Ради того, чтобы жениться на Анне, Людовик готов был заложить душу дьяволу. Он принял условия сделки, а вскоре во Францию с роскошной свитой отбыл Цезарь, который вез с собой папскую буллу о расторжении брака.

Цезарь прибыл в Шенои, где обретался король, пока в его замке в Блуа шли ремонтные работы. Встреча их состоялась накануне Рождества. А в начале января следующего года Людовик XII, поспешно упрятав Жанну в монастырь, женился в Нанте на Анне Бретанской. Оставалось выполнить по отношению к Цезарю, уже ставшему герцогом Валансьенским и графом Дье, вторую часть договора, подыскав ему невесту королевских кровей. Тут все оказалось сложнее. Ни одна из французских принцесс и слышать не желала о браке с кардиналом-расстригой, подозревавшемся в убийстве собственного брата и сожительстве со своей сестрой!

Однако решающее слово вновь осталось за политикой. Получив несколько отказов, Цезарь наконец договорился с регентом Наварры Аленом д'Альбре. Разумеется, дочь последнего Шарлотта должна была стать женою Цезаря в обмен на целый ряд политических выгод, которые извлекал для себя из этого брака регент.


В то время, когда Цезарь обмывал свою предстоящую женитьбу в ходе ночной попойки, которую он устроил в компании своих римских и испанских сеньоров, гонец, соскочив с коня у ворот монастыря Аннунциации в Бурже, резко постучал в его ворота. Час был поздний, и на стук долго не реагировали. Наконец в воротах открылось небольшое окошечко, и за его решеткой показалось испуганное лицо разбуженной монахини. Не давая ей раскрыть рот, гонец объявил:

– Срочная депеша от его Величества к ее Королевскому высочеству герцогине де Берри.

В скупом свете луны монашенка разглядела на груди незнакомца знаки отличия королевского гонца. Она тут же распахнула ворота и побежала предупредить мать-настоятельницу, мадам Жанну Французскую, которой ее бывший супруг дал титул герцогини де Берри. Минутой позже, гонец, встав на колени перед отвергнутой королевой, протягивал ей пергаментный свиток, на конце которого красовалась красная сургучная печать короля.

Не произнося ни слова, принцесса прочла письмо, после чего окинула гонца пристальным взглядом.

– Хорошо! – сказала она наконец. – Я последую воле короля. Потом, повернувшись к монахине, которая привела к ней гонца, добавила:

– Позаботьтесь о том, чтобы этого человека хорошенько накормили, и предупредите мою кузину Шарлотту, что я ее ожидаю.

Отвесив глубокий поклон, гонец удалился в сопровождении монахини, а Жанна осталась одна. Теперь она позволила себе бессильно откинуть голову на спинку высокого кресла. Ее глаза, покрасневшие от ночных бдений и слез, искали на каменной стене крест. То, что ей предстоит сообщить Шарлотте, станет еще одной ступенью страданий на ее мучительном жизненном пути.

Легкий стук в дверь вывел ее из глубокой задумчивости. На пороге появилась высокая девушка с густыми каштановыми волосами, спадавшими до ее поясницы. Жанна Французская протянула к ней руку и голосом исполненным нежности сказала:

– Подойдите сюда, дитя мое! Я только что получила известия, имеющие для вас большую важность. Ваш отец, регент Наварры, дал наконец согласие на ваш брак с герцогом Валентинуа. Вам следует без промедления вернуться в Шинон, где вас ожидает королева.

Услышав эти слова, девушка без промедления упала на колени.

– Мадам, разрешите мне остаться рядом с вами. Передайте королю, что я хочу посвятить свою жизнь Богу, что я хочу стать монашенкой. Скажите ему что угодно, лишь бы избавить меня от необходимости вступить в этот брак.

Слезы заливали ее лицо, а в голосе звучала мука. Она обняла руками колени Жанны, глядя на нее с надеждой, однако бывшая королева лишь покачала головой:

– Вам следует подчиниться, Шарлотта. Этого хочет король, и ваш отец согласен. Вы не можете противиться их воле.

– Но это невозможно, мадам, совершенно невозможно! Как может король хотеть, чтобы я поженилась с этим человеком, который убил своего родного брата и стал причиною вашего несчастья.

– Не преувеличивайте! Монсеньер де Борджиа всего лишь привез буллу Святого престола. Если бы не он, это сделал бы кто-нибудь другой. Вам не следует держать на него обиду за это.

– Как может Святой престол столь несправедливо распоряжаться судьбой королевы Франции? – с горечью воскликнула Шарлотта.

– То была воля Божья, дочь моя. И та же воля побуждает вас выйти замуж за сеньора де Валентинуа.

Шарлотта поднялась с колен и впилась своими прекрасными серыми глазами в лицо Жанны. Она от всего сердца любила бывшую королеву, рядом с которой всегда чувствовала себя защищенной и обнадеженной с тех самых пор, как отец отослал ее приобщаться к утонченным манерам французского двора. И хотя ее удочерила сама королева Анна, ее всегда куда больше привлекало общество Жанны, чье здравомыслие уравновешивало ее мистические порывы. И вот теперь вся ее наваррская кровь клокотала от возмущения, и только воспаленные красные глаза добродетельной Жанны не позволяли гневу Шарлотты вырваться наружу. С каким наслаждением она перегрызла бы горло королю Людовику, королеве Анне, самому Папе, – ведь они стали причиной ее несчастья!

– Но почему я должна склониться перед их волей! – воскликнула она – Моя подруга Шарлотта Арагонская отказалась ведь от брака с этим Цезарем… да еще продемонстрировала ему свое отвращение. Она повсюду повторяла, что не хочет быть «кардинальшей». И я тоже не желаю, чтобы меня так называли.

Легкая улыбка пробежала по измученному лицу Жанны.

– Но у ее отца, короля Фредерика, были все основания, чтобы отказаться от подобной чести. Ведь королевство Неаполитанское, находящееся под его скипетром, граничит с владеньями Папы. Такой брак стал бы для него опасным. Так что отказ исходил не от Шарлотты, а от ее отца. К тому же она вряд ли была бы столь неприступной, если бы не ее любовь к молодому Ги де Лавалю. Ведь сеньор Борджиа очень красив. Вспомните, как великолепно он смотрелся при своем въезде в Шинон. А какая роскошь его окружала! Кое-кто даже подумал, что прибыло посольство самого турецкого султана. Никогда еще на одном человеке не было стольких драгоценных камней.

– Их было даже слишком много! Это говорит о нем, как о выскочке. Вспомните, ваше Высочество, всех этих мулов, нагруженных роскошными одеждами и утварью, всех его слуг, менестрелей, тамбуринистов, трубачей, конюхов и псарей, пажей, одетых в золотые одежды. Ну а сам Цезарь сверкал, как рождественская елка.

На этот раз Жанна не выдержала и рассмеялась.

– Будьте снисходительны, Шарлотта! Я признаю, что герцог, на наш французский вкус, переобременил себя золотом, но таким образом он выказал свое уважение к королю. И вам не следует так строго судить вашего будущего супруга. Вы ведь даже не разговаривали с ним.

Неожиданно Шарлотта покраснела до корней волос и отвела глаза. Она схватила подсвечник и переставила его подальше от Жанны, чтобы та не смогла заметить, что с нею происходит. Не могла же она рассказать чистой, набожной, почти святой королеве, что произошло одним февральским вечером в замке Лош, между церковью Сент-Ур и покоями короля…


На тот момент Анна Бретанская, вот уже месяц как снова королева Франции, деятельно принялась перестраивать королевские покои замка Лош. Шарлотта без всякого энтузиазма стала камеристкой новой королевы. Красивая и все еще молодая королева отличалась строгостью и жестко контролировала поведение своих камеристок. Тем разрешалось покидать королевские покои лишь для того, чтобы отправиться в церковь, причем ходили они туда под бдительным присмотром старших по возрасту дам.

В тот вечер Шарлотта задержалась после конца службы в церковном пределе. Она любила оставаться там одна, ожидая наступления ночи, поскольку тогда все внутри храма становилось таинственным, исполненным высокого и непостижимого смысла. Все остальные камеристки и придворные дамы уже покинули церковь, оставив Шарлотту в одиночестве, коленопреклоненной на ступенях алтаря.

Шарлотта молилась сосредоточенно, потеряв счет времени. Когда церковный сторож собрался запирать двери храма, он заметил молящуюся Шарлотту и тронул ее за плечо.

– Уже поздно, мадмуазель… Я должен закрывать церковь.

– Я ухожу. Прошу меня извинить.

Она тут же поднялась, натянула на голову капюшон и покинула церковь. Ночь была беззвездной, буквально черной, и в порывах ветра пламя единственного факела, освещавшего ей дорогу, то вспыхивало, то почти угасало. Дорога казалась совершенно пустынной, только вдалеке у ворот королевской резиденции позвякивали доспехи стражников. Закутавшись поплотнее в свою шубку, Шарлотта ускорила шаг, а затем побежала. Она беспокоилась о том, чтобы не вызвать своим опозданием гнева королевы, и не заметила, что ей навстречу идут два человека в масках. Столкнувшись в темноте с одним из них, она издала пронзительный крик и уже готова была упасть, но тут незнакомец сильной рукой поддержал ее.

– Что с вами, красавица? Куда это вы бежите так быстро?

Голос был властным, но в нем явно присутствовал иностранный акцент, какой именно, Шарлотта не могла определить. Человек был высоким, плотным, и от него исходил странный пряный запах. Он не отпускал ее, напротив, крепче обхватил своими руками.

– Отпустите меня, мессир! Я – камеристка королевы, и моя служба требует срочно быть у нее. Я и так опаздываю.

Она попыталась освободиться, но не тут-то было.

– Камеристка? Как интересно! Все камеристки королевы очень красивы, а некоторые просто восхитительны. Итак, откуда же вы идете и где же вы так задержались?

– Я возвращаюсь из церкви. А теперь, ради всего святого, отпустите меня…

– Ну, ну! Не стоит быть такой нетерпеливой. Если вы и так задержались, какая разница, вернетесь вы сейчас или чуть позже… Королева очень уважает церковь, а что касается меня…

– Чего вы хотите в конце концов? – воскликнула Шарлотта, теряя терпение.

– Почти ничего! Увидеть ваше лицо! Судя по вашему голосу, оно просто восхитительно, а я никогда не пропускаю женщины, если небеса посылают ее прямо в мои объятья, как, например, сейчас. Микелетто принесет мне факел, и я смогу тогда…

– Да как вы смеете!

От ярости она чуть не задохнулась. Теперь она поняла, с кем имеет дело. Имя Микелетто, которого весь Двор считал дьяволом во плоти, говорило само за себя.

Негодяй тем временем сбегал к крыльцу, рядом с которым горел искрящийся факел, и вернулся с ним к своему господину. Цезарь схватил факел одной рукой, другой не отпуская Шарлотты. Она вскрикнула, так крепко, до боли, впились его пальцы в ее руку. Несколько секунд он молча рассматривал восхитительное покрасневшее лицо девушки, глаза которой горели гневом.

– Я оказался прав! – сказал он, нарушая молчание. – Вы действительно очень красивы. Такое лицо, как ваше, забыть невозможно.

А теперь, когда вы в этом убедились, отпустите меня, сеньор, я вас заклинаю.

Она глядела ему прямо в глаза, гордо подняв голову и пересиливая гневом страх. Однако он покачал головой и ослепительно улыбнулся, продемонстрировав два ряда крупных, хищных зубов.

– Не так скоро. Вам придется заплатить за свою свободу, красавица. Думаю, что один поцелуй не будет слишком дорогой платой. Это такой пустяк.

– Но не для принцессы королевской крови, мессир. Вы переходите все границы. Я приказываю вам удалиться. Вы слышите, это приказ!

Смех Цезаря был резким, сардоническим.

– Принцесса королевской крови! Клянусь мадонной, вот это удача! Кем же вы будете, ваше величество?

Микелетто склонился к уху своего господина и что-то ему прошептал.

– Так, так! – сказал Цезарь, и в глазах его вспыхнул хищный огонек. – Значит, вы и есть та девушка, которую зовут самой красивой невестой Франции? Признаю, что действительность превосходит все, что можно себе вообразить. Поэтому я еще более страстно хочу этого поцелуя. Право же, вы себя не уроните, если согласитесь на него. Ведь я…

– Я знаю, кто вы такой, – бросила Шарлотта в бешенстве. – Вы считаетесь принцем, поскольку вы сын Папы, но в моих глазах вы внебрачный сын и проходимец. Я скорее умру, чем соглашусь на этот поцелуй.

Ей показалось, что сейчас Цезарь сломает ей руку, но тут он ее отпустил. Резким жестом он сорвал маску со своего лица, и перед ней предстали его правильные, властные черты. Он был очень бледен, глаза под густыми бровями горели гневом.

– А теперь послушайте, что я вам сейчас скажу, принцесса, – сказал он медленно, тщательно выговаривая каждое слово. – Вы оскорбили меня и отказали мне в поцелуе. Но я клянусь, что очень скоро вы поцелуете меня по доброй воле, и не раз. Я клянусь, что вы станете моею, на меньшее я не соглашусь. Я заполучу вас всю, ибо я – Цезарь Борджиа.

Отойдя на пару шагов, он скинул свою шапочку с павлиньим пером и изящным жестом раскланялся.

– Не забудьте о моих словах, Шарлотта д'Альбре. Скоро вы станете моею.