Нас провели в отведенные нам комнаты. Всюду были висячие опахала, и я заметила, что никто здесь не ленился тайком.

Я продолжала думать об одном: «Вскоре я встречу Дугала и… Фабиана».

Элис с айей отвели малышей в детские. Мне показали мою комнату, которая через веранду выходила на стройный священный фикус, покрытый обильной зеленой листвой. Сад, на который я смотрела, был великолепен. В пруду под высоким перистым тамариндом плавали цветы водяных лилий и лотосов.

Вокруг было ощущение безмятежности и мирной красоты. Позже я пыталась объяснить себе, что это было нависающее спокойствие перед бурей, но я верила, что до поры до времени меня это не затронет.

Через некоторое время я пошла посмотреть, как устроилась Элис с детьми. Их комнаты здесь были более просторными по сравнению с комнатами в Бомбее. Там была и Рошанара. Я заметила, как она порой дрожала.

Мне пришлось ее успокоить:

— Все будет хорошо. — Она умоляюще посмотрела на меня, как будто я была в силах помочь ей. — Я в этом совершенно уверена, — с улыбкой добавила я.

— Я уверена в обратном, — сказала Рошанара.

Мне казалось, что именно властный Большой Хансам вселил страх в ее сердце.

— У суровых отцов часто бывают нежные сыновья, Понимаешь, они вырастают в строгости и, вероятно, страдают. Это делает их добрыми и понимающими, — пыталась я внушить ей.

Она слушала внимательно. Я подумала: «Бедный ребенок! Какая грустная судьба быть выданной замуж за незнакомого человека. Я, кто успешно избежала усилий леди Харриет выдать меня замуж за Колина Брейди, могла особенно остро сожалеть об участи хрупкой Рошанары».

Элис была восхищена новой детской; она также находила жизнь странной и волнующей, но временами я замечала тоску в ее глазах и тогда понимала, что она думает о Томе Кипинге. Меня поразила мысль: «Он приехал в Дели, работает на Компанию. Возможно, вскоре мы снова увидим его». Эта мысль обрадовала меня. Элис была славной девушкой. Она должна была бы иметь собственных детей, а не расточать свою любовь на детей других, которые, как подчеркнула айя, легко могут быть отняты у нее.

Покинув детей, я вернулась в свою комнату. Там находилась Лавиния, развалившаяся в одном из кресел.

— Где ты была? — потребовала она ответа.

— Помогала в детской.

— Я ждала тебя.

Я не извинилась, так как была немного раздражена отсутствием у нее интереса к благополучию детей.

— Ты будешь ужинать с нами сегодня вечером?

— Ох, а я должна?

— Там будет Дугал. А также Фабиан, надеюсь… если ни не ужинают сегодня где-то еще, что им часто приходится делать. Дела Компании заставляют принимать неожиданные решения.

— Понятно. Но я ведь здесь гувернантка.

— Не говори глупостей. Они тебя знают. Причем, думаю, Дугал достаточно хорошо. Возникнут протесты, если будешь находиться в роли слуги… даже высокого ранга.

— Я не думаю, что они заметят.

— Не напрашивайся на комплименты. Я хочу, чтобы ты там была. Там, конечно, будет масса раздражающих разговоров о Компании. А мы с тобой можем поболтать в сторонке.

— Ладно, если я могу послужить полезной цели…

Она засмеялась.

— Мне хотелось, чтобы мы остались в Бомбее. Эти ужасные даки. Они были кошмарными. Я сделаю выговор Дугалу за то, что он не послал за нами паланкины. И скажу, что это оскорбление для Компании заставлять своих мемсагиб ехать в этих ужасных каретах. Если я так это все представлю, они могут обратить какое-то внимание. Почему мы не могли остаться?

— Я знаю, что ты очень сожалеешь о том, что оставила романтичного майора и честолюбивого капитана.

Она щелкнула пальцами.

— Их будет полно здесь. Они должны быть. В конце концов, это важное место, где делается большая часть бизнеса. Здесь и в Калькутте… я думаю, скорее, в Дели, чем там…

— Так что здесь произойдет смена галантной пары.

— Тебе нет необходимости волноваться по этому поводу. Что мне надеть сегодня вечером? Вот что я хотела у тебя спросить.

Она поболтала о своих платьях, а я слушала вполуха, сосредоточив свои мысли на том, каково будет снова увидеться с Дугалом и Фабианом.

Скоро я должна была это выяснить.

Первым я увидела Дугала. Я пришла в ту комнату, которая была вроде передней перед столовой. Там уже был Дугал. У меня было подозрение, что он услышал о нашем приезде и ждал меня.

Он пошел навстречу и взял обе мои руки в свои.

— Друзилла! Какое огромное удовольствие!

Он немножко постарел и потерял вид постоянной заинтересованности миром. Глубокая морщина пролегла у него между глаз.

— Как вы, Дугал? — спросила я. Он колебался всего секунду.

— О, хорошо, спасибо! А вы?

— Тоже, — ответила я.

— Я обрадовался, узнав, что вы приезжаете… и так сожалею, услышав о вашем отце.

— Да. Это очень печально.

— Я всегда буду помнить те дни, когда все мы вместе разговаривали. — В его глазах появилась печаль. Мысли Дугала всегда легко прочитать… хотя, может быть, и не всегда; разве я однажды не поверила, что он постепенно влюбляется в меня? Он любил меня. Но не так, как я думала.

Тут в комнату вошел Фабиан, и все мое внимание устремилось на него.

Расставив ноги, он остановился, изучая меня. Но я не могла понимать его так, как Дугала. Я видела, как его рот слегка изогнулся, приподняв уголки вверх, как будто он находил что-то забавное в том, что я была здесь.

— Ну, что же, — провозгласил он. — Мисс Друзилла Делани. Добро пожаловать в Индию.

— Благодарю вас, — ответила я.

Он двинулся вперед и взял меня за руки, настойчиво глядя при этом в мое лицо.

— Ах… все та же мисс Делани.

— А вы ожидали кого-то другого?

— Я надеялся, что не найду изменений. И теперь доволен. — Он сказал это беспечно. — Что вы думаете о путешествии?

— Потрясающе интересное. Слегка некомфортабельное, но очень обогащающее опытом.

— Я вижу, у вас философская точка зрения. Конечно, я предугадывал это. И я очень надеюсь, что интерес и обогащение взяли верх над дискомфортом.

В комнату вошла Лавиния. С высоко уложенными волосами она выглядела великолепно, несколько просвечивающее платье облегало ее роскошную фигуру.

Я сразу же почувствовала себя невзрачным крапивником в присутствии павлина.

Дугал подошел к ней, и они небрежно поцеловались. Это не то, что можно было бы ожидать от мужа и жены, не находившихся вместе на протяжении нескольких месяцев. Я заметила в Дутале перемену. Он, казалось, испытывал тревогу.

Лавиния повернулась к Фабиану.

— Ну что ж, сестра, — проговорил он. — Ты, кажется, выглядишь лучше, чем всегда. Я догадался: ты рада тому, что к тебе присоединилась мисс Друзилла.

Лавиния надула губы.

— О, она не одобряет меня, не правда ли, Друзилла?

— Я думаю, не без причины, — сказал Фабиан.

— Друзилла всегда бывает разумной, — с покорным видом добавил Дугал.

— Конечно, Друзилла — образец добродетели, — насмешливо сказала Лавиния.

— Ну, что же, надеемся, что ты извлечешь пользу от общения с ней, — добавил Фабиан.

— Пойдемте лучше ужинать, — сказал Дугал. — Иначе Большой Хансам рассердится.

— В таком случае давайте задержимся, — сказал Фабиан. — Я полагаю, что мы должны устанавливать правила.

— С ним может быть трудно во многих отношениях, — напомнил ему Дугал. Он повернулся ко мне. — Он осуществляет полный контроль над слугами.

— Все равно, — запротестовал Фабиан. — Я не собираюсь позволять ему управлять моей жизнью. Но я полагаю, что, если мы не пойдем, пища может испортиться. Так что правила Большого Хансама, может быть, имеют свой резон. Мы не хотим произвести на мисс Друзиллу плохое впечатление, не так ли?

В столовой — большой, похожей на салон комнате с французскими окнами, выходящими на прекрасную лужайку с прудом, где плавали уже виденные мною цветы водяной лилии и лотоса, — было прохладно. В воздухе стояло легкое жужжание от бесчисленных насекомых, но я уже знала, что когда зажгутся лампы, окна будут зашторены, чтобы препятствовать проникновению в комнату назойливой мошкары.

— Вы должны нам рассказать все о вашем путешествии, — сказал Фабиан.

Я рассказала им и упомянула о нашем опасном продвижении через пустыню.

— Подружились ли вы с кем-нибудь из попутчиков-пассажиров? — спросил Фабиан. — И на корабле?

— Ну да, там был один француз. Он оказался очень нам полезен, но во время путешествия через пустыню он заболел, и мы больше его не видели. Мы встретили кое-кого из Компании. Я надеюсь, вы его знаете. Некий мистер Том Кипинг.

Фабиан кивнул.

— Я уверен, что он был вам полезен.

— О, очень.

— А что вы думаете об Индии? — спросил Дугал.

— Я пока очень мало что видела здесь.

— Все не так, как в Англии, — сказал он с легким сожалением.

— Это то, что я ожидала.

Большой Хансам вошел в комнату. Он был одет в бледно-голубую рубашку поверх бесформенных белых брюк, на нем был белый тюрбан и пара темно-красных туфель, которыми, как я обнаружила, он очень гордился. Он носил их с видом, который должен был внушить, что они служат признаком его высокого положения.

— Все для вашего удовольствия, — проговорил он особым тоном, давая понять, чтобы мы сказали, если что не так.

Лавиния тепло улыбнулась ему.

— Все очень хорошо, — проворковала она ему. — Спасибо.

— И сагибы?.. — сказал он.

Фабиан и Дугал сказали ему, что они всем удовлетворены.

Тогда он поклонился и удалился.

— Он действительно очень высокого мнения о себе, — пробормотал Дугал.

— Беда в том, — ответил Фабиан, — что в этом убеждены и остальные в доме.

— Почему он такой важный? — спросила я.

— Большой Хансам нанят Компанией. Это для него постоянный пост. Он считает дом своим, а те из нас, кто им пользуются — просто временные гости. Именно так он это понимает. Он, конечно, очень знающий и активный. Я полагаю, что именно за это его и терпят.

— Я думаю, с ним будет легко общаться, — сказала Лавиния.

— Да, если он добьется полного подчинения, — уточнил ей Фабиан.

— Что вам не нравится? — удивилась я.

— Я не хочу, чтобы моей жизнью управляли слуги.

— Я не думаю, что он видит себя в таком качестве, — сказал Дугал. — Он себя считает большим набобом, руководителем всех нас.

— В нем что-то настораживает, — произнес Фабиан. — Если он станет чересчур высокомерным, я приложу все силы, чтобы поставить его на место. А теперь, какие новости из дома?

— Я знаю, что кончилась война, — ответила я.

— Пора бы уже.

— Людей привезли из Крыма домой и сестры ухаживают за ними. У них благородная работа.

— Благодаря храброй мисс Найтингейл.

— Да, — подтвердила я. — Пришлось проделать много тяжелой работы, чтобы заставить людей прислушаться к ней.

— Ну что же, война окончена, — сказал Фабиан. — И для нас она окончилась победой — боюсь, Пирровой победой. Потери были грандиозными, и я полагаю, что французы и русские пострадали больше нас. Однако наши потери были огромными.

— Слава Богу, все это кончено, — проговорил Дугал.

— Понадобилось много времени, — прокомментировал Фабиан. — И… я не думаю, что здесь нам это принесло много пользы.

— Вы имеете в виду в Индии? — спросила я.

— Они пристально следят за тем, что делают британцы, и я пришел к заключению, что с тех пор, как война началась, их отношение немного изменилось.

Он, нахмурившись, смотрел в свой стакан.

Лавиния зевнула:

— Я надеюсь, что магазины здесь очень похожи на бомбейские?

Фабиан рассмеялся.

— И это проблема огромной важности, которую ты, без сомнения, быстро исследуешь.

— Почему их позиция должна измениться из-за далекой отсюда войны? — спросила я.

Фабиан облокотился руками на стол и внимательно посмотрел на меня.

— Компания приносит Индии много добра… так думаем мы. Но для страны не так просто поменять свои обычаи на другие. Даже если изменения в некоторых случаях могут быть и к лучшему, неизбежно некоторое возмущение.

— Здесь несомненно возникает протест, — согласился Дугал.

— И это вас тревожит? — спросила я.

— Не совсем, — ответил Фабиан. — Но я думаю, что мы должны быть начеку.

— Не это ли одна из причин, по которой здесь терпят деспотичное правление Большого Хансама?

— Я вижу, что вы очень быстро схватываете ситуацию.

— О, Друзилла такая умная, — сказала Лавиния. — Гораздо умнее, чем я могла бы быть.

— Ты демонстрируешь определенные успехи, поскольку смогла это понять, — прокомментировал ее брат. — Хотя я должен сказать, что это очевидно.

— Фабиан всегда груб. со мной, — надув губы, сказала Лавиния.

— Дорогая сестра, я правдив. — Он повернулся ко мне. — Все немного изменилось в последние год или два. И я думаю, что это может быть как-то связано с войной. В газетах были сообщения о страданиях, перенесенных нашими людьми, и о долгой осаде Севастополя. Я чувствую, что некоторые относятся к этому с определенным удовлетворением.