Мэри Келли - Ирландское сердце

Я согласно кивнула:

– В Чикаго та же история. Руководитель избирательной кампании в округе знает, если какая-то из семей нуждается в пропитании или работе или если чей-то сын попал в беду. Мой брат и кузен – часть этой системы. И у нас всегда была возможность решить проблемы по блату.

– Повезло вам, – заметила Маргарет. – Но даже с посторонней помощью мы скатывались все дальше вниз, живя в одной комнатке в пансионе и месяцами не имея возможности заплатить за жилье. Моя мама в конце концов разрешила мне устроиться на работу. Я нашла место на складе в магазине мануфактуры Шихана. Мне тогда было всего шестнадцать. И в один прекрасный день там появился он – Ральф Данненберг собственной персоной. Ему было двадцать пять, но мне он казался уже зрелым мужчиной. Выглядел он грубовато, работал на скотном дворе, и деньги у него водились. Одинокий парень из Айовы или откуда-то еще, он поднакопил сбережений и купил себе крошечный домик в районе Саммит[160] – Саммит, 1616. Я запомнила этот адрес. Место это еще называлось Ирландским Холмом. И это в прямом смысле был большой шаг наверх по сравнению с «низами», где жили мы. В других домах на окнах там были ажурные занавески. Во многих гостиных стояло даже пианино. Предложение мне он сделал своеобразно – пригласил нас с мамой посмотреть его дом. Сказал, что там будет комната и для моих брата с сестрой, в общем, для всего нашего семейства.

Маргарет отхлебнула немного шерри. Слова лились из нее рекой, и это было очень непохоже на ее обычно такую сдержанную речь. Внутри женщины, которую, казалось, я знала, вдруг проснулась молодая ирландская девушка.

– Поэтому мы отправились в собор и поговорили там с отцом Россом. Нужно не забывать, что мне было всего шестнадцать, но, с другой стороны, мама моя тоже выходила замуж в шестнадцать, – продолжила она.

– Как и моя, – вставила я.

– И моя тоже, – шепнула Мод.

– Но я… Помню, смотрела я на того парня, с которым и парой слов не перекинулась до этого, и думала: о чем мы с ним будем говорить? Однако отца Росса волновало вовсе не это. Он все спрашивал меня, готова ли я стать матерью. Нужно сказать, что я ухаживала за своими братом и сестрой с четырех лет и была уверена, что с младенцем легко справлюсь, хотя и понятия не имела, откуда этот самый младенец у меня может появиться. Подозревала, что этот как-то связано с поцелуями.

Мод вновь наполнила свой стакан.

– Ну да – как-то связано, – сказала я. – Маленькой я думала, что с небес проливается на землю золотой столб света и превращается в ребеночка – как на картинках про Младенца Иисуса в яслях для скота.

Маргарет улыбнулась.

– Могу вам точно сказать, что у моего Ральфа никакого золотого столба не было. Я пыталась, я правда старалась, но не смогла. Просто не смогла.

Мод закивала.

– Мне тоже никогда особо не нравился физический аспект любви, – заметила она.

Маргарет глубоко погрузилась в воспоминания.

– Вначале он был терпелив, но потом… В общем, однажды он заставил меня силой.

– Он изнасиловал вас? – спросила я.

– Муж не может изнасиловать свою жену. Это я выяснила, когда оттуда побежала к отцу Россу. Вступая в связь со своей женой, мужчина не делает ничего противозаконного, каким бы образом он это ни осуществлял. «Это даже не предмет для покаяния, – сказал мне святой отец. – Так что возвращайся к своему мужу». Думаю, Ральфу стало жалко меня, когда он увидел, в каком я ужасе. Он прекратил свои попытки. И даже не вышвырнул нас на улицу. Но потом он встретил одну девушку – «нормальную девушку», как сказал он, – и в итоге аннулировал наш брак. Пошел к судье и присягнул, что я никогда не была ему женой в прямом смысле этого слова. Таким образом, я снова стала незамужней. Мама сказала, что не винит меня, но куда нам было идти? Я вот думаю, сколько юных девушек разделяют со мной такую же судьбу? Потом они каким-то образом рожают ребенка, а уж после этого…

Она умолкла.

– Так было со мной, – сказала Мод.

Мне казалось, что вот сейчас Мод расскажет ей про смерть своего первого ребенка и про Изольду. Но она была расположена слушать дальше.

– Потом я познакомилась с Бенджамином Кирком, который был намного старше. Думаю, на самом деле ему просто нужна была в дом кухарка и экономка, – продолжила Маргарет.

– В точности как мой Уилли, – вставила Мод.

– Я сразу сказала ему, что стесняюсь супружеских отношений, но он успокоил меня, заверив, что это значения не имеет. Правда, он был протестантом. Отец Росс сказал, что меня после свадьбы с Бенджамином Кирком отлучат от церкви, если только он не подпишет бумаги относительно того, что наши дети будут воспитываться как католики. Бенджамин отказался, заявив, что какой-то священник не может указывать ему, что ему делать, – рассказала Маргарет.

– Но если бы он любил вас… – начала я.

Тут Маргарет улыбнулась.

– Думаю, любовь здесь ни при чем. Для Бенджамина это было скорее деловой сделкой. Мы поженились и переехали в Денвер. Он много разъезжал. Я нашла хорошую работу – занималась закупками для местного универмага. У меня была славная квартирка неподалеку от здания суда, и теперь я могла посылать деньги маме. Я видела горы, противостоящие просторам прерии, такие четкие и чистые на фоне бескрайнего неба. Я думала, что была бы счастлива, если бы просто целыми днями любовалась ими. Но потом Бенджамин умер. Он работал на одну железнодорожную компанию на Западе. А они даже не прислали его тело обратно. Тяжело жить одной там, где ты мало кого знаешь. И тут в Денвер пришел Красный Крест. Им нужны были сиделки и медсестры. Вот я и подумала, что могла бы им пригодиться.

– И вы не просто пригодились, Маргарет. Наш госпиталь просто не смог бы без вас работать, – заверила ее я. – Вы тоскуете по дому?

– Я действительно скучаю по горам. Когда смотришь на эти устремленные в небо вершины, это как-то помогает все расставить по своим местам, – ответила Маргарет. – В общем, я вышла из своего универмага и пошла за покупками в магазин Мюррея. У них там шикарный кофе. Вы не поверите, кто там работал тогда – Дуглас Фэрбенкс[161]!

– Не может быть! – вырвалось у меня.

– Может, потому что это был именно он. Выглядел потрясающе. Я иногда задумываюсь, что было бы, если бы я в свое время встретила такого мужчину… Но тогда я просто вышла из магазина. Закатное солнце расцветило небо на западе всеми оттенками красного и багрового, и мне в голову пришла одна мысль: если бы у меня в горах была маленькая хижина, откуда я бы смогла каждый вечер наблюдать это шоу, я была бы абсолютно счастлива.

– А в этой хижине вы собирались быть одна?

Она кивнула.

– И там не нашлось бы места даже для Дугласа Фэрбенкса? – подначивала ее Мод.

Маргарет засмеялась.

– Нет, я одна, – ответила она. – Ну, может быть, еще горный орел.

– Орлы обычно держатся парами, – заметила я. – В Висконсине, по крайней мере.

– В Висконсине? – переспросила Маргарет. – Не знала, что в Висконсине водятся орлы.

– У моего кузена Эда есть там домик в городке под названием Игл-Ривер[162].

– Игл-Ривер – какое красивое название, – заметила Мод.

– Я с тоской вспоминаю о тех неделях, которые провела там со своими близкими, – вздохнула я.

– Я бы тоже завела себе уединенную хижину – но где-нибудь в горах Уиклоу, в Ирландии. Знаете что, девочки, давайте пообещаем друг другу: когда закончится война, каждая найдет себе такой уголок, где можно было бы отдохнуть, – предложила Мод.

– Ну, вам там понадобится место для Изольды, Шона, всех ваших домашних питомцев, а также для половины революционеров Ирландии, – усмехнулась я.

– Ну, тогда я просто буду ездить в гости к вам с Маргарет, – парировала Мод.

– Вообще-то, я тоже подумываю о такой хижине, – сказала я. – Только я там буду не одна.

И я выложила им все – и про Питера Кили, и про нашу церемонию венчания, проведенную отцом Кевином.

– О, духовный брак! – воскликнула Мод. – Как у нас с Уилли.

– Ну, не только духовный, но я уже не думала, что встречу мужчину, которого смогу полюбить по-настоящему. И вы тоже встретите, Маргарет. В один прекрасный день. Как и вы, Мод.

– Любовь, – мечтательно протянула Мод. – Уилли говорит, что любит меня уже тридцать лет. Он хочет помочь мне получить настоящий развод, чтобы мы с ним могли пожениться. Но я знаю, что не сделаю его счастливым. Поэту для творчества требуется безответная любовь.

– А я сейчас уже не уверена, что любила когда-нибудь, – сказала Маргарет.

– Вы собираетесь вернуться назад в Канзас-Сити? – поинтересовалась у нее Мод.

– Не знаю. Трудно жить женщине, которая прячется в церкви на последней скамье и не ходит к причастию. Трудно даже здесь, когда я во время мессы в нашем госпитале стою в последнем ряду.

– Так вы не причащаетесь?

– А как я могу? Я вышла за Бенджамина Кирка. Отец Росс сказал, что раз так, я отлучена от церкви.

– О, ради бога, Маргарет! Вам просто прописана добрая доза нашего отца Кевина, – успокоила ее я.

Уж не знаю, что там говорил Маргарет отец Кевин, только в ближайшее воскресенье она уже шла к причастию.

21 марта, 1915

– Чертова весна, – заявил Пол О’Тул, подавая мне влажную простынь из корзины с выстиранным бельем.

Я развесила тяжелую ткань на веревке и закрепила прищепками на теплом ветерке, первом в этом году.

– Мне она тоже ужасно не нравится, – согласилась я.

– Моя мать дома в Нейсе говорила: «Отличный день сушить белье». Так вот про сегодня такого не скажешь – в такой день разве что помирать хорошо, – проворчал он.

Пол передал мне следующую простынь, с которой капала вода.

– А они называют это «весенним наступлением». Время, когда первая хорошая погода позволяет им заставлять наших парней выходить из окопов согласно каким-то идиотским планам командования, которые в конце концов оказываются совершенно бесполезными. Отвоевали несколько ярдов территории, на следующий день потеряли ее, а за каждый дюйм заплачено тысячами жизней, – продолжал он.

– Но вы ведь, Пол, сами воевать не будете, – сказала я.

– И я этому безумно рад, дорогая моя Нора, – ответил он. – Только не нужно пытаться давить на мою совесть и чувство вины.

– Я бы не посмела, – успокоила его я. В любом случае это просто невозможно.

Пол по-прежнему оставался у нас в госпитале, из стратегических соображений заходясь кашлем всякий раз, когда рядом появлялся доктор Грос.

– Ума не приложу, каким образом О’Тул добился, чтобы его отправили в госпиталь, – жаловался мне доктор Грос. – У него что, отец генерал или еще кто-то?

– Еще кто-то, – фыркнула я.

Главное звание Пола О’Тула – связующее звено между американским госпиталем и британской армией, хоть он и пытается всем нам тут помогать.

– Отменный пройдоха, – отозвался о нем отец Кевин, – и вдобавок стукач. Но лучше уж знать зло в лицо.

По крайней мере, теперь, когда ко мне прикрепили Пола О’Тула, никто другой за мной уже не следил.

– Я тут организовал что-то вроде чая сегодня, когда приедет ваша подруга миссис Макбрайд с той английской журналисткой, – сообщил он мне, когда мы с ним развешивали на веревках позади американского госпиталя последнюю из наших простыней.

– Благодарю вас, – ответила я, хотя и не могла припомнить, чтобы я говорила ему об их визите.

Я уже перестала задавать Полу вопросы о том, как ему удается раздобыть все это угощение – пирожки, печенье «Мадлен», нарезанный торт «Наполеон», которые как по волшебству появлялись у него вместе со свежим молоком и даже сахаром.

– Нас там будет пятеро: отец Кевин, Маргарет, Мод, Кэролин Уилсон и я.

– А для какой газеты пишет эта самая Уилсон? – поинтересовался Пол.

– Для чикагской «Трибьюн», – ответила я, когда мы с ним брели среди деревьев с набухающими почками и цветущих нарциссов. Некогда они считались признаками возрождения жизни, но сейчас казались знаками приближающейся беды.

Зимой у нас было много раненых от разрывов снарядов в окопах, не говоря уже о бесчисленном количестве солдат, заболевших из-за того, что им приходилось жить, закопавшись в промерзшую землю, и сутками стоять в ледяной воде в траншеях. Все были ослаблены дизентерией. Пол лишь рассмеялся, когда я спросила у него, как люди там решают проблемы с туалетом.

– Дерьмо само командует нами там, – сказал он. – Оно смешивается с грязью и плывет по траншеям. Таков Западный фронт, Нора.

Но весной началась по-настоящему массовая гибель людей.

– Кэролин Уилсон – хорошая журналистка, – сказала я Полу. – Она бывала в самой гуще боев.

– Уж лучше она, чем я, – пробормотал Пол.

В свою шпионскую деятельность он вкладывал так же мало усердия, как в солдатскую службу в свое время. Так что я была в относительной безопасности. Тот «регбист», вероятно, на фронте. Надеюсь, что окоп ему достался особенно сырой.