– Я понимаю, Юра. – Людмила Петровна погладила его по руке. – Ужас какой…

– Но я в суд не пошел. Даже думать об этом было тошно, а не то что оправдываться и свидетелей приводить. Они же мои дети! Я отправился к заместителю начальника горуно, который мне обещал, что я пожалею. И дал ему по морде.

– И ты?! – изумилась такому совпадению Людмила Петровна. – И я! Ты понимаешь, и я тоже! По морде! Только ученику! И меня тоже! Юра!

– Да знаю я, мне дед Семен рассказывал, когда мы у тебя в бане поселились. Говорят, что ты все правильно сделала. Тимур – не ребенок, он взрослый парень, и издеваться над пожилой женщиной никому не позволено. Может, в тот раз еще не поздно было ему объяснить.

– Ой, а потом что? – спохватилась Людмила Петровна. – Ты же его не убил?

– Нет, – усмехнулся Юрий. – А надо было. Он мне даже сдачи не дал. Опять только сказал – пожалеете. Быстро устроили в школе проверку, нашли растрату, нецелевое расходование средств (собирали на костюмы, а потратили на ремонт крыши, протекла, видите ли, не вовремя). Плюс чуть ли не вымогательство – с родителей в фонд школы. Видимо, кого-то уговорили написать. Короче, дали два года, отсидел полтора. И на том спасибо.

– Ужас! – воскликнула она. – Директора по лезвию ножа ходят! Крышу почините, потолки побелите, обогреватели купите, охрану поставьте, иначе закроем! А деньги где брать? С родителей, говорят. Но строго на добровольной основе. Так прямо родители и несут. Пачками. Возьмите, пожалуйста, на школьные нужды, а то у нас лишние. А директору что делать? Не соберешь деньги – голову снимут, соберешь – того хуже. Что они там думают, а? В Москве? Министр этот, Фурсенко? Что они со школой делают!

– Тихо, тихо, успокойся, не митингуй! Невыполнимые законы и инструкции на то и существуют, чтобы все их нарушали. Но некоторых при этом можно было взять за задницу, вот как меня: что ж ты, голубчик, закон нарушаешь?! И Фурсенко твой раз столько лет сидит, реформирует в хвост и в гриву, значит, это кому-нибудь нужно. Заказ такой. Только нас с тобой это теперь не касается.

– Как не касается?! Мы что, не тут живем?! Не в России?! У меня внучки скоро учиться пойдут, а они школу столько лет уродуют, как хотят! То подушевое, то стандарты, то ЕГЭ, то всем автоматы собирать-разбирать учиться вместо литературы! Это все кто заказывал? Ты? Или я? Вредители они, вот кто! У нас было самое сильное в мире образование, а теперь что?

– Я тебе еще раз говорю: значит, это кому-нибудь нужно, – сердито произнес Родин. – Давай сменим тему. За всю страну я думать не могу. Ты спрашивала, почему я тут остался. В город меня больше не тянет, увольте. Сыт по горло. Меня там каждая собака знает. Все газеты писали. Как с пропавшими серебряными ложками: после ухода гостей ложки нашли, но осадок все равно остался. То ли педик я, то ли не педик, а только это все и помнят. Ну, еще и вор, конечно. Жена и та сразу развод попросила. Сын и дочь уже взрослые, я не возражал. Вот кого ты пригрела. Соображаешь?

– Да, – деловито кивнула Людмила Петровна. – Ты вот что, Юра… Давай ко мне переезжай, – замирая от собственной храбрости, предложила она. – Неудобно ведь у деда-то. А мы с тобой, получается, коллеги: педагоги оба, ты теперь мой зам. И друзья по несчастью.

– Ты серьезно, Людмила? – Родин смотрел ей прямо в глаза, и она, смутившись, отвернулась. – Ты про коллег серьезно? И про друзей?

– Ну… да. А что?

– Спасибо за предложение, – отстранившись, сухо сказал он. – Но с коллегами лучше сохранять деловые отношения. Иначе это может пагубно отразиться на бизнесе. И потом, с Семеном Никифоровичем мы тоже коллеги. Поздно уже. Тебя проводить?

От провожания Людмила Петровна отказалась, пулей вылетела со двора, едва ли не бегом добежала до дома, радуясь, что уже глубокая ночь и на улице ей никто не встретился. Руки так тряслись, что она едва попала ключом в замочную скважину. Толкала и толкала этот чертов ключ, едва сдерживая слезы. И, только захлопнув дверь и оказавшись в одиночестве, разревелась от жалости к себе и от обиды. Зачем он так? За что? Ведь он же все понял, не мог не понять… Потом ей казалось, что никогда ей не было так плохо, даже когда ее выгнали из школы и жизнь закончилась.


– Ой, да что же это делается?! Как рука поднялась?! На такую красоту?! Вот паразиты! Чтоб им… – Алевтина бегала по двору и причитала, как по покойнику.

Петр Борисович сидел молча, с отсутствующим видом, не замечая, как возле него суетится дед Семен, предлагая то выпить, то закурить, то «наплевать» или «щас пойти и головы им поотрывать на хрен». Людмила Петровна с беспомощным видом стояла возле Юрия и тихо спрашивала:

– Да что же это за люди такие пришли? Откуда они взялись? Как мы с ними дальше жить станем?

Юрий молчал, потому что ответа у него не было. Прикуривал одну от другой сигареты. Вера плакала. Гена тихо матерился, вытаскивая со двора очередное обгоревшее бревно. Ему молча помогал Саня. В обезображенных, почерневших кусках обгорелой древесины невозможно было узнать жизнелюбивых, пышнотелых, всеми любимых красоток «нюшек». Только у Венеры осталось нетронутым лицо, и от этого бревно выглядело еще ужаснее.

– Может, ее восстановить можно? – Гена, остановившись в воротах, обратился к Петру Борисовичу.

Но тот лишь покачал головой, старательно отворачиваясь от него.

– Да разве тут восстановишь? – вздохнул Саня.

– Полста тысяч! Чтоб у них руки отсохли! Продать, продать надо было! – убивалась Алевтина. – Говорила я тебе!

– Цыц, дура! – рявкнул на нее дед Семен. – Горе у человека, а она одно свое заладила: продать, продать! Зараза ты и есть, а не жена.

– Да разве я не понимаю? – пошла на попятную Алевтина. – Я все понимаю, Петенька! Сколько труда псу под хвост…

– Тьфу! – плюнул дед и сунул Петру Борисовичу в руки стакан с прозрачной жидкостью. – Пей, я тебе говорю! Первейшее лекарство в таких случаях.

– Семен Никифорович, ты их видел? – потянула деда за рукав Людмила Петровна. На бедного Петра Борисовича она старалась не смотреть, как он на своих покалеченных красавиц.

– Ясное дело, видел, как тебя вот! – отвлекся от своих хлопот дед Семен, не забыв, однако, подсунуть бедолаге-скульптору закуску – половинку свежего, посыпанного крупной солью огурца. – Не спалось, вишь, ночью, дело-то стариковское. Ну, вышел до ветру, смотрю – огонь вроде на твоем-то дворе. И будто ходит там кто, а в темноте не видно. Я бросился Юрку будить, пока мы прибежали – полыхает уже. Главное, все разом, кроме тех, что в сарае. Не полезли замок сбивать. Значит, прибежали мы, а эти уже, стоя перед воротами, гогочут. Ой, говорят, у вас пожар? А мы мимо шли, смотрим – горит. Это в четыре утра они мимо шли! И Тимка, сволочь такая, впереди кодлы стоит, зубы скалит. Вот сучье семя!

– Надо было его за шиворот да в милицию! – закричала Вера.

– Мы тушить бросились, – пожал плечами Юрий. – Да куда там.

– И правильно, что связываться не стали, – заметила Алевтина. – Они бы и вам накостыляли.

– Они, судя по всему, сначала бензина плеснули. Иначе бы так не занялось, – продолжил Юрий. – Хорошо, что дом не пожгли. Детки…

– Что, мужики, делать будем? Может, поймать их, руки повыдергать да в ж… вставить? – предложил Гена. – Извините, Людмила Петровна.

– Хорошее предложение, – согласилась она. – В смысле, повыдергать и вставить. Только нельзя вам, Гена. Им, судя по всему, можно, а вам нельзя. Вы с Юрой у меня должны быть как ангелы, безупречного поведения. А то опять намотают по полной катушке. Да и другим не следует. Будем заявление писать в милицию. Надо деткам урок дать. А то Тимкина команда действительно дом сожжет.

– Избави боже! – перекрестилась Алевтина. – Петруша, поедем сейчас же домой! Опасно тут теперь.

– А был уже участковый, – сообщил дед Семен. – Утром приходил, до тебя еще. Сказал, что сволочи они и это их рук дело. Но заявление писать отсоветовал. Не докажем, говорит. Мамки-папки ихние подтвердят, будто сынки дома спали как убитые. Да и все равно им ничего не будет. У них связи. У Тимки то есть.

– Да какие у него-то связи? Мать – бюрократка мелкого пошиба, отец – бандит, тоже мне мафия! Одно дело – меня из школы вышибить, это понятно. Но тут же преступление! – возмутилась Людмила Петровна. – И этот наглый щенок зря думает, что на них управы не найдется!

– Щенок! – усмехнулась Верка. – Девятнадцать лет охламону. Кобель здоровенный! К нашей Машке, старшей-то, клинья подбивает. Я уж ей сказала – не дай бог, вас вместе увижу!

– А давайте ночью ихние киоски подожжем? – предложил свой вариант Машкин папа.

Верка взвыла и повисла у мужа на шее, словно он уже приготовился чиркнуть спичкой.

Все замолчали, потому что ситуация представлялась тупиковой: даже если написать заявление, то надо еще доказать, что подожженные компанией подвыпивших юнцов деревяшки имели какую-то ценность, а не просто так в огороде стояли по недосмотру хозяев. А хулиганы в отместку пожгут все к чертовой матери, и уже не шутки ради, а всерьез.

– Значит, заявление писать не надо, – вдруг решительно сказал Родин. – Оно нам только помешает.

– В чем помешает? – удивилась Людмила Петровна.

– Есть одна идея. Сколько, говоришь, Тимке? Девятнадцать? Он учится?

– С племяшкой моим колледж закончил, – подтвердила Вера. – Вроде его на работу отец к себе пристроил, да пока все лето тут болтается без дела, охламон.

– А в армию собирается? – задумчиво продолжил Родин.

– Какое там! Отдадут его папка с мамкой в армию, как же! Галина, мать-то его, еще в тот призыв хвасталась, что сыну справку купила. Болеет он якобы. Почки или еще что. Ха! Здоров как конь! Так что племяшка мой осенью пойдет служить, а этот так и будет тут людям жизнь портить.

– Все село мечтает Тимура в армию проводить, – вздохнула Людмила Петровна. – Но наши сыновья не такие, как гаряевские. Нашим – Родине служить, а этому – людям жизнь отравлять.

– Мечты должны сбываться! Тем более если они коллективные! Собирайся, Людмила, поехали! Саня с Геной тут уберут.

– Куда? Что ты придумал? Поздно уже! – заволновалась она.

– Вовка-то наш женится! – доложил Родин. – На свадьбу нас с тобой зовет, я забыл тебе сказать в суете.

– И что? – удивилась Людмила Петровна. – Нет, то есть я за него очень рада, конечно. И подарок надо купить, но я не понимаю, при чем тут его женитьба.

– А невеста Вовкина знаешь кто? Юля – родная сестра нашего областного военкома! – доложил Родин. – Вовка с ним знаком, хороший, говорит, мужик, порядочный. Понимающий, против Вовки ничего не имеет, раз уж сестра его столько лет ждала. Вот пусть брат сестре и сделает на свадьбу подарок. А себе – план по призыву. Нужно похлопотать, чтобы липовые справки у призывника Гаряева успели проверить. Расскажем военкому все как есть. Тем более что мы не просим его нарушать закон, а наоборот, просим внимательно проследить за его соблюдением. И будет Тимуру в ближайший год не до нас. Появятся у него новые дела и заботы. А там, глядишь, поумнеет – без папы с мамой. Все, поехали!


Однажды вечером к Людмиле Петровне забежала на огонек соседка Наталья. Та самая, которая теперь Хозяйка Медной горы по совместительству. Была, однако, не в малахитовом сарафане в пол, а в застиранном домашнем халатике, у которого на пузе не хватало одной пуговицы. Вместо кокошника голову украшали мелкие резиновые бигуди. Попросила по-соседски сахар: села, мол, чай пить, а сахарница пустая, и в банке нет ни крупинки. Людмила Петровна, конечно, сахара дала, насыпала в банку из-под майонеза. Дело житейское. Но Наталья топталась на пороге, не уходила. Наверное, ждала, что Людмила Петровна пригласит вместе чаю попить. Ну и поговорить. Они обе одинокие, спешить им некуда, их семеро по лавкам не ждут… слава богу.

Но Людмила Петровна приглашать не стала. Не до того было: с самого утра она сидела, не разгибаясь, за компьютером, сочиняла очередную заявку на очередной грант. Если получится выиграть, то можно будет и без кредита взять автобус. Прав Юра, это решит множество проблем. А то больше половины стоимости путевки – аренда автобуса. Да еще и шофер поминутно на часы смотрит, ни минуты лишней не подождет, всех нервирует. А людям часто хочется подольше побыть: вопросы задать, погулять, чистым воздухом подышать или на Гену за работой полюбоваться. Настоящий кузнец – это ж невидаль!

Так и не дождавшись приглашения, Наталья, набравшись храбрости, попросила:

– Людмила, а поговорить с тобой можно? Мне очень надо, а то всегда люди вокруг…

– Проходи. Только недолго. Работы у меня много. В бумажках вся. Пойдем на кухню, чайник поставлю. Тебе чай или кофе?

– Да-да, конечно! – заторопилась Наталья. – И не надо ничего, ни чаю, ни кофе, раз некогда тебе.

– Да ладно, я тоже сегодня чай не пила. А ты бы сразу так и сказала – мол, по делу я. Чего было огород городить.

– Да разговор у меня такой… Неловко сразу, – созналась Наталья. – И не знаю, как начать.