– С вас сто тридцать пять рублей за три пирога, – сказала кассирша, что дало возможность Саше отвлечься от Халаимова и его странных слов.

Она заплатила деньги. Ей хотелось бежать от нового зама со всех ног, но пока она трясущимися руками тщетно пыталась засунуть в пакет коробки, он тоже успел рассчитаться на кассе.

– Давайте помогу, – предложил Владимир Викторович, поставив свои бутылки на столик с корзинками, и без церемоний вырвал у нее пакет.

Саша, все так же путаясь в своих собственных руках и коробках, с трудом упаковала пироги.

– Спасибо, – сказала она и зачем-то добавила: – А браслеты иногда расстегиваются и теряются, что приносит их владелицам несчастье.

– Существуют браслеты без застежки, – многозначительно проговорил Халаимов, и Саша совершенно растерялась.

Зачем он ей все это говорит? Почему так странно смотрит? Видимо, у него в арсенале несколько взглядов. Один, карамазовский, – для женского коллектива в целом, другой, тот которым он сейчас смотрит на нее, – влекущий, соблазняющий и отнюдь не невинный. Лицемер… Совратит и никакой индульгенции не выдаст. И что ему от нее нужно? Саша нервно дернулась, нелепо пожала плечами и сказала:

– Ну… Я пойду. До свидания, – и поскорее повернулась к нему спиной, в которую тут же ударило его утверждение:

– Меня тремя пирогами не обмануть. Вы ведь не замужем!

Она медленно развернулась и с вызовом спросила:

– И что?

– Хотите пойти со мной на день рождения? – Халаимов спрашивал так, будто был полностью уверен в ее положительном ответе.

Саша чувствовала, что готова пойти с ним куда угодно, но односложно ответила:

– Нет.

– Почему? – искренне удивился он. Видимо, женщины ему никогда не отказывали или, во всяком случае, очень редко.

– Я вас не знаю, – ответила Саша. – Вижу первый раз в жизни.

– Четвертый, – рассмеялся Халаимов, и лицо его опять приобрело выражение добрейшего Ивана-царевича.

– Как это четвертый?

– Так это! Второй раз – в вашем отделе, третий раз – вечером на крыльце инспекции, четвертый – сейчас.

– А первый? – испуганно спросила Саша.

– А первый – утром. Вы же позади меня шли на работу. Разве не так?

– А у вас разве глаза на затылке?

– Я видел вас, когда поднимался на крыльцо. И не буду скрывать, вы мне сразу понравились. Честно говоря, я хотел вам сказать об этом завтра, когда приглашу на переговоры по отчету, но раз уж так получилось, то почему бы не сказать сегодня? Так как?

– Что как?

– Пойдете со мной на день рождения?

– Нет.

– Но почему? – еще искренней удивился Халаимов. Он явно не понимал, что могло удерживать ее теперь, когда он сказал, что она ему нравится.

– Потому что, несмотря на наши «многочисленные встречи», я все-таки вас совершенно не знаю.

– И чего вы боитесь?

– Ничего, кроме неловкости. Я не люблю быть на людях и чувствовать себя не в своей тарелке.

– Какую ерунду вы говорите, Сашенька!

– Разве? Вот вы меня назвали Сашенькой. А мне вас как называть? Неужели Володечкой? Или лучше Вовочкой? Как вы привыкли?

Халаимов опять заливисто рассмеялся. Она невольно улыбнулась тоже.

– Нет, вы не зря мне понравились с первого взгляда, – отсмеявшись, сказал Халаимов. – Зовите Володей, если вам не трудно.

– Мне трудно! – уже довольно сердито ответила Саша и развернулась к выходу из магазина.

Он грубовато задержал ее за руку и уже без всякого смеха спросил:

– А хотите, я не пойду на день рождения?

– Можете и не ходить. Мне-то что за дело? – Саша вырвалась и стремительно пошла к выходу. Сердце ее тревожно билось и совершало какие-то невозможные взлеты и падения внутри ее тела. Она чувствовала, что очень хочет, чтобы он не пошел на день рождения. Она хочет, чтобы он смотрел на нее своим манящим взглядом и цепко держал за руку.

Он догнал ее на крыльце универсама, развернул к себе за плечо и совсем другим тоном, ласково-обволакивающим и слегка заискивающим, попросил:

– А пригласите меня к себе на пироги… Вон у вас сколько. Вам одной не съесть…

Саша растерялась. Не слишком ли быстро развиваются события? Всего восемь рабочих часов прошло с того момента, когда она впервые увидела этого мужчину и пожелала его, и вот ее желания уже начинают исполняться. Не странно ли это? И как ей к этому относиться?

Она отвернулась от него и медленно пошла по направлению к дому, молча и не оглядываясь.

– Означает ли это, что я приглашен? – спросил Халаимов, который тут же ее догнал и мягко, пружинисто зашагал рядом, не отставая ни на шаг.

Саша по-прежнему молчала. Она боялась его прогнать. Она боялась его не прогонять. Она боялась сказать что-нибудь не то. Она боялась молчать. Ей мешали проклятые коробки с пирогами, которые своими острыми углами уже прорвали пакет и грозились сделать то же самое с ее колготками.

Халаимов, будто почувствовав ее опасения, взял у нее из рук пакет. От его руки к Сашиной пробежала электрическая искра и насквозь пробила ее. Саша вздрогнула, посмотрела на нового зама и поняла, что теперь уже не прогонит. Может быть, это судьба? Или всего лишь одно ее мгновение, то самое, которое просят остановиться, ибо оно прекрасно? Будь потом что будет, но она, Саша, сегодняшним вечером будет рядом с самым красивым мужчиной из тех, которые ей только встречались в жизни. Она потом выкупит у Владимира Викторовича ту самую индульгенцию, которая виделась ей в его руках при знакомстве в инспекции.

Они молчали всю дорогу до Сашиной квартиры. Открыв дверь ключом, она еще раз заглянула в его глаза, поняла, что готова ради них на все, и прошла в коридор. Вошедший следом Халаимов повесил на ручку двери пакет, помог снять верхнюю одежду Саше, потом скинул свои куртку с кепкой и тут же, в коридоре, заключил ее в объятия.

Саша хотела воспротивиться, но он закрыл ей рот своими красивыми губами, и она задохнулась от неожиданности и того трепетного чувства, которое считала давно утраченным и не поддающимся восстановлению. Он покрывал поцелуями ее лицо, волосы, шею, а руки уже забирались под джемпер из ангоры.

Саша напряглась, ожидая, что Владимир Викторович сейчас грубо стащит с нее одежду и начнет насиловать прямо на полу в прихожей, как иногда любил делать Арбенин, которого очень возбуждала нестандартность обстановки. Но Халаимов, ласково проведя прохладными пальцами по ее груди, вдруг подхватил ее на руки и понес в комнату. Он покружил Сашу по квартире и не нашел, куда ее можно возложить, потому что оба имеющиеся в наличии дивана были собраны и не располагали к занятиям любовью.

Тогда он, не спуская ее с рук, выбросил вперед длинную гибкую ногу и носком выдвинул вперед диван. Не привыкшая к подобному обращению мебелина издала протяжный стон, и Халаимов опустил Сашу на слегка сбившееся покрывало. Она сама сдернула джемпер. Он раздевался рядом. Они смотрели друг другу в глаза. За джемпер – пиджак, за белую футболочку – рубашку в тонкую клетку, за юбку – брюки, за бюстгальтер… Ему нечего было сбросить взамен, и он припал губами к ее обнажившейся груди.

Саша зажмурилась и сжала губы в ожидании боли и приступа отвращения. Она уже не понимала, зачем решилась на этот шаг. Что за первобытное желание в ней взыграло? Неужели на нее так завораживающе подействовала красота лица и необыкновенная мягкость и грациозность движений нового зама? Неужели красивые люди всегда все получают по первому требованию?

В отличие от Юрия, Владимир Викторович был терпелив и нежен. И вдобавок никуда не спешил. Привыкшая к бешеному штурму и натиску, Саша не понимала, что происходит. Ей казалось, что он нарочно медлит, чтобы ее помучить. Он специально целует и ласкает ее грудь, гладит ее своими шелковыми пальцами, чтобы потом неожиданно вгрызться в нее и одновременно взрезать тело снизу до жгучих искр из глаз. Халаимов, удобно устроившись у нее на груди, почему-то не спешил этого делать.

Саша замерла в ожидании ужаса, который должен вот-вот ее накрыть и которым она должна заплатить за то, что пожелала мужчину. Владимир Викторович наконец спустился ниже. Саша закусила губу. Сейчас ей будет больно. Надо перетерпеть. Но, наверное, не стоит ему показывать, что она не умеет наслаждаться сексом. Пусть он думает, что ей приятно.

Она соорудила на лице выражение, которое видела у женщин в подобной ситуации в сериалах, и вдруг… поняла, что это мускульное состояние как нельзя лучше соответствует выражению ее собственных эмоций на настоящий момент. Она почувствовала, что ей действительно приятно. Более чем приятно. В ее словаре не было слов, чтобы описать свои новые ощущения.

Неожиданно для себя Саша застонала, а тело ее непроизвольно выгнулось дугой под руками Халаимова. Ей стало казаться, что оно, ее тело, превратилось в сплошной нарыв: еще немного, и она разорвется на части от прихлынувшей ко всем его точкам крови.

Саша не знала, что делать. Она извивалась под телом заместителя начальницы налоговой инспекции. Ей хотелось кричать и плакать, и просить о чем-то, но она никак не могла сообразить, о чем. Она, прожившая в браке восемь лет, была совершенно неопытна. Но Владимир Викторович знал, что надо делать. Она ждала рвущей на части боли, а получила освобождение от всех земных тягот. Ее тело сделалось легким и невесомым. Может быть, это смерть? Как она прекрасна в таком случае! Или не смерть… Может, это… любовь…

– Ты прекрасна, Сашенька, – шепнул ей на ухо Халаимов и лег с ней рядом на спину.

Разве они уже на «ты»? Вроде после «этого» все всегда на «ты»… Она не сможет. Да, она не сможет назвать его Володей. Они совершенно незнакомы. Он начальник, она – его подчиненная и даже не по прямой. Их разделяет целый пролет служебной лестницы… пропасть… вечность…

Саша решила, что сеанс окончен, схватила рукой валяющийся под рукой джемпер и, стыдливо прикрывшись им, поднялась с дивана. Владимир Викторович не стеснялся. Он лежал перед ней, красивый и совершенный, как античная скульптура. Саша не могла отвести от него глаз, а он улыбался, довольный собой, своим ослепляющим телом и тем, что произошло. И, похоже, довольный ею, Сашей.

И она не устояла. Она отбросила свой джемпер и впервые в своей жизни опустилась на колени перед мужчиной. Вздрагивая и пугаясь собственной смелости, она провела рукой по рельефной тугой мускулатуре и с опаской посмотрела в глаза Халаимова. То ли она делает? Его взгляд сказал: то. И она, не помня себя, принялась целовать прекрасное лицо, крепкое, долгое тело. А потом ей опять показалось, что отлетела душа и вместо нее слетела с небес сама Любовь.

Одеваться он начал неожиданно и сосредоточенно, будто куда-то опаздывал. Саша решила, что он хочет еще поспеть на день рождения, и даже не сделала попытки его задержать. Она сидела на диване обнаженной, уже не спеша одеваться, и завороженно следила, как он натягивает брюки, застегивает рубашку. Халаимов все делал красиво и грациозно. Процесс вульгарного одевания превращался в иллюзион.

– Ну, мне надо бежать, – сказал он, будто только так и положено прощаться после интимной близости.

Саша не шелохнулась. Он подошел к ней, поднял с дивана своими сильными руками и прижал к себе. Все тело ее опять задрожало, но его это уже не интересовало. Он чмокнул ее в щеку и стремительно вышел в коридор.

Когда за ним захлопнулась входная дверь, Саша долго еще стояла столбом посреди комнаты, пока не почувствовала, что замерзла. Она побрела в Сережину комнату за халатом. У большого зеркала шкафа задержалась и посмотрела на себя. Да-а-а… Прямо скажем, не нимфа… С нее скульптуру лепить не станут. Грудь несколько обвисла. Что не удивительно – Сережу она кормила долго, почти до года. Молока было много, и теперь под сосками красовались белые червеобразные растяжки. Такие же червячки змеились и на животе. Как же она об этом забыла? Стоило ли себя демонстрировать во всей такой красе? Можно было хоть свет притушить… Впрочем, теперь это уже не имеет значения.

Саша накинула халат и еще раз вздрогнула, будто ее тела коснулась не ткань, а нежные руки Халаимова. Она вздохнула и пошла собирать разбросанную по полу одежду. Когда белье, юбка и джемпер водворились на привычные места, Саша задумалась. А был ли здесь Владимир Викторович? Не плод ли ее расстроенного воображения все случившееся? Может, ей надо лечиться?

Саша вышла в коридор и почему-то испугалась. На столике так и стояли две бутылки: пузатая коньячная и винная, длинная и тонкая. У Саши задрожали коленки. Почему он их не взял? Забыл? А как же день рождения? К черту день рождения! Какое ей дело до какого-то дня рождения?! Она только что целовалась с таким мужчиной, о котором не могла раньше и мечтать. Она была с ним! Он был с ней! Он сказал ей, что она прекрасна!

Нет, она ни за что не понесет ему эти бутылки на работу, и ему придется прийти к ней за ними еще раз. Еще раз… Хм, другого раза, пожалуй, не будет. Он наверняка уже купил другие. А она, Саша, скорее всего, была всего лишь эпизодом в его бурной биографии. Слишком уж он смел. Сопротивления даже и не предполагал. Саша вспомнила, как смущенно он смотрел в глаза женщин ее отдела. Как он умудряется сохранять такой непорочный взгляд?