Она не ответила, да и вопроса, похоже, не слышала, сердито глядя на надрывавшихся от смеха Володю и Юрия. Такие любой серьезный вопрос превратят в балаган. Но они уже обессилели от смеха, и веселье пошло на убыль.

– И что тут смешного? – сердито спросила Людмила Петровна.

– Фу-у… Извините, Людмила Петровна, – произнес Родин. – Давно я так не смеялся. Хотя вы, безусловно, правы: документ серьезный и требует внимательного прочтения и анализа.

– Вот и я думаю, – неожиданно встрял до сих пор молчавший Санька. – Неправильно тут.

– Что неправильно? – насторожилась она, готовая отстаивать свою позицию. И уж не Саньке бы возникать, если на то пошло!

– Ну что интернат для брошенных мужей. Меня никто не бросал, я сам от Верки ушел, – гордо объяснил беглый муж.

– Не придирайся, Александр, – вступился за нее Володя, проследив, как за спиной Людмилы Петровны Денис бесшумно пробирается к колодцу, где в подвешенном ведре, выполнявшем роль холодильника, было заначено пиво. – Тут важна суть. А суть уловлена правильно. Я восхищаюсь и подписываюсь двумя руками! Давайте ручку!

– А ты сам-то прочитал? – подозрительно спросил его Родин.

– А то как же? У Людмилы Петровны отменный почерк, просто редкость в наш век компьютерного письма. И отменная фантазия… То есть я хотел сказать – деловая хватка. Вы настоящая бизнес-леди.

– Смеетесь! – обиделась она. – А что я неправильно написала? Нет, вы скажите, скажите! Смеяться все могут.

– Все правильно, – успокоил ее Родин, – и четко сформулировано: «Я, такой-то, прошу принять меня в интернат для брошенных мужей с такого-то числа… Обязуюсь соблюдать установленные правила… Пункт первый: не злоупотреблять спиртными напитками и не поддаваться на провокации Семена Никифоровича. Пункт второй: соблюдать режим дня, установленный по договоренности с другими жильцами интерната. Пункт третий: не вступать в конфликты с жителями села…» Да мы, собственно, и не собирались. «Пункт четвертый: устроиться на работу либо в «Малахитовую шкатулку», либо в другое место по собственному выбору. Пункт пятый: соблюдать правила противопожарной безопасности. Подпункт а): не курить в сарае…» Вот это очень здравая мысль. Как, впрочем, и все остальные. Так, что у нас в конце? «За несоблюдение устава интерната проживающий исключается из числа жильцов и обязан покинуть его в течение двух дней». Я тоже подписываю непременно, Володя, давай ручку. Более того, Людмила Петровна, мы вот с Володей обещаем вам лично проследить за строжайшим выполнением устава нашего замечательного учреждения. Одна просьба – вы оставите нам хотя бы один экземпляр?

– Для более детального изучения, – улыбнулся Володя. – А то, знаете ли, на бегу. Александру на работу пора собираться. Да и Федосья Иосифовна, кстати, скоро придет тесто ставить. Людмила Петровна, мы с Юрой вот что предложить хотим: у Федосьи Иосифовны пироги, конечно, замечательные, но народ тут на свежем воздухе не то что пироги – слона готов съесть. Бегут потом в магазин, скупают все подряд. К вашим Гаряевым, что характерно, выручку им поднимать. Давайте мы купим мясо, сделаем шашлыки. Я вас уверяю – уйдет влет!

– А кто будет шашлыки делать? Я не умею, – засомневалась она. – Хотя… зелень своя, овощи покупать можно у соседей…

– Да мы и будем делать. Не сомневайтесь, уж что-что, а шашлыки у нас отменные получатся. Сегодня и попробуем. Сейчас за мангалом съездим и за мясом, а на следующий раз на рынке договоримся, чтобы самое лучшее нам оставляли. А Денис до вечера стол под навесом сколотит. Скамейки есть. Вы согласны?

– Я клеенку куплю! – вдохновилась Людмила Петровна. – И посуду одноразовую! Только как мы это все повезем? Такси там брать? Дорого… И вообще, как возить-то?

– На машине, – пояснил Володя.

– Нет машины, – вздохнула она. – Сашка мой, старший, все хотел купить, да женился, скоро ребенок родится, не до машины им пока.

– Ну тогда на моей съездим, – предложил Володя. – Уже девять? Прямо сейчас и поедем, мясо-то мариновать надо. Вы идите домой, собирайтесь, а я приведу себя в порядок и за вами заеду. Через полчасика.

На пару с Юрием они выпроводили ничего не понимающую Людмилу Петровну за ворота, и ей ничего не оставалось, как двинуться домой, соображая, с чего это вдруг им пришло в голову так ее разыгрывать. Неужели в отместку за ее интернат для брошенных мужей? Так ведь сами сказали, что идея хорошая. Через полчала соседи Людмилы Петровны наблюдали удивительную картину: к подъезду подкатил новенький, блещущий серыми боками джип, как у Марата Гаряева. Из подъезда выплыла Людмила Петровна – фифа-фифой! Из машины выскочил шофер, здоровый мужик, открыл перед ней дверцу, она уселась, и джип, немилосердно пыля, вылетел со двора. А следом за ним рванулись в разные концы села досужие кумушки обсуждать увиденное.

К полудню общественность Большого Шишима сформировала два мнения, согласно существовавшему разделению на партии. Партия поддержки несправедливо уволенной учительницы Мумриковой радостно полагала, что за ней заехал богатый любовник. Знай наших, не лыком шиты! Партия ненавистников новоиспеченной миллионерши Мумриковой предрекала, что нечестно нажитые деньги к добру не приведут и это бандиты платят ей за постой. Уселась, как королева! С шофером! Зараза!

Но Людмила Петровна ничего этого не знала. Усевшись к Володе в машину, она немедленно потребовала ответа: как, откуда, почему втайне и на какие, собственно, шиши?!

– Людмила Петровна, не сомневайтесь, на свои собственные, – смеясь, пояснил Володя. – Никого не грабил, честное слово.

– Но ты же говорил, что у тебя денег ни копейки не осталось? Ну, когда судили тебя?

– Я говорил, что отдать пришлось все до копейки. Но у меня же не только этот завод был. И друзья имелись. Они мне помогали. Поэтому я не совсем нищий.

– Но тогда почему?! Почему ты тут живешь? Без электричества?! Я же думала, что тебе некуда идти, потому что тебя жена выгнала! И все забрала, ты же сам сказал!

– Да это мелочи, – выруливая на идущее в Горноуральск шоссе, произнес Володя. Было видно, что он испытывает удовольствие от управления послушной мощной машиной. – Забрала и забрала, дай бог счастья в личной жизни. Барахло – дело наживное. Только я его наживать пока больше не хочу. Незачем мне. И не для кого.

– Да что ты, Володя, – возразила Людмила Петровна. – Ты молодой еще, все наладится. И семья, и работа.

– С семьей я подожду, наигрался. А с работой… Я уехать хочу. За границу. Здесь, может, и родина, и все такое… Но работать нормально тут нельзя. Только высунешься – получи по башке! Да так, что по самую шляпку в дерьме. Вынырнешь воздуха глотнуть – опять получи! У меня ведь почему завод отобрали? Не потому, что я с другими акционерами поссорился. А потому, что наш завод большим дядям понадобился. Знаете, как малыш игрушку хочет? Гори все синим пламенем, а ему подай, и все. Получит, наиграется, распотрошит и бросит. Так вот и большие дяди. Отберут у мальчиков помладше заводик, раздербанят на несколько частей, мол, что там внутри? Распотрошат и бросят. За новым заводиком побегут, страна большая, им надолго хватит.

– Но сейчас же не девяностые годы, – заступилась за цивилизованную рыночную экономику Людмила Петровна. – Сейчас все по-другому, по закону. С коррупцией борются и вообще…

– Вот я и попробовал по-другому. Через суд. В результате дядям – заводик, мне – пять лет, чтобы не возникал. Дяди, ведь они тоже не от себя действуют. Короче, я в эти игры наигрался. – Володя говорил зло, напористо и автомобиль вел резко, обгоняя, стремительно перестраиваясь из ряда в ряд.

– А почему не уехал?

– Я же по УДО вышел, это условно-досрочное, – пояснил Володя. – То есть меня как бы простили, но условно. Теперь я должен хорошо себя вести, ни в какие дела не лезть, ходить отмечаться. А уезжать не имею права.

– А в Большой Шишим тебя как занесло? Ты же не Денис, у которого родители избу сожгли по пьянке и идти ему некуда, кроме как в тюрьму. Ты, оказывается, можешь купить себе новую избу. В городе. Не дороже уж такой-то машины. Почему не купишь?

– А это Юрка придумал, – усмехнулся он. – У нас срок кончался день в день. И он сказал, что не желает домой возвращаться. Люди, говорит, ему тамошние теперь не нравятся. Хочет начать жизнь заново, как говорится, с нуля. Раз, говорит, меня на ноль помножили, значит, я теперь не Юрий Родин, а ноль. Вот отсюда, говорит, и начнем. Отречемся от старого мира… Поеду, говорит, в деревню, буду там картошку сажать. Я предложил: давай тебе дом куплю в деревне, если уж ты так хочешь в крестьяне записаться. Он отвечает: иди к черту, отдавать нечем будет. Мы за год сошлись с Юркой. Он хороший мужик. На зоне это быстро выясняется: кто нормальный, а кто с гнильцой. Вот я и решил с ним поиграть в эти ролевые игры. Все равно у меня жизнь теперь временная. Пока не выпустят отсюда на все четыре стороны. А так даже интереснее. И старых знакомых нет, так что лишних вопросов никто не задает. Кстати, вы тоже решили с нуля, я так понимаю. Вам помочь интересно.

– Да, – растерянно пробормотала Людмила Петровна. И решила сменить тему: – А почему не сказал про машину? Купил и молчишь. Ты где ее держал?

– У деда Семена, – улыбнулся Володя. – Я же понимаю: у вас здесь такой заповедник для туристов, из всей цивилизации один биотуалет, даже электричества нет. Колодец, печь, корова. И тут я со своим джипом. Нестыковочка. Дед сказал, что за бутылку он по ночам спать не будет, станет машину охранять. Я и доверил. А автомобиль мне нужен, приходится в город ездить по делам. Не получается у меня, как у Юрки. Он по-честному все бросил и с нуля начал. Я не могу. А вам спасибо большое. За всех.

– Володя… – Людмила Петровна вдруг почувствовала, что у нее предательски свербит в носу, и поспешно достала из кармана платок. Убрала из глаза несуществующую соринку и закончила свою мысль: – Очень жаль, если ты уедешь. В смысле, не от нас, а из России. И хорошо, что тебя пока не выпускают!

– Да что же хорошего? Лично я ничего хорошего в этом не вижу.

– А может, ты потом передумаешь, – вздохнув, произнесла Людмила Петровна. – И не уедешь. Родина есть родина. Здесь направо, потом налево, и приехали.


Конец августа принес две новости, одну, как водится, хорошую, а другую – не очень. Хорошая заключалась в том, что у Людмилы Петровны родилась внучка. Назвали ее Людмилой. А Людмилу Петровну, которая до сих пор так и не была у молодоженов в гостях, пригласили знакомиться с тезкой. Она поехала, тщательно подготовив себя к мысли, что интеллигентному человеку, каковым она, безусловно, является, не пристало разделять людей по цвету кожи. И все же втайне надеялась, что девочка будет в отца, в Александра Мумрикова, а не в далекую кубинскую родню. Говорил же Сашка, что у его тещи внешность почти обычная.

Приехав к детям, она с удовольствием отметила образцовый порядок в небольшой съемной квартирке, вкусный запах тушеного мяса, доносившийся из кухни, а главное – совершенно счастливого и вроде даже немного растолстевшего Сашку. В конце концов, креолка так креолка, она вполне симпатичная и, похоже, хозяйственная. Разве было бы лучше, если б сын женился на какой-нибудь хорошенькой блондинке-вертихвостке – страшный сон любой матери, имеющей сыновей! А взяв на руки крошечный невесомый сверток, из которого выглядывала недовольная мордочка с сонными коричневыми глазками, вдохнув забытый запах молока, чистых пеленок и еще чего-то такого, чем пахнут только новорожденные младенцы, Людмила Петровна пришла к выводу: ей совершенно безразлично, на кого будет похожа ее первая внучка. Лишь бы была здорова и счастлива. Таким образом, мир в семье восстановился, и молодое поколение семьи Мумриковых получило приглашение приехать в гости, чтобы подышать свежим воздухом и поесть овощей и фруктов с прабабушкиного огорода.

Вторая новость Людмилу Петровну расстроила и едва не довела до гипертонического криза. Это уж младший сынок постарался, Владька. Прислал письмо, в котором подозрительно долго рассказывал о том, что, по данным ученых, Гольфстрим не то остывает, не то ослабевает и нынешней зимой, вероятно, замерзнет Кольский залив, который вообще-то считается незамерзающим. И как будет выходить из этого положения Северный морской флот, который там базируется, неизвестно. Впрочем, завершал лирическое отступление сын тем, что он это замечательное, уникальное явление – замерзание Кольского залива – увидит своими глазами, подписал контракт на дальнейшее прохождение воинской службы и домой не вернется. В ближайшее время, во всяком случае, а там, может, в отпуск.

Людмила Петровна, полная самых скверных предчувствий, бросилась звонить сыну: а вдруг его заставили подписать контракт силой? Ну как можно по доброй воле отказаться вернуться домой и остаться на несколько лет в Заполярье? Владик отвечал немного виновато, но бодро и уверенно: он много думал, сам все решил и решения своего не изменит. Хочет посмотреть мир, корабль стал его домом, флот – призванием. Северное сияние – это прекрасно, и к тому же он увидит все океаны мира! Только теперь он понял, что такое океан, о котором мать ему столько рассказывала, а он, глупый, подсмеивался над ее увлеченностью. И еще он понял, что надо учиться: он постарается поступить на заочку в политехнический, ему помогут.