— Думаю, ты ошибаешься, — сказал Джереми, как только положил тарелку в раковину и направился к двери. — Я не думаю, что он куда-то собирается, Ева.

Я уставилась на сарай, размышляя, о чем думал Кейдж. Передняя дверь хлопнула, когда она закрылась за Джереми. Он считал, что Кейдж остается… Но почему? Ради чего? В конце концов, ему придется уехать.

* * *

Прошло три дня, но Кейдж все еще появлялся в шесть утра и все еще вел себя, будто так и должно быть. Я продолжала готовить завтраки. Он продолжал их есть и разговаривать, словно он здесь и остается. Каким-то образом ему всегда удавалось уйти, прежде чем я могла остановить его и поговорить с ним. Он словно уворачивался от моих вопросов. Если бы я не боялась позвонить Лоу после всего этого времени, я бы позвонила ей и спросила, знает ли она, какого черта он делает.

Джереми стоял на крыльце, что-то погружая в свою губу спустя 3 часа после завтрака. Это было его обычное время для перерыва. Я вышла на улицу, чтобы поговорить с ним. Мы на этой неделе не очень много разговаривали. Нахождение Кейджа здесь поглотило мое внимание.

— Я думаю, планирует ли он уезжать на этих выходных? — спросил я, осознавая, что я была напугана, что он действительно так сделает. За три коротких дня я привыкла, что он всегда здесь.

— Неа. Его задница никуда не уезжает, — сказал Джереми, заталкивая свой табак в задний карман.

— Что насчет его уроков?

— Не думаю, что он заботится о своих уроках.

— Почему?

Джереми посмотрел на меня и ухмыльнулся. — Потому что, Ева, он доказывает тебе себя. Он не оправдывается и не объясняет, что он сделал. Он справляется с этим, как мужчина. Вот что он делает. — Он покачал головой и пошел вниз по лестнице, но остановился. — Черт меня подери, если это не заставляет меня уважать его жалкую задницу, — сказал он, а затем ушел.

Он доказывал себя? Сейчас? Зачем? Я села на ступеньку и начала изучать свою пустую левую руку. Я не могла одеть свое кольцо уже два дня. Обычно мне просто нужен был день, но сейчас это чувствовалось неправильным. Будто я бы была намеренно жестокой, если бы одела его. К Джереми, потому что он любил меня так, как я никогда его не полюблю, и к Кейджу, потому что оно было символом того, что между нами все кончено.

— Я продолжаю ждать, когда наша девочка зашевелится. Она когда-нибудь собирается шевелиться для меня? — сказал Кейдж, как только его тень упала на меня. Я посмотрела вверх, и его мерцающие глаза улыбались мне.

— Тебя никогда нет поблизости, когда она двигается, — сказала я, положив обе руки на свой живот.

Кейдж кивнул на место рядом со мной. — Можно присесть?

Можно ли ему присесть? Конечно, можно, но смогу ли я выдержать такую близость с ним? Мне удалось кивнуть, а он снял шляпу и занял место рядом со мной, не оставляя пространства между нами. Наши тела соприкасались от колена до бедра.

— Могу ли я с ней поговорить? — спросил он, изучая мой живот. Я часто стояла голой напротив зеркала и думала, что бы Кейдж подумал о моем теле сейчас. Я выглядела совершенно по-другому в отличие от последнего раза, когда он видел меня голой. Я стала нервничать, когда увидела, что он тщательно изучает мой распухший живот.

— Думаю, да, — сказала я, будучи неуверенной, что я этого хотела, но как я могла сказать ему "нет"?

Он переместил свое тело, чтобы было удобно положить обе его руки на мой живот. Я не могла сдержать дрожь, которая прошла по всему моему телу. Прошло столько много времени, с тех пор как Кейдж ко мне так прикасался. Его большие пальцы нежно двинулись по моему животу, поглаживая. Дрожь в моем теле была безошибочной. Я знала, что он это чувствовал, но он не высмеивал это и не упоминал.

— Пришло время подвигаться для меня, малышка. Я ждал всю неделю. Я хочу почувствовать тебя внутри твоей мамочки. — Он разговаривал с моим животом. Я собиралась заплакать. Я прикусила свою нижнюю губу так сильно, как только могла, чтобы отвлечь мои гормональные эмоции от нежности, свидетелем которой я была.

— Что ты обычно делаешь, чтобы заставить ее двигаться? — спросил Кейдж, посмотрев на меня.

— Пою, — призналась я, желая, чтобы я лучше держала свой рот на замке. Эмоции мелькнули в его глазах так быстро, что я чуть их не пропустила.

— Что ты поешь?

— В основном, колыбельные. Может быть, немножко Адель. Ей нравится Адель.

Губы Кейджа медленно изогнулись вверх, а затем он усмехнулся. — Ей нравится Адель, ха?

Я кивнула, и он засмеялся немного громче.

Затем Блисс толкнулась. Его глаза расширились, прежде чем он опустил взгляд на мой живот. Она толкнулась снова, и его руки двинулись ко мне. — Она здесь, — сказал он в восторге. Его глаза поднялись, чтобы посмотреть на меня со смесью поклонения и восхищения. — Наш малыш здесь, — повторил он.

Все, что мне удалось сделать, — это кивнуть.

Блисс решила показать себя, будто бы знала, что она владеет полным вниманием этого красивого мужчины. Она двигалась и толкалась в его руки, заставляя его улыбаться еще больше.

Он тронул подол моего свитера и посмотрел на меня. — Можно? — спросил он. Он хотел прикоснуться к моей обнаженной коже. Я не была уверена, что хотела, чтобы он увидел меня. У меня были растяжки. — Пожалуйста, Ева? — вымолил он.

Я крепко закрыла глаза и кивнула. Мой свитер двинулся по моему животу, и его руки скользнули по моей голой коже, заставив меня подпрыгнуть от теплоты его прикосновений. Я чувствовала, будто моя кожа обжигается в тех местах, где он прикасается ко мне. Он положил руки на мой живот и минуту не двигался. Я не могла посмотреть на него. Я не знала, о чем он думал.

Затем его руки начали медленно бегать по моему животу. Я была близка к тому, чтобы смутить саму себя. Это было о нем и Блисс, а не о моих сумасшедших гормонах. Блисс дала ему еще один толчок, и он усмехнулся, заставив ее толкнуться снова. Мне нужно было куда-то опереться. Я положила обе руки позади меня и оперлась на них, давая Кейджу больше доступа к своему животу. Когда я почувствовала, что его тело двинулось к моему колену, чтобы открыть мои ноги, я резко открыла глаза и увидела, как он встал на колени между моими ногами.

Его глаза были на моем лице, когда он устраивался между моими ногами и держал мой живот в своих руках. Это не та позиция, в которой мы должны быть. Я была помолвлена. Все это неправильно. Но я дрожала. Глаза Кейджа закрылись, и его нос вспыхнул, когда он сделал резкий вдох. Слишком много. Этого уже слишком много.

— Я не могу, — сказала я и оттолкнула его, когда поспешила встать. Он хотел приблизиться к Блисс, но приблизился ко мне. Он был между моих ног таким образом больше, чем один раз, и это все, о чем мое тело могло думать, когда он снова опускался на колени. Он мог и не представлять свою голову между моих ног, но я представляла, и это было неправильно.

— Я помолвлена. Я не могу… Мое тело… Я п-просто не могу, — пробормотала я и вбежала в дом, позволив двери захлопнуться за мной.

КЕЙДЖ

Я распахнул дверь грузовика с большей силой, чем было нужно, и сжал кулаки по сторонам, пытаясь оставаться спокойным. Он не работал. Джереми перестал следить за коровой, которая, как мы оба заметили, странно себя вела всю неделю. Он, казалось, даже не был осведомлен о том, что я буйно работал.

— Ты считаешь, что ты ее спасаешь? Вот о чем все это дерьмо? Потому что вы двое даже не прикасаетесь друг к другу. Вы, черт подери, даже не целуетесь, и она едва ли носит это кольцо. Ребенок — мой. Ева — моя! — я начал говорить тихо, а закончил свою тираду с рыком.

Джереми обошел корову и впился в меня взглядом. — Тебя здесь не было. Она была беременна и смотрела, как умирает ее отец, а тебя здесь не было. Но был я, — ответил Джереми холодным ровным тоном. Он тоже был прав.

— Я облажался. Самая большая чертова ошибка в моей жизни. Но я собираюсь доказать ей, что я никуда не уеду. Я не позволю своему малышу расти без меня, и я проведу всю свою оставшуюся жизнь, заботясь о Еве. Даже если ты поженишься на ней. Ты говоришь, что ты влюблен в нее, но каким образом? Ты знаешь только ту Еву, которая была твоим другом всю твою жизнь. Ты не знаешь ее другой. Ты не знаешь, как она невероятно улыбается, когда ты трогаешь ее в местах, которые ты на данный момент трогать не должен. Ты не знаешь, как выглядит ее лицо, когда она просыпается по утрам и перекатывается, чтобы посмотреть на тебя. Ты не знаешь, насколько полным я себя чувствую, когда я в ней. Ты никогда не прикасался к ней и не чувствовал безумный взрыв электричества сквозь свое тело, разжигающее тебя, пока ты не словишь ее дыхание. Брак — это больше, чем дружба. Это должно быть и физически. Вы должны хотеть друг друга. А у вас этого нет. Сначала я тоже был ее другом. Но там всегда было то влечение, шипящее под поверхностью. Не дури себя. Ты не можешь сделать ее счастливой. Ты можешь быть кем угодно для нее, но не тем, кто нужен женщине ночью. — Злой порыв оставлял меня, когда я стоял здесь, наблюдая, как мои слова впитываются в него.

Я мог видеть это по его лицу. Он знал, что я прав. Он, может быть, и не хотел это признавать, но он знал это. — Ты хоть ее целовал? — спросил я.

Джереми нахмурился. — Нет. Она пока не видит меня в таком ключе.

— Пока? Серьезно? Ты, черт подери, собираешься на ней жениться, а она не видит тебя тем, кого она может поцеловать? Черт, она целовала меня довольно долго, прежде чем я ей понравился. Ты хочешь этого? Это не жизнь, чувак. У меня были настоящие чувства, а того, что собираешься делать ты, будет недостаточно. Ты потом захочешь женщину, которая залезет под тебя и сделает твой мир завершенным.

— Секс — это не все, — сказал он с разочарованным рычанием, пробежав рукой по своим коротким волосам.

— Нет. Это не все. Но это — что-то. Это — большое что-то. Не делай ошибку. Я поклоняюсь земле, по которой ходит Ева. Я люблю ее улыбку. Я люблю, как она злится, и какими милыми становятся ее губы. Я люблю то, что она считает, что должна готовить для меня. Я люблю тот факт, что она позволяет мне намазывать ее бисквит. Я люблю, как она обнимает меня ночью и позволяет мне обнять ее. Я также люблю, насколько идеален тот момент, когда я занимаюсь с ней любовью. Каким полным я себя чувствую. Одно без другого не существует.

Джереми посмотрел обратно на дом. Она вбежала внутрь, потому что я подобрался к ней слишком близко, а она — помолвлена. Я ненавижу то, что не могу быть ближе к ней.

— Она никогда не любила меня так, как любит тебя. Я знаю это, потому что, я просил её выйти за меня замуж.

— Снова, почему ты этого хотел?

— Я….черт, я не знаю. Я просто сделал это. Она так боялась и она сказала отцу о ребенке. Она хотела, чтобы он знал. Я хотел сделать как лучше. Я думал, если я скажу ей, что люблю её, тогда все вокруг изменится. Но ничего не изменилось. Она не хочет меня, и ты прав. Я хочу больше этого. Я хочу ту, что захочет прикоснуться ко мне. Кто захочет, чтобы я целовал её. Кто будет светиться, когда я вхожу в комнату. Я всегда наблюдал за этим, но у меня такого не было.

— У меня не было никогда таких, до Евы. Ты найдешь свою. Ева не для тебя. Она моя.

Джереми сел и устало вздохнул.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я не могу вот так порвать с ней. Она ждет тебя, чтобы в любой момент убежать с тобой в Теннесси. Я смотрел, как она мысленно подготавливает себя к этому, каждый день, что ты поедешь с ней. Она говорила себе, что ты не захочешь возвращаться.

— Я не уеду.

Он посмотрел на меня.

— Что насчет твоих занятий? Твоей стипендии? Бейсбола?

— Сдам экзамены он-лайн. Откажусь от стипендии. Я ненавижу то место. Там не был Евы. Там где Ева, там мой дом. Где бы она не была.

Он издал короткий смешок и покачал головой.

— Ты упустишь шанс играть в бейсбол? Ты сумасшедший кусок дерьма.

— Да. Я пытаюсь измениться.

Он ухмыльнулся.

— Да, я заметил. Ты закончил школу? Она будет расстроена если ты не сможешь закончить колледж.

Уж есть место на Юге. Я начинаю со следующей осени.

Он кивнул

— Я вижу. Ты все понял.

— Я вернулся домой ради Евы. Я не брошу её снова.

Джереми мгновение изучал меня.

— Были ли те фотографии реальными? Ты творил все то дерьмо?

Я покачал головой.

— Нет. Все это было подстроено. Я был там, чтобы взять позицию питчера, и он увидел во мне угрозу. Он думал, что выведет меня из себя и отправит домой, разбираться с моими отношениями с Евой.


Тогда я объяснил ему все, что связано с фото и видео. Когда я закончил, мы сели и долго молчали.

Наконец-то Джереми встал.

— Относись к ней правильно, — он надел шляпу и вернулся к работе с коровой.