— Но ведь это несправедливо! — разгневанно вскричала Друзилла.

— Хозяйки никогда не задумываются, справедливо это или нет по отношению к тем, кто у них в услужении, — ответила старшая горничная. — А если что-то и случается, то джентльмен всегда выходит сухим из воды. Да вы и сами понимаете, о чем я говорю! Я вижу, вы мудро поступаете, мисс Морли, что запираетесь на ключ. Всегда держите дверь на замке, особенно когда устраиваются такие вечеринки, вроде сегодняшней.

— Вы считаете, что мне надо опасаться маркиза? — спросила Друзилла, и даже прятавшийся в спальне маркиз заметил звучавшее в ее голосе недоверие.

— Ну, кто знает, — ответила Диана. — Но сегодня меня беспокоит не маркиз — пусть даже хозяин в отъезде! В доме много тех, кто не так занят, как маркиз. Как бы там ни было, у маркиза репутация большого ходока по части женщин.

— Разве? — В голосе Друзиллы сквозило любопытство.

— Тут на днях наш камердинер за ужином так нас рассмешил, что мы чуть со стульев не свалились, — приступила к повествованию Диана. — Он рассказывал нам, как однажды его светлость, удирая от ревнивого мужа, спускался по водосточной трубе и угодил в бочку с водой.

— Это, должно быть, охладило его пыл, — улыбнулась Друзилла.

— А в другой раз, — с энтузиазмом продолжала Диана, — ему удалось избежать разоблачения только потому, что он удрал через черный ход, нахлобучив поварской колпак. О, он настоящий сорвиголова, тут нет сомнений! Когда мы слушали все эти истории, там, на кухне, сидел камердинер его светлости. Он сжал губы и, конечно же, молчал, но по блеску его глаз я поняла, что не очень-то все и преувеличено.

— Вы уверены, что мне можно не бояться этого хищного Лотарио? — спросила Друзилла.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — ответила Диана, — но говорят, что он совершенно околдован ее светлостью, да и она влюблена в него до безумия. В буфетной шептались, будто во время обеда она бросает на него томные взгляды и держит его за руку под столом, да и подавать им за обедом очень сложно — они слишком близко склоняются друг к другу.

— Да, хорошо, что хозяин в отъезде, — проговорила Друзилла.

— Вы правы, — согласилась Диана. — Мы все знаем, каким он бывает в гневе. Только вчера один кучер говорил, что его светлость теряет голову, когда впадает в ярость, — он не хотел бы повстречаться с ним ночью.

Друзилла засмеялась.

— О мисс Диана, какая вы смешная, — сказала она.

— Ой, я тут с вами заговорилась, — всполошилась Диана. — У меня еще куча дел, а я одна — Элен-то ушла спать. Спокойной ночи, мисс Морли, не забудьте запереть дверь.

— Обязательно, — ответила Друзилла, — спасибо вам за ужин.

Дверь за горничной закрылась, и Друзилла повернула ключ. Она увидела, что маркиз вышел из спальни, и встретила его озорной улыбкой.

— Ах ты, чертенок! — шепотом начал возмущаться маркиз. — Ты нарочно вызвала ее на этот разговор, чтобы поставить меня в неудобное положение! Они всегда так судачат на кухне?

— Конечно, — ответила Друзилла. — От них ничего не ускользает, даже то, что двое держатся под столом за руки.

— Проклятье! — воскликнул маркиз. — Я чувствую себя дураком.

— Помни, что они всего-навсего слуги и не достойны твоего внимания, — посоветовала Друзилла — А теперь, ради всего святого, уходи, а то тебя могут здесь найти. Ты же слышал, что случилось с мисс Лавлейс.

— Как я понимаю, она здесь работала до тебя.

— Меня наняли вместо нее, — серьезным голосом проговорила Друзилла. — Бедняжка, что с ней сталось? Ведь без рекомендаций почти невозможно найти новое место.

Маркиз подошел к двери и осторожно повернул ключ.

— Спокойной ночи, Друзилла, ты дала мне пищу для размышлений, — сказал он. — Ты меня еще увидишь.

— Что крайне меня разочарует, — сухо бросила Друзилла. — Единственное, что ты можешь для меня сделать, мой дорогой кузен, — это уйти.

Он улыбнулся, и ей пришлось признать, что он очень красив, — неудивительно, что многие женщины так беспечно рисковали ради него своей репутацией. Она слушала, как его шаги удалялись по коридору.

Заперев дверь, она возобновила работу. Бросив взгляд на поднос, который принесла мисс Медоуз, она увидела там крайне неаппетитного вида куриную ножку, кусок сыра и грубо нарезанный ломоть зачерствевшего хлеба.

Нечасто еда была так скудна и столь плохо сервирована, но сейчас в доме было много гостей, и кухарки и повара из сил выбивались, стараясь справиться с навалившейся на них работой.

И дело было не в числе гостей. Только сегодня мисс Диана сказала ей, что их всего человек двадцать пять. Но каждый из них привозил с собой горничную, камердинера, кучера, лакея, а иногда даже своего секретаря — вот и получалось, что прислуге приходилось работать от зари до зари.

Друзилла отложила вышивание и уставилась невидящим взглядом в стену. Но размышляла она совсем не о том, как трудно разместить и накормить всех гостей, и не о том, как невкусен принесенный ужин. Она думала о маркизе — он стал совсем другим, он так отличался от того юноши, которого она видела в последнюю их встречу.

Теперь же на календаре был 1802 год — значит, в то лето, когда они жили в Линче, ему исполнилось семнадцать, думала Друзилла, а она только что отпраздновала свой десятый день рождения.

В Линче он томился от скуки, так как из-за болезни его матери нельзя было устраивать вечеринки в их огромном особняке. Поэтому появление маленькой девочки, обожавшей его и следовавшей за ним по пятам, готовой быть у него на побегушках и, как он называл это, трудиться на пользу старшего товарища, очень обрадовало его.

Он постоянно поддразнивал ее, вспоминала Друзилла, потому что она была рыжей. «Пошли, Морковка», «Ты где, Рыжик?» — только так он и обращался к ней.

И ей это нравилось, она была счастлива, что ей дозволено следовать за ним по лесу во время охоты на голубей, она была горда, когда он разрешал ей нести его добычу.

Однажды он повез ее кататься по озеру и случайно перевернул лодку. Когда они выбрались на берег, Друзилла походила на мокрую курицу. Такой она и появилась дома.

Прячась от садовника, они таскали лучшие персики из оранжереи, а потом, сидя на солнышке, ели их, и сознание, что они добыли их преступным способом, делало персики особенно вкусными.

Он на спор заставил ее пройти по высокой кирпичной стене, но она не показала ему, как ей страшно, как она боится упасть и сломать шею.

Она скакала за ним верхом, наравне с ним брала такие препятствия, к которым она и близко бы не подошла, если бы не боялась, что он посчитает ее трусихой. Когда же ее отец оставил свой приход в Линче, она была в полном отчаянии, что больше никогда не увидит кузена Вальдо.

А теперь, размышляла она, он стал взрослым, он стал таким же, как все мужчины, которых она встречала после того, как осталась одна, — разодетый, пустой, тщеславный, интересующийся только погоней за женщинами и превращающий жизнь зависящих от него людей в ад.

— Я ненавижу его! — громко сказала она.

Он растревожил ее, он отнял у нее обретенное в этой классной комнате чувство покоя и безопасности — и слишком резко швырнул ее обратно в весь тот ужас, в котором она жила последние два с половиной года после смерти отца. И за это она возненавидела его еще больше.

По всей видимости, мир, в котором она очутилась, казался ей таким жутким только потому, что она выросла в тихом и спокойном доме священника. Она была чиста и непорочна, а внимание мужчин считалось не только неприятным, но и греховным. Ее не раз охватывал панический ужас, и в эти минуты ей казалось, что жизнь слишком страшна, у нее возникало желание наложить на себя руки. Но потом презрение к тем, кто обижал ее, давало ей новые силы, восстанавливало душевное равновесие и вдохновляло ее на борьбу с ними.

Как бы то ни было, но в замок ее привел совсем другой страх, заставивший умолять герцогиню дать ей какую-нибудь работу в ее доме. Ни одно бюро по найму домашней прислуги не желало брать Друзиллу на учет без рекомендаций, и она осознала, что однажды ей придется отдать себя в руки мужчины, который терпеливо ждал подходящего момента, чтобы заполучить ее.

— Лучше умереть, — не раз говорила она себе, пока наконец смерть не стала реальностью.

И она решила, что поставит все на карту и сделает последнюю попытку, отдав себя на милость герцогини. Это значило, что ей придется потратить все оставшиеся у нее деньги на билет в дилижансе, который и привез ее к воротам замка.

По счастливой случайности она оказалась там в тот момент, когда герцогиня уволила мисс Лавлейс, и некому было заменить ее. Друзилла честно рассказала герцогине о причинах, заставивших ее уволиться с работы.

Герцогиня тоже была откровенна.

— Я возьму вас, если вы, мисс Морли, четко уясните себе, что я не допущу никаких ухаживаний в моем доме. Ни его светлость, ни я не потерпим этого.

— Ничего подобного не будет, ваша светлость, — твердо заверила ее Друзилла.

И даже в эти минуты ее не покидало отчаяние при воспоминании о том, что происходило в тех домах, где она работала, — о мужчинах, тихо крадущихся по ночам в классную комнату.

О мужчинах, которые прятали ключ, чтобы она не могла запереться на ночь; о похоти, отражавшейся на их лицах в тот момент, когда она попадалась им на глаза; об их тянущихся к ней руках; об их губах, жаждущих ее губ; об их хохоте, которым они встречали ее сопротивление.

«Мужчины — я их всех ненавижу! — говорила она себе, — и Вальдо всего-навсего один из них!»

Друзилла вздохнула, так как поняла, что, если она немедленно не возьмет в руки иголку, платье герцогини так и не будет готово к утру. Вышивание, да и другая работа, которую должна была бы выполнять горничная, не входили в обязанности гувернантки, но однажды ее светлость обнаружила, как искусно шьет Друзилла, и на столе в классной стали появляться дополнительные задания.

А может, не раз в отчаянии размышляла Друзилла, это послужит для герцогини еще одной причиной, чтобы держать ее при себе.

Сейчас же у нее болела спина, и сердце продолжало учащенно биться, так как приход Вальдо вызвал у нее сильнейший страх, что его могут здесь обнаружить. Если бы хоть один слуга увидел, как он входит или выходит от нее, герцогиня — и это не вызывало у Друзиллы ни малейшего сомнения — узнала бы обо всем рано утром.

Все боялись шпиона ее светлости — Смотрителя комнат. Он читал надписи на промокательной бумаге, приставив листок к зеркалу, он шарил в мусорных корзинах, он подслушивал через замочную скважину. Очень немногое ускользало от его всевидящего ока, и обо всем, происходящем в доме, — даже о мелочах, — тут же докладывалось герцогине.

При этой мысли Друзиллу передернуло. Внезапно она почувствовала, что замерзла, и, пройдя в спальню, переоделась в ночную рубашку и теплый фланелевый халат. Она распустила пучок — и золотой водопад низвергся ей на плечи, на спину, окутав искрящимся золотым облаком.

Осторожно, чтобы не потревожить спящую девочку, она прошла через комнату, освещая себе путь свечой, взяла щетку для волос и вернулась в классную. Каждый вечер перед сном Друзилла сто раз проводила щеткой по волосам — так учила ее мама, — но сегодня она чувствовала себя слишком уставшей, а работы было еще много.

Она расчесывала волосы до тех пор, пока они не засверкали живым блеском, потом заплела их в косу и завязала зеленой лентой, отчего стала походить на школьницу.

Теперь она была готова приступить к работе, хотя беспокойство все не покидало ее. Она бросила взгляд на поднос и решила, что холодную курицу не стоит даже пробовать. Отрезав кусочек сыра и намазав хлеб маслом, Друзилла собралась было поужинать, но, почувствовав, что есть она не в состоянии, решительно переставила поднос, села за стол и стала прикидывать, сколько времени уйдет у нее на то, чтобы вышить оставшуюся часть каймы.

Она работала уже полчаса, когда внезапно услышала, что кто-то бежит по коридору. В классной царила полная тишина, поэтому громкий звук шагов сильно напугал Друзиллу, и она подняла голову. Шаги затихли около ее комнаты, в дверь постучали.

Друзилла окаменела. И тут она услышала шепот.

— Друзилла, это я, Вальдо. Ради Бога, открой.

Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что открывать не следует, и все же, почти против воли, она поднялась и подошла к двери.

— В чем дело? — спросила она.

— Впусти меня, умоляю. Прошу тебя, Друзилла!

Звучавшая в его словах настойчивость и на этот раз заставила ее не послушаться предостерегающего ее внутреннего голоса. Она повернула ключ. Вальдо поспешно распахнул дверь, чуть не сбив ее с ног.

— Быстро иди к столу, — скомандовал он. — Если кто-то войдет — я здесь уже целый час, и мы вспоминаем детство. Поняла?