— Потому что есть фашистка Клавдия Егоровна. В три часа ночи разные страшные мысли в голову лезут: где они, не ввязались ли в драку, потому что пьяному Василию Захаровичу песни петь или кулаками размахивать одинаково нравится. Не забрали ли их в вытрезвитель? У Коли перспективы перейти на хорошую должность в главный спорткомитет, а после вытрезвителя его и в дворники не возьмут. Не выдерживаю и звоню Клавдии Егоровне. И эта мымра отвечает: «Василий Захарович давно дома». А где мой Коля? Такая паника от страха нападает, что никакой пурген не нужен. Другой раз я ее попросила: «Не могли бы вы пригласить Василия Захаровича к телефону?» Отвечает: «Он давно отдыхает, и ваша просьба бестактна!» А она очень тактичная, гадина! То ли врет, имидж супруга поддерживает, то ли правду говорит. Я ведь не знаю! Сегодня какое число? Десятое октября, значит, через неделю. Я хочу их выследить. А давайте все вместе? — воодушевилась Ирина. — Представляете? Они в темном дворике на качелях вино хлещут, а тут пять женщин — как совесть женская упятеренная.

На наших лицах было написано: мы, конечно, за женскую солидарность, но все-таки играть поздно ночью в дамский патруль нелепо.

— Ладно, — махнула рукой Ирина, — сама справлюсь.


Она таки выследила мужа и Василия Захаровича. Лучше бы этого не делала. Во-первых, из-за длительного пребывания на холоде застудилась и заработала цистит. Во-вторых, никакого триумфа не вышло. Одно счастье, что мы не поддались на авантюру.

Выход Ирины на сцену состоялся, как и предполагал первичный сценарий. Детская площадка, качели, пьяные мужики, из кустов появляется Ирина.

— Ты? Откуда? — вскочил, переполошился Коля.

Василий Захарович был — в хлам.

— Баба? — икнул он. — Бабы отменяются. Дай ей десятку, и пусть убирается.

— Василий Захарович, это моя жена Ирина, вы ее не узнали.

— Жены тоже отменяются. Кровопийцы… кровопийки… Дай ей двадцатку… Споем мою любимую… Из-за острова на стрежень…

Не стану далее описывать это представление. Особенности русского мужского пьянства — тема следующей главы. Упомяну только Иринины слова, передающие ее ощущения: «Как будто меня дурной силой занесло в мужскую баню».


Мы безбожно опаздывали на работу. На Элькином лице была написана досада — не успевает рассказать свою историю. Игорь, который ее на руках носит, тоже не без греха?

— Девочки, — торопливо говорила Элька, когда мы шли к гардеробу, надевали пальто, — самое ужасное — это искажение любви. Ведь они клянутся, что любят! Если ты любишь, как можешь допустить, чтобы я мучилась, страдала, сходила с ума? Ведь ты знаешь, что сейчас со мной делается! Избавить меня от страха, паники легче простого — позвонить.

На ходу она озвучила наше главное терзание. Или все-таки второе по болезненности? Подозрение настолько кошмарное, что и размусоливать его не хочется, а можно вот так — на бегу, пунктиром обозначить, и всем понятно. Ведь когда ты ждешь пропавшего мужа, рисуешь страшные картины, тебе жутко от того, что с ним случилось несчастье. А если не случилось? Жив-здоров, загулял казак. Тогда его отношение к тебе не подпадает не только под определение любви, но и элементарной жалости, а также порядочности, совестливости, заботы. Конфликт терзаний — как жернова, размалывающие твое сердце.

* * *

Затормозив в очередной раз, Андрей не высказал раздражения.

— Значит, самый нелюбимый мужской вопрос: «Почему ты не позвонил?» — уточнил он.

— Нет. Правильная формулировка «НО почему ты не позвонил?» Союз «но» принципиально важен. Он предполагает, что мы допускаем, не приветствуем горячо, но и не противимся вашему желанию загулять с приятелями. Если хочется, то конечно, мы понимаем, иногда можно. НО разве трудно позвонить и предупредить?

— Бывают разные обстоятельства…

— Не надо про обстоятельства!

— И когда это было? Дела давно минувших дней.

— У нас сейчас все минувшее, кроме внуков. Что не исключает.

Наше с Андреем словечко «не исключает». Вместо пространных упреков и претензий можно сказать: «Не исключает!» — и все понятно.

— Во времена нашей молодости не было сотовых телефонов.

— Ой-ой-ой! Нашел оправдание. А совесть тоже отсутствовала? Или благородный принцип: «Не предупредил — не загулял» — был недостижимой моральной вершиной? Ладно, отвечай.

— На что?

— На главный нелюбимый вопрос. НО ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОЗВОНИЛ?

— Э-э-э… В каждом случае…

— Одно и то же!

— Вопрос в некотором смысле риторический.

— Дай мне риторический ответ. И мы оба его знаем.

— Да? — Похоже, он искренне удивился. — Вы, женщины, вообще знаете ответы на все вопросы, которые задаете.

— Хочется лишний раз убедиться в собственной прозорливости. «Андрей, — пропищала я жалобным голосом, — но почему ты не позвонил?» И ответила басом: «Потому что ты бы мне испортила весь кайф!» Улыбаешься? У тебя сейчас лицо как у старого блудливого кота, который лежит на печке и вспоминает подвиги молодости.

Поток машин медленно двинулся. Славно, что мне удалось развеселить мужа. В противном случае он бы от злости сгрыз руль. Или меня. Желание развлекать и смешить Андрея присутствовало, потому что я находилась в радостном предвкушении. Увы, постоянно дарить женщине состояние счастливого ожидания невозможно, хотя именно оно делает из женщины доброго нежного ангела.

Надо развивать успех, коль я сегодня ангел.

— На самом деле, — сказала я, — корень всех проблем — пьянство.

— Разве? — не согласился Андрей. — Среди мужей твоих подруг алкоголиков нет.

— Как и трезвенников.

Муж на автопилоте

В одном из рассказов Чехов упоминает чиновника, который умер от двух распространенных в России причин: водки и злой жены. А какая при водке должна быть жена? Милая, нежная, добрая, подносящая с утра стаканчик, вечером заботливо снимающая брюки и ботинки с завалившегося одетым в постель алкоголика? С утра стаканчик, вечером грязные ботинки, а в промежутке супруг отсутствует либо физически — на работе, либо психически — в пьяном дурмане. При подобной «семейной гармонии» еще неизвестно, кому надо скорее лечиться: мужу от алкоголизма или жене от мазохизма.

Злую жену никогда не соглашусь считать причиной мужских бед, а водку поставила бы на первое место. И вот ведь что интересно! Первопричина всех проблем — она же объект постоянных шуток и источник юмора. Может, у нас в национальном характере какое-то замыкание случилось и припаяло смех к дурману? Наши лучшие кинокомедии от «Кавказской пленницы» до «Иронии судьбы…» построены на приключениях пьяных мужиков, и в любом застолье беспроигрышная увеселительная беседа гостей — воспоминания о хмельных происшествиях. Получается, с одной стороны, пьянство — страшный порок, а с другой стороны, большая забава. Разве не парадокс?


Мы дружили семьями. Точнее сказать — нередко собирались за праздничным столом. Если у меня, у Ирины, Насти, Кати или у Эльки день рождения, то каждая хочет видеть в этот день подруг, с мужьями в придачу. Складчина на Восьмое марта или Новый год, главная организующая сила — женщины, и компания по их желаниям. На майские или ноябрьские праздники удобно было собираться за городом — на нашей и Коли с Ириной дачах места хватало всем. Мужья относились друг к другу вполне терпимо, хоть и без особой любви. На день рождения Андрея у нас в доме всегда был другой контингент — семьи его дружков и приятелей.

В тот год Первомай был непривычно холодным. Злой ветер вперемешку со снегом, на улицу носа не высунешь, и трудиться на участке немыслимо. Остается только праздновать, отмечать День солидарности всех трудящихся, ныне, кажется, переименованный. Хотя трудящимся объединиться вовсе не грех.

Мужчины что-то оживленно и одновременно конспиративно обсуждали на крыльце, выйдя покурить в перерыве застолья. Мы подслушали: оказывается, их тревожило, что спиртного может не хватить.

Мы решительно воспротивились планам поехать за добавочной водкой:

— Хватит вам!

— Но ведь погода холодная!

— А! Теперь уже и от температуры окружающей среды зависит, сколько принять на грудь!

— Конечно!

Две противоборствующие группы, разделенные по половому признаку, вернулись за стол, не дойдя до открытого сопротивления. Потому что и та и другая группа знала о тайных резервах. Андрей и Коля не без оснований предполагали, что у меня и у Ирины припрятано. Водка — «для компрессов» и настойки «от простуды». Но тема пьянства и алкоголизма, естественно, стала главной.

— Игорь! — хмурилась Элька. — Тебе хватит. Помнишь, что было позавчера?

— А что было позавчера? — пожал плечами Игорь, сделавший вид, что страдает частичной амнезией. — Мы немного отметили на работе.

— Совсем немного! — укоризненно скривила губы Элька. — Ты пришел, правильнее сказать добрел до дома, позвонил в дверь, я тебе открыла. И ты спросил…

Игорь дурашливо закатил глаза.

— Как пройти в библиотеку? — подсказал Коля.

Посыпались другие варианты:

— Который час?

— Как вас зовут?

— Зачем брови выщипала?

— Почему в бигудях?

— Он тебе сказал: «Заходи, раз пришла»? — выдвинул версию Андрей.

Никто не угадал, но всем уже стало весело, Игорю в том числе.

— Он меня спросил, — с горьким смехом призналась Элька: «Давно я тут живу?» Со дня рождения!

— Но я ведь пришел точно по адресу, — оправдывался Игорь.


Мужчины любят обсуждать феномен так называемого пьяного автопилота.

Олег рассказал, как однажды выпивал с лесозаготовителем из Коми. Мужик разворачивал бизнес и работал как проклятый. Строил деревообрабатывающий завод, потому что сырой лес гнать невыгодно, при заводе планировался цех по производству мебельных плит. Словом, мужик света белого не видел. Приехал в столицу, контракты заключил и решил расслабиться. Они с Олегом нарасслаблялись в ресторане до положения риз и допоздна. С утра нанятое и оплаченное такси ждало их у ресторана, Олег отвез партнера в аэропорт, влил в него пять стаканов кофе, чтобы тот относительно твердым шагом прошел регистрацию и посадку в самолет. На автопилоте мужик благополучно доставил себя в воздушный лайнер. Олег сел в такси и почему-то назвал не адрес своего дома, а угол проспекта и улицы, где находится автобусная остановка, от которой обычно шел к дому. Назвал и отключился. Подъехав к заявленной точке, таксист растолкал Олега — прибыли! Водитель не задался вопросом, что пьяный мужик в час ночи будет делать у Загорьевского лесопарка. С другой стороны, хорошо хоть таксист не скрылся из аэропорта, дождался Олега.

— Помню, как хлопнула за мной дверца, машина уехала, — рассказывал Олег. — Впереди аллея — красивая, осенняя, фонари светят, желтые листочки кружатся, точно под музыку. А дальше обрыв, провал. Фонари, листочки, музыка и — бац! — я перед открытой дверью, за порогом стоит жена Настя.

— Все правильно, — подтверждает Настя, — только дорожка к нашему дому не освещена, и листочки к тому времени давно облетели, снег по щиколотку выпал. Но, девочки! Глядя на эту блаженную пьяную физиономию, я радовалась, что не Олег улетел в Коми, а правильный персонаж.

— Андрей тоже хорош! — подхватила я. Хотела говорить возмущенно, но нотки гордости за мужа невольно слышались в моем голосе. — Мы возвращались на дачу от приятелей, которые живут в соседнем поселке, нужно было проехать двадцать километров, гаишники там не водятся, и мне казалось, что Андрей выпил умеренно. Но когда он сел за руль, я поняла, что набрался под завязку. Да! Не спорь! — остановила я жестом Андрея, готового возразить. — Ты наклонился, сунул голову между колен и спросил, где тут газ и тормоз.

— Я шутил.

— Ты не шутил! Ты разогнуться не мог, я тебя за шкирку усадила и всю дорогу поддерживала, чтобы не заваливался.

— Но сначала наорала на меня.

— Я не орала, а шепотом говорила — все, что про тебя думаю. Представляете! У нас на даче дети, родители, они не лягут, пока мы не приедем. А с утра должны приехать мастера скважину бурить. Словом, заночевать у друзей мы никак не могли, потому что завтра Андрей будет мучиться жесточайшим похмельем и не то что за руль не сядет, ложку до рта не донесет.

— Так уж и не донесу.

— Молчи лучше! Ребята, это была самая страшная дорога в моей жизни! Мы ехали по проселку со скоростью десять километров в час, и каждую секунду я прощалась с жизнью.

— Ничего ты не прощалась, ты меня будировала.

— Мысленно прощалась.

— Но будировала? — спросил Игорь. — Изобрази.