавиния. Ты не представляешь, какой ты сделала меня счастливой.

— Тогда останься и поговори со мной, пока не придут меня одевать. Я хочу рассказать Тебе о капитане Ферримене, который действительно очень привлекательный. Он также очень умен и говорят, он остроумный.

Так я слушала и отпускала те комментарии, которые она ожидала, пока не пришла горничная, чтобы помочь ей одеться.

Это была малая цена за одержанную победу.

Когда я сказала айе, что вопрос об ее уходе больше не стоит, она взяла мою руку и благоговейно поцеловала.

Я отдернула ее, бормоча:

— Ничего особенного… это очень правильно, что вы должны остаться.

Но она продолжала смотреть на меня глазами, в которых отражалась ее душа.

Позже Элис поделилась со мной:

— Айя смотрит на вас как на своего рода всемогущее божество.

Я рассказала ей то, что произошло.

— Я думаю, что вы заслужили ее вечную благодарность, — сказала она.

Луиза менялась. Теперь она была счастливым ребенком. Она готова была любить любого, кто выражал ей расположение. У нее была айя, и теперь приехали мы: няня и я. Элис была строгой, но любящей; она полностью соответствовала своему назначению и успешно справлялась с этим. Алан тоже полюбил ее. Я учила и его, маленького. Он любил картинки в книгах, которые я привезла, и мог уже выбрать некоторых животных, которых я показала ему.

Луиза любила петь. Ей нравились детские песенки, которым я ее научила, и можно было часто слышать звуки: «Ба, Ба, черная овечка» и «Кольцо, кольцо из роз».

Это была счастливая детская. Я была довольна своей работой и Элис тоже. Но тем не менее у меня было чувство, что это счастье мимолетно.

Возобновлялся разговор о нашем переезде в Дели, что рано или поздно должно было произойти.

— Я ожидаю, что мы оставим здесь армейских служащих, — спокойно сказала Лавиния. Она наслаждалась соперничеством капитана с майором. Она неоднократно пыталась ввести меня в круг своих друзей, но мое восприятие их было таким же прохладным, как и их отношение ко мне.

Лавиния была раздражена.

— Ты заставляешь меня сердиться, — говорила она. — Ты не стараешься. Не прилагаешь усилий.

— Ты хочешь, чтобы я закатывала глаза и махала веером как ты?

— Ты никогда не заполучишь никого, создавая вокруг себя атмосферу «держись в стороне». Ты можешь просто написать это на доске и повесить себе на шею.

— В противоположность твоему «иди сюда».

Это заставило ее рассмеяться.

— Друзилла, ты сведешь меня в могилу. Из-за тебя я умру от смеха.

— Я сказала то, что есть.

— Во всяком случае «иди сюда» более дружелюбно, чем «держись в стороне».

— Этот девиз помогает поддерживать твою разрушительную привлекательность. Твой метод равносилен приглашению всех без исключения. Требуется любовник. Нет необходимости в длительном ухаживании.

— Удивляюсь, как это я мирюсь с тобой.

— У тебя есть выбор.

— Ох, мы ведь покончили с этой скучной темой? Я уступаю. Ты слишком забавляешь меня, чтобы я позволила тебе уехать. Я просто не обращаю на тебя внимания и бросаю свой взгляд «иди сюда», когда хочу.