- Если тебе они не нужны, чего ждал? – огрызнулся Диня, которому деньги всегда приходились кстати: жил он с мамой-пенсионеркой и считал каждую копейку.

- Какой же ты меркантильный, приземлённый, Денис, - процедил Столяров и отвернулся.

Добродушный Диня пожал плечами, ему было не до Юры, он в мечтах строил планы, как использовать аж четверную – за май и три летних месяца – стипендию.

До третьего этажа староста второй группы Элла Налимова, чей черёд получать стипендию за весь поток выдалась сегодня, и их общая с Алисой подружка Ульяна шли так долго, что все уже исстрадались. Давно уже была образована длинная извилистая очередина. Тех, кто очень торопился пропустили вперёд, остальные смеха ради выстроились в гигантский кружок и, вспомнив все считалочки от «Вышел месяц из тумана» до «Эники-беники ели вареники», определили очерёдность получения долгожданной стипендии.

Наконец дверь распахнулась и в кабинет вошла Элла. Именно вошла, что было ей совершенно не свойственно. Обычно она передвигалась таким способом, какой хотелось назвать очень точно подходящим словом «скачка». Она действительно не ходила, а скакала, далеко выбрасывая длинные по-мужски неизящные ноги в новых чёрных кожаных брюках, предмете её гордости. Она вообще была неизящная, неженственная, хотя яркая, запоминающаяся. Крашенная в почти белый цвет чёлка, длинные, не слишком ухоженные волосы и желтоватые крупные неровные зубы придавали ей явное сходство с лошадью. При этом она любила обтягивающие брюки и коротенькие юбочки, показывающие её не слишком ровные крепкие ноги с длинными ступнями. Высокая, с грубым голосом и странным раскатистым смехом, она и шутила грубо, резко, обидно. Многие её не любили за беспардонность, убеждённость в собственной неповторимости и уникальности и цинизм. Но Алиса с ней дружила, считала, что за мужиковатыми внешностью и манерами скрывается доброе и верное сердце, и никому не позволяла говорить об Элле плохо.

Элла страстно любила свою мать, с которой они много лет, после развода родителей жили вдвоём, пока не появился у Эллы отчим. Наконец-то им повезло с мужиком в доме. Отчим был высоченным полковником ВДВ, прошедшим Афганистан. Интересный внешне, добродушный и славный, он оказался прекрасным отцом девятилетней Элле, она его буквально боготворила, а он нежно любил её. У них с Калерией Борисовной, матерью Эллы, родился сын, когда дочери было уже пятнадцать. Поздняя ли беременность или что-то другое было тому виной, но мальчик родился слабеньким, болезненным, что подкосило и без того плохое здоровье его матери.

Когда Алису, впервые приехав в гости к подруге писать контрольную работу, познакомилась с её мамой, то была поражена. Мать и дочь оказались очень похожи внешне, но при этом выглядели несколько карикатурно. Калерия Борисовна была невысокой изящной блондинкой с красивой фигурой и тонкими чертами, чрезвычайно подвижного, даже нервного лица. Дочь её носила точно такую же причёску, одевалась, как увеличенная в полтора раза копия матери, и явно во всём старалась подражать ей. И это было бы мило и трогательно, если бы не были они такими разными. Попроси кто-нибудь Алису описать эту пару, мать и дочь двумя-тремя словами, она, не желая никого из них обидеть и искренне любя свою подругу, сказала бы, тем не менее: треснувшая фарфоровая статуэтка и гренадёр.

Калерия Борисовна, нервно заламывая руки, драматично замолкая в кажущихся ей очень важными местах повествования, хватаясь за сердце и вытирая платочком сухие глаза, зачем-то вдруг стала рассказывать подруге дочери о своей сложной жизни. И восемнадцатилетняя Алиса осознала, что перед ней женщина до крайности разочарованная, обозлённая и ненавидящая людей. Она язвительно характеризовала всех: своих подружек, коллег, учителей Эллы, мужей, прошлого и настоящего, и прочая, и прочая. И Алиса поняла, что точно так же будут перемывать кости и ей, как только закроется после её ухода дверь их симпатичной квартиры, из которой ей вдруг захотелось бежать, не оглядываясь.

После этого Алиса стала ещё сильнее жалеть несчастливую свою подругу, хотя и совсем перестала понимать её болезненную привязанность к матери. Тем не менее, они продолжали тесно и много общаться.

А вот с Ульяной они и вовсе дружили со школы. Вместе поступали в институт, вместе ездили на учёбу и домой и были почти неразлучны. И сейчас Алиса сразу поняла, что с девчонками что-то не то. Она настороженно подняла голову от сумки, в которой решила провести ревизию, пока было время, и пригляделась к ним. Похоже, никто, кроме неё, ничего не замечал, все оживлённо болтали и смеялись, ожидая, пока Элла вытащит ведомость, деньги и усядется за стол.

Но вместо этого бледная Элла водрузила на парту новёхонький коричневый кожаный рюкзак, недавний подарок родителей, выдохнула и хрипло произнесла в своей обычной манере, коротко и довольно-таки грубо:

- Народ, денег не будет.

- Как это не будет? – вскинулся Диня Глотченко. – Они что там, с ума посходили что ли? Как мы всё лето без денег, Элл!

- Деньги были. Мы их получили. Но теперь их нет. Украли в метро. – И Элла правой рукой подняла свой рюкзак повыше, засунув растопыренные пальцы левой в длинный разрез на его боку.

В аудитории повисла гробовая тишина. Шёл непростой 1996-й год. У всех были свои планы на эти деньги. Элла стояла напротив своих однокашников, руки её заметно тряслись, рядом топталась, не глядя ни на кого, совершенно убитая Ульяна. И Алиса, со сжавшимся от сострадания к ним сердцем, стала пробираться вперёд, чтобы встать рядом. Она пролезла наконец и, готовая сражаться со всеми, кто обидит её подруг, громко сказала:

- Элл, не переживай! Ты ни в чём не виновата. С каждым могло случиться.

- Да, действительно, Эллка, Улька, бывает! – очнулся первым Диня Глотченко, подошёл и хлопнул старосту по плечу.

Следом за ним подбежала расстроенная Лика Успенская:

- Девчонки! Не убивайтесь! Обидно, конечно. Но перебьёмся как-нибудь.

- Правда! Мы студенты или кто? А студенты запросто проживут без денег!

Алиса во все глаза смотрела на своих однокурсниц и однокурсников и так любила их в этот момент, как не любила никогда за годы обучения, ни до этого дня, ни после. Она видела, как пренебрежительно махнула рукой на пропавшие деньги Оля Покусаева, у которой, как Алиса знала, была тяжелейшая финансовая ситуация дома. Но она улыбалась Элле сквозь слёзы, которые было видно даже через толстенные стёкла очков, и дрожащим, тонким от напряжения голосом, повторяла, будто уговаривая саму себя:

- Девочки, это не страшно. Это не смертельно. Пусть это будет самое плохое, что со всеми нами случилось!

- Плюнуть и растереть! – припечатала хохотушка Женя Якимчук. – Проживём как-нибудь.

Элла почему-то молчала, и Алиса вместо неё жарко благодарила однокурсниц:

- Девочки, вы такие молодцы! Спасибо вам, девчонки! Спасибо! Вы самые лучшие.

Тут из-за спин вперёд протиснулась Света Хворостова, дочь прокурора, умненькая девчонка, приятельствующая с Эллой и Алисой, и громко произнесла:

- Ладно, Элла, я всё понимаю. До осени я могу подождать, а потом верни мне, пожалуйста, мои деньги.

Все замолчали. Алиса задохнулась от неожиданного потрясения и уставилась на Свету с таким изумлением, что та недоумённо вздёрнула бровь:

- А что ты так на меня смотришь? Она виновата, что прохлопала наши деньги. Я могла бы потребовать их сейчас, но согласилась подождать почти три месяца. В чём проблема?!

- Свет, ты что? Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты могла бы поехать за стипендией в главный корпус сама, но предпочла не перетруждаться. А Элла поехала! Ты думаешь, ей очень нравится таскаться на Верхнюю Радищевскую и возить с собой пусть и не очень большие, но деньги? Ей за это не доплачивают! Посмотри, она своего любимого рюкзака лишилась из-за наших стипендий, будь они неладны!

- Действительно! – поддержали Алису многие.

- Рюкзака она лишилась из-за собственного раздолбайства, - припечатала Света и добавила, повернувшись к молчавшей Элле, - до осени подожду, раз обещала.

- Свет, - начала было снова Алиса, но Элла придержала её за рукав:

- Не нужно, Аль. Я всё верну, Света.

- И мне тоже верни, - со своего места громко сказал Юра Столяров, насмешливо кривя губы.

- Осенью?

- Да. Так уж и быть.

- Хорошо.

- А мне не надо! – снова вступил Диня, не терпевший жмотов, и оглянулся, ожидая поддержки.

- И мне!

- И мне!

Из пятидесяти человек вернуть деньги потребовали двое. Остальные подбадривали совершенно убитую Эллу, как могли. Ушла, молча помахав рукой Света, за ней – Юра, остальные тоже потянулись к дверям. Разъехались на каникулы и к осени и вовсе позабыли о неприятном этом случае. Лишь к Свете Хворостовой и Юре Столярову относиться стали с чуть заметной прохладцей. Элла тихо вернула им деньги. На этом, казалось, всё и закончилось.

Годы учёбы промчались с невероятной скоростью. Элла, Ульяна и Алиса стали работать вместе. И вот весенним солнечным вечером теперь уже АлиСанна и Ульяна ехали откуда-то на метро. Настроение было возвышенно-вдохновенное, ностальгическое. Они вспоминали студенческие годы, смеялись и толкались совсем как студентки. Да они и были похожи на них, обе худенькие, невысокие, ясноглазые.

В переходе между «Марксистской» и «Таганской» играл скрипач, а неподалёку стояли «напёрсточники».

- Смотри, - смеясь, толкнула подружку в бок АлиСанна, - ещё сохранились! С ума можно сойти! Мне кажется, им уже лет десять назад верить перестали. Неужели находятся ещё наивные люди, которые с ними связываются? Мы и студентками-то понимали, что с ними дело иметь себе дороже.

- Ну, кто понимал, а кто и нет, - странно напряжённым голосом не согласилась Ульяна.

- Ой, да ладно, Ульяш! Ну все понимали! Это ж какой лохушкой надо быть, чтобы не побояться с ними играть?

- Это надо быть Налимовой! – выпалила вдруг Ульяна и сама замерла, как испуганный суслик.

- Не поняла, - медленно повернулась к ней АлиСанна, посмотрела изумлённо и оттащила подругу к стенке, подальше от потока пассажиров, - ты про что это, Уль?

- Я про ту ситуацию со стипендией.

- Ты хочешь сказать, что Элле никто рюкзак не резал?

- Резал, конечно. Она сама и резала, после того как все деньги продула.

- Ка-а-ак?! – огромные глаза АлиСанны полезли из орбит. – Ульяш, скажи, что это ты так неудачно шутишь!

- Да не шучу я. Устала уже об этом молчать.

- Та-а-ак. Рассказывай.

- Мы тогда ехали из главного корпуса и здесь, вот в этом же переходе на «напёрсточников» налетели. Элла решила сыграть. Я её отговаривала, чуть не плакала. Но ты ж её знаешь: все вокруг дураки, одна она умная. У неё, как она рассказала, мама один раз вот так выиграла. А Элла же во всём за мамой повторяет. Вот она и упёрлась: сейчас, мол, мы их разведём на деньги. Ну и развели. Они её. Сначала она свои продула, а потом в общие полезла. И проиграла до копейки. Как будто не в себе была. А когда очухалась, проревелась, достала брелок свой – у неё там, если помнишь, ножичек складной был маленький, но острый – и рюкзак разрезала. А с меня обещание взяла её не сдавать.

- Так вот почему ты тогда, в аудитории, молчала всё время, - в ужасе протянула АлиСанна, - девчонки, что же вы наделали… А я-то! А я-то, дура полная!

- Ты-то с какой стати дура? – поморщилась Ульяна.

- Уль, я же со Светкой с того дня общаться не могла, всё думала, какая она мелочная и… не друг, в общем… И Столяров наш… А тут такая ситуация… Уль, ты меня сейчас просто убила…

- Ты только Элле не говори, - опомнилась вдруг Ульяна, - я сама не знаю, зачем тебе это рассказала, не надо было.

- Не буду я ничего ей говорить, - Алиса с мрачным видом влилась в поток спешащих пассажиров, - а если бы и захотела, то не знала, как это сделать. Как о таких вещах можно говорить?


Случилось это, когда АлиСанна ещё работала в первой своей школе. Думать и вспоминать неприятную историю АлиСанна не любила. И в первое время старательно загоняла как можно глубже, думая о том, что все могут ошибаться и что Элла, конечно, заслуживает прощения. И со временем почти получилось забыть обо всём. Тем более, что в круговерти дней и дух перевести было некогда, не то что предаваться ненужным и малоприятным воспоминаниям.

А тут вдруг неожиданно вспомнилось. И царапнуло душу замотавшейся АлиСанны нехорошее предчувствие.




Глава четырнадцатая, в которой ржавеет старая дружба


Но вот все экзамены были, наконец, сданы. Если вы думаете, что на этом треволнения АлиСанны закончились, то ошибаетесь. В школе никогда не бывает спокойно. По определению. Хотя нет, вру. Бывает, конечно. Ночью. Но ночи АлиСанна всё-таки проводила дома, а вот днём… Днём она теперь заполняла личные дела, готовилась к выпускному вечеру и выписывала аттестаты.