Молодая женщина неуютно заерзала на стуле.

— Эти деревянные сиденья просто кошмар что такое! Да еще спинка прямая…

— Вот именно, — кивнул Рейнер. — Поэтому у себя я использую мягкие диванчики и стулья, обитые велюром. Приходя в кино, люди хотят отдохнуть, расслабиться, выпить чашечку чаю или кофе в комфортных условиях. А мне говорят, что я просто сумасшедший, раз использую дорогую обивку там, где едят и пьют: дескать, на одной мебели можно разориться… — Рейнер оборвал себя на полуслове и смущенно откашлялся. — Извини, стоит мне заговорить о деле, и меня тут же “заносит”…

— Так я же с удовольствием слушаю. И начинаю лучше понимать, что ты собой представляешь, — возразила Ноэль.

Теперь Рейнер представал перед ней в высшей степени привлекательным человеком, который заботится о своих клиентах, следит за спросом, не пускает дело на самотек. Тогда как владельцу “Ведалии”, по всей видимости, на посетителей плевать: деньги платят, а дальше хоть трава не расти. Рейнер же готов предоставить людям то, что им нужно, даже себе в убыток…

Пока она предавалась размышлениям, Рейнер пододвинул к ней чашку дымящегося кофе и тарелку с пирожными — два миндальных, два коржика с кремом, два фруктовых. Ноэль с детства обожала сладкое, несмотря на все усилия матери отучить ее от этой дурной склонности.

— И персонал здесь особым терпением не отличается. Как и хорошими манерами тоже, — заметил Рейнер, прихлебывая горячий кофе.

— Значит, ты нарочно так долго выбирал, требовал то одно, то другое, по десять раз менял заказ?

Рейнер комично потупился.

— Виноват, ваша честь. Я хотел проверить, достаточно ли девушка за стойкой внимательна, чтобы запомнить все, что я заказал и перезаказал, ну и как у нее обстоят дела с вежливостью и тактом. — Он сделал очередной глоток. — Во-первых, она перепутала заказ: я просил коржики с шоколадным кремом, а она дала со сливочным. Во-вторых, после того как я “передумал” в третий раз, она мне нахамила.

— А своих сотрудников ты тоже проверяешь?

— Разумеется. У меня есть “подсадные утки”, которые приходят и общаются с обслуживающим персоналом, словно самые обычные клиенты. Поэтому мои люди постоянно “в форме”.

— Вот уж ничуть не удивляюсь! — Сколько в этом человеке изобретательности и деловой сметки, что за живой, острый ум! Ноэль наслаждалась каждой минутой, проведенной в обществе Рейнера, но у нее еще осталось несколько незаданных вопросов. Покопавшись в сумочке, она извлекла диктофон и нажала на кнопку. — Все, у кого я брала интервью, рассказали мне о том, как им представляется идеальное свидание. Теперь твоя очередь.

Он в задумчивости забарабанил пальцами по столу. Ноэль ждала его ответа с нескрываемым интересом. Если скажет что-нибудь вроде “двуспальная кровать со встроенным вибратором” — именно эта деталь играла ключевую роль в рассказе ее предыдущего опрашиваемого, — она поставит крест на Рейнере. Наконец он нарушил молчание:

— Итак, идеальное свидание. Неспешно проехаться на машине вдоль моря. Остановиться в какой-нибудь деревушке, прогуляться по берегу, поглазеть на выставленные на продажу сувениры — ракушки, камешки, морские звезды, кораллы… Подкрепиться в уютном придорожном кафе неподалеку. Зайти в деревенскую пекарню, купить еще горячего хлеба, отщипывать от него по кусочку и есть, пока не остыл. Затем возвратиться в город, прошвырнуться по магазинам. Завернуть в парк, прокатиться на карусели, купить сахарной ваты, мне — бутылочку пивка, ей — кока-колы или фанты. Покормить морских львов в вольере. Потом, уже в сумерках, посидеть в ресторанчике на берегу, заказать креветочный суп, салат из даров моря, все, что приглянется… И чтобы терраса была открытая, и фонарики горели… А там можно и домой ехать. Как говорится, усталые, но счастливые…

Ноэль сидела неподвижно, не поднимая глаз, потрясенная услышанным. Даже если бы Рейнер обладал чудесной способностью читать ее мысли, он и тогда не подобрал бы лучшего описания. Вот только она бы еще добавила долгую ночь в маленькой гостинице с видом на море. С условием, разумеется, что с ней будет Рейнер, и никто иной…

Не пора ли остановиться? Она прижала руку к пылающей щеке, затем выключила записывающее устройство. Похоже, своевольное воображение шутит с ней скверные шутки. Надо уходить. Прямо сейчас. Прежде чем она выставит себя полной идиоткой, а Рейнер догадается, что у нее на уме.

Но вот Ноэль подняла голову, и под взглядом его изумрудных, с золотыми искорками, глаз здравый смысл развеялся, точно дым на ветру. В груди стеснилось, а в следующий миг в крови запылал пожар: в глазах собеседника читалось пылкое желание — такое ни с чем не спутаешь! Незамысловатый рассказ, один-единственный обжигающий взгляд — и все ее чувства разом вырвались из-под контроля!

— Ну, как тебе такое описание? — осведомился Рейнер. Голос его, грудной, завораживающий, звучал чуть хрипло.

Ноэль нервно затеребила цепочку на шее, откашлялась, попыталась заговорить, но слова не шли.

— Чудесно, — наконец выдавила она. — Просто чудесно. — И, ощущая себя на грани сердечного приступа, усилием воли отвела взгляд.

Надо отвлечься… Не глядя, Ноэль потянулась к чашке с кофе, сделала большой глоток. По счастью, напиток уже остыл и она не обожгла губ. Затем взяла коржик и поняла, что совершенно не хочет есть.

Скверный признак. До сих пор никакие стрессы на ее аппетите не сказывались. После развода она даже поправилась на десять фунтов — гамбургеры и чизбургеры уплетала с прежним удовольствием, несмотря на разбитое сердце. Ноэль изумленно покачала головой, гадая, что с ней такое.

Впрочем, какая разница. Что ей за дело до странных реакций собственного тела? Она взяла-таки это злополучное интервью, она напишет потрясающую статью и получит премию. Осталось только прояснить загадку насчет дочерей…

— Ну что ж, у меня остался последний вопрос.

— Давай выкладывай!

Ноэль нервно сглотнула.

— Э-э-э… в тот день, когда мы впервые встретились, я заметила у тебя в машине детское сиденьице… Покопавшись в подшивках старых газет, я выяснила, что ты удочерил своих племянниц…

Рейнер долго глядел на нее, не шевелясь. Смешливые золотые искры в глазах погасли, сменились холодным отблеском изумрудного льда. На щеке подергивался мускул.

— Без комментариев, — наконец мрачно обронил он.

По спине Ноэль пробежал холодок, столь же пугающий и тревожный, как еще недавно пылающий в крови огонь. Да что с ней такое? И откуда в Рейнере Тиндалле эта скрытность? Чувствуя себя не в своей тарелке под его настороженным, угрюмым взглядом — и куда только подевалась его очаровательная сердечность, — молодая женщина сказала первое, что пришло и голову:

— Наверное, мне пора.

— Как угодно, — сухо кивнул он. Безошибочный инстинкт журналистки подсказывал: история про близнецов — это же золотое дно. Напиши она пару строк — и точно подучит вожделенную премию, а то и прибавку к жалованью. И все же Ноэль встала, убрала диктофон в сумочку, одернула непослушную юбку. Несколько шагов — и она выйдет из “опасной зоны”, душевное равновесие к ней вернется, и…

— Ноэль!

— Да? — Молодая женщина словно приросла к месту, но обернуться не рискнула.

— Ты же без машины. Ты вообще-то со мной приехала.

Ноэль едва не застонала вслух.

— Да, конечно. Я помню, — с трудом выговорила она, не узнавая собственного голоса. Увы, сбежать не удастся, разве что воспользовавшись общественным транспортом. Но ведь она понятия не имеет, где здесь ближайшая автобусная остановка и какой автобус куда идет. Она — в ловушке…

Рейнер неторопливо поднялся из-за стола, подошел к молодой женщине и, доведя до выхода, придержал для нее дверь.

— Прошу.

Колени Ноэль подгибались. Ну да ладно, еще минут пятнадцать — и она спасена.

Но по злой иронии судьбы, не успели они вырулить на шоссе, как застряли в пробке — из такой и за полчаса не выберешься. Рейнер включил радио, отыскал любимый канал, и из динамиков полилась знакомая с детства мелодия “Мельницы моего сердца”. Разговаривать они почти не разговаривали, чему Ноэль втайне порадовалась: нервы у нее были на пределе, а способность связно излагать мысли уже давно ее оставила.

Сидя в машине рядом с Рейнером, она чувствовала, как каждая клеточка тела отзывается на близость этого мужчины. Любое его движение было четко выверено, отточено… и исполнено сексапильности. При одном взгляде на его широкую ладонь на рычаге коробки скоростей Ноэль сходила с ума, а руль он поворачивал так, что хотелось все бросить и ехать с ним хоть на край света…

Когда же Рейнер принялся вполголоса подпевать, Ноэль не знала, радоваться ей или огорчаться. Благодаря музыке напряженность несколько развеялась, зато привлекательность Рейнера умножилась многократно. Голос у него был ужасный, но его, похоже, это нимало не заботило.

Ноэль слегка расслабилась и сама не заметила, как замурлыкала себе под нос — совсем тихо, еле слышно. Вообще-то, будь она одна, уже бы давно самозабвенно распевала в полный голос. Но рядом с ней сидел Рейнер, а в его присутствии молодая женщина ни за что не решилась бы демонстрировать свои вокальные данные. Точнее, полное их отсутствие. Голос у нее, как говорится, оставлял желать лучшего, да и на ухо медведь наступил. Руперт никогда не упускал случая жестоко ее за это высмеять.

Ноэль искоса взглянула на своего спутника, восхищаясь его чеканным профилем и смелостью — пусть не в унисон, зато с каким энтузиазмом подтягивает певице!

— Что такое? — Рейнер поймал ее взгляд и усмехнулся. — Слов не знаешь?

— Отлично знаю…

— Тогда подпевай, трусишка!

Уф! Это кто здесь трусишка? Если Рейнер позволяет себе петь, значит, и ей бояться нечего. И Ноэль запела — сначала робко, вполголоса, но едва зазвучал припев, расслабилась, успокоилась и радостно подхватила знакомый мотив.

Рейнер тоже знал слова назубок. Они пели вдвоем. Былая напряженность окончательно развеялась, и Ноэль чувствовала себя на седьмом небе. Но долго это ощущение не продлилось. Песня закончилась, начались новости, и Тиндалл выключил радио.

В машине воцарилась мертвая тишина. Ноэль отчаянно перебирала в голове возможные темы для разговора, но язык у нее словно отнялся — ни дать ни взять школьница на первом свидании. Вот уже второй раз за два дня она утратила дар речи — чудеса, да и только! Розанна бы от такого в обморок грохнулась. А мать Ноэль, наверное, прочла бы благодарственную молитву, надеясь, что этот недуг затянется надолго.

Вечность спустя, никак не меньше, Ноэль объяснила своему спутнику, как проехать к ее дому. Рейнер остановился у самого входа. Он выключил зажигание и обернулся к ней. Рука словно невзначай легла на спинку ее кресла. Сидел он не то чтобы совсем близко, однако Ноэль ощущала его запах — аромат кофе со сливками и пряного мужского лосьона. Она опустила взгляд и теперь сосредоточенно изучала блестящую ткань юбки, надеясь, что сумеет не потерять самоконтроля.

Но нет, созерцание юбки ничем не помогло. С каждой секундой Ноэль все сильнее охватывала паника. Сердце у нее бешено билось, и вся она напряглась, точно туго натянутая струна. Рейнер был слишком близко… Как он внушителен, как чертовски хорош собой! Молодая женщина нерешительно взялась за ручку дверцы, упорно не смотря в его сторону, позамешкалась. Она ждала… Господи, чего? И тут он придвинулся ближе. Ноэль ощутила на себе испытующий взгляд его зеленых глаз. Она дернула ручку, приказывая себе открыть дверцу и уйти, убежать, пока не поздно. Но где найти силы отодвинуться, вырваться из зоны влияния этой властно заявляющей о себе мужественности, как отказаться от надежды на то, что она обретет в его объятиях? Покой? Удовольствие? Конец одиночества? Что бы ни сулили ей объятия Рейнера, это будет рай — после циничного предательства Руперта и ее последующей эмоциональной и психологической изоляции. Молодая женщина чувствовала, что между нею и Рейнером возникла некая незримая связь, понять которую не могла.

Нет, с нее довольно! Ей просто необходимо удостовериться, чувствует ли Рейнер то же, что и она. Ноэль подняла голову и повернулась к нему. И от того, что прочла в потемневших глазах, дыхание у нее перехватило: Рейнера влечет к ней с той же силой, что и ее к нему. А она уже и забыла, какое это блаженство — чувствовать себя желанной и прекрасной. Точнее, никогда прежде не испытывала…

Он коснулся ее щеки — невесомо, осторожно, точно крылом бабочки. И от одного этого прикосновения кровь в ее жилах превратилась в жидкий огонь.

— Рейнер… — Ноэль блаженно потерлась щекой о его ладонь.

Пальцы скользнули по ее рту.

— У тебя губы словно гвоздики. Я весь день гадал, действительно ли они такие мягкие и нежные, как выглядят.

— В самом деле? — выдохнула она так тихо, что не знала, услышал ли он.

Рейнер заглянул в самую глубину ее глаз и придвинулся так близко, что его теплое дыхание защекотало ей ухо.