– Разумеется.

– Дэр, ты знаешь, что я был бы счастлив видеть тебя членом своей семьи… – Саймон заставил себя договорить фразу: – Даже при том, что ты пристрастился к опиуму.

– Думаю, я скорее перережу себе горло, чем буду принимать опиум в Брайдсуэлле.

– Чепуха. Он есть даже у мамы в аптечке.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Это ежедневное осквернение.

Полдень был уже слишком близко. Тело и разум стали беспокойными, думать было трудно. Точнее, думать о чем-нибудь, кроме облегчения, которое могло принести чудовище. Дэр налил бренди себе и Саймону. Иногда оно работало как заменитель, на некоторое время.

– Я вернусь в Лонг-Чарт, как только Марлоу-Хаус будет готов, – сказал он. – Боюсь, что этот город не оказывает того действия, на которое я рассчитывал.

Саймон сделал глоток бренди, разглядывая друга с недовольством.

– А на что ты рассчитывал?

– Теперь я уже не уверен. – Бренди обожгло горло, отвлекая его мозг от назойливых мыслей. – Сбежать из места, где все только и делали, что заботились обо мне. Проверить свою способность быть с посторонними. Проверить контроль над собой там, где опиум можно достать на каждом шагу.

– И все это сработало.

Дэр осушил бокал и вновь наполнил его.

– Есть еще одна проблема.

– Какая? – спросил Саймон.

– Разве ты не заметил, как некоторые люди избегали нас после службы?

– Из-за Бланш? Это плохой знак.

– Из-за меня.

– Из-за опиума? Но это же глупо.

Бокал опять опустел, но наполнять его вновь не стоило. Ничего, кроме конфуза, это не принесет.

– Это и мое таинственное отсутствие. Моя близость с этой подозрительной женщиной.

– Какой подозрительной женщиной? Насколько известно свету, за тобой ухаживала почтенная бельгийская вдова.

– Многие удивляются, почему я так долго не давал о себе знать своей семье. Мне говорили, что я не помнил, кто я такой, все это время, но в это трудно поверить. Я начинаю задумываться, уж не узнал ли кто-нибудь, что моей спасительницей была Тереза Беллер. Слишком многие помнят ее кратковременное, но блистательное пребывание в Лондоне.

– Она заправляла лучшим борделем, который когда-либо видел этот город. Жаль, что я пропустил то время.

– Жалеть не о чем.

Саймон поморщился:

– Прости. Я знаю, сцена сошествия Николаса в ад. Но я не понимаю, как об этом могли узнать.

– Что оставляет нас с общим мнением, будто я не возвращался, потому что был совершенно счастлив, употребляя опиум. И это, если опустить понятие «счастье», совершенная правда.

Саймон взглянул на свой бокал и поставил его на стол.

– Разве ты не хочешь остаться в городе, пока мы не придумаем, что делать с Бланш? Совершенно ясно, что тут будет трудно что-либо предпринять.

– Какая от меня польза? – Дэр пожал плечами. – Хорошо, ладно… Сделаю, что смогу, пока я здесь. Повесы очень много для меня значат. Но мне пора. Это еще одна причина, Саймон. Периоды времени, когда я нахожусь в здравом уме, весьма ограниченны.


Маре совершенно не хотелось встречаться с братом, так что, сняв верхнюю одежду, она взяла листок бумаги с иероглифами и отправилась на поиски китайского друга Дэра. Днем найти нужную дверь оказалось намного проще.

Мужчина, открывший ей, был одет в красное монашеское одеяние и был совершенно лысым.

Но старым он не был, а по его росту и широким плечам можно было предположить, что он обладает немалой силой. Лицо его было широким, а узкие глаза пристально изучали девушку.

Мара отступила на шаг, ей стало не по себе.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил он.

– Я леди Мара Сент-Брайд. Я сейчас живу в этом доме.

– Мне известно об этом, миледи. Могу я вам чем-нибудь помочь? – повторил он.

Он не приглашал ее в комнату, да Мара вряд ли и согласилась бы туда войти, но стоять в коридоре тоже было несколько странно. Она протянула ему листок.

– Я получила вот это. Не могли бы вы перевести то, что здесь написано? Мне кажется, это на китайском. Вы ведь китаец?

Он взял записку из ее рук.

– Да, миледи.

Он обращался к ней, как того и требовал этикет, а вот она вела себя не совсем вежливо.

– Прошу прощения, сэр, но я не знаю, как к вам следует обращаться. Мистер Ян?

– Меня зовут Фенг Руюан, – сказал он, ничем не выказывая огорчения от ее ошибки. – У меня на родине первое имя является фамилией. Поэтому здесь я мистер Фенг.

Мара присела в реверансе.

– Благодарю вас, мистер Фенг.

Он улыбнулся и взглянул на текст.

– Кто написал вам это, миледи?

– Торговец.

– Вы обещали выйти за него замуж?

– Разумеется, нет.

– Тогда будьте осторожны. Здесь написано: «Сшей себе из этого наряд для нашей брачной ночи».

Лицо Мары вспыхнуло, и она выхватила записку у него из рук.

– Благодарю вас! Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому.

– Ни единой душе. Но это неподобающее письмо от любого человека, кроме вашего будущего мужа.

Он был прав, но ведь она обещала отправителю, что выйдет за него. Записка наверняка была от Дэра.

Мара поспешила в свою комнату, пританцовывая на ходу. Должно быть, Дэр узнал у Лауры или Серены, не было ли в магазине чего-либо, что ей понравилось, но она не купила. Самое замечательное было то, что он думал о свадьбе еще до того, как они покинули церковь. Она не заставляла Дэра и не заманивала его в ловушку!

Затем она вспомнила про Саймона. Ей все еще не хотелось встречаться с ним, так что она свернула записку трубочкой, запихнула в корсаж между грудей и проскользнула наверх, в детскую.

Ей нравилось общество Дельфи и Пьера – ее будущих приемных детей, да и нельзя же прятаться вечно. Она спустилась к обеду, готовая к битве, но трапеза прошла спокойно! Дженси болтала на какие-то повседневные темы, Саймон не заговаривал о помолвке, а Дэр не пришел.

Это ее немного огорчило, но она была уверена, что с ним все в порядке.

После обеда они отправились навестить Эллу с Джорджем. Мара наслаждалась обществом сестры, и ей нравилось играть с маленькой Эми, хотя это и напоминало о нежелании Эллы видеть детей Дэра.

Ничего, все изменится, когда они станут приемными детьми Мары. Никто в семье не будет мириться с подобным. Эта свадьба хорошо скажется на Пьере и Дельфи. Все полюбят Дельфи, а Пьер найдет себе много друзей среди мужской половины молодого поколения Сент-Брайдов.

Ее умиротворение было нарушено, когда в комнату вошел майор Баркстед. Она видела, что приходил лакей, чтобы доложить о прибытии еще одного гостя, но была занята переодеванием куклы с Эми и не расслышала имени.

Мара кинула быстрый взгляд на Эллу, которая подмигнула ей в ответ. Должно быть, его пригласил Джордж. Этот визит застал Мару сидящей на полу, и. она решила не покидать своего места, чтобы Баркстед не мог к ней подсесть.

Она изо всех сил старалась не замечать его, но он без устали засыпал ее вопросами. Когда разговор зашел о международных делах, он заметил:

– Благодати мира. Вы согласны, леди Мара?

Не поднимая головы от маленькой шляпки, Мара ответила:

– Мир всегда должен быть благодатью.

Разговор перешел на рыбу.

– Лично я предпочитаю шотландскую пикшу: А какая ваша любимая рыба, леди Мара?

Мара взглянула на него и соврала:

– Угорь.

Лицо майора осветилось улыбкой.

– Очень вкусно. Вам понравилась пьеса, леди Мара?

Нахал осмеливался напомнить ей о той записке.

– Мне она показалась глупой, – сказала Мара, вкладывая в слова особый смысл.

Он сморгнул.

– Возможно, вы предпочитаете трагедию. Несчастные любовники…

– Мне кажется, что история Ромео и Джульетты – это две молодые жизни, загубленные впустую…

– В самом деле, – перебила ее Элла. – Слава Богу, такие кошмары больше не происходят. Еще чаю, майор?

Баркстед позволил ей наполнить свою чашку, но не сводил глаз с Мары.

– Вы согласитесь, леди Мара, что в современном мире нельзя разлучать молодых людей, которые страстно любят друг друга?

Он говорил о них. Она постаралась сформулировать свою мысль так, чтобы она дошла до него.

– Да, майор. Страстно любящие друг друга люди должны лишь дождаться совершеннолетия.

– А до этого есть Гретна.

– Перестаньте говорить о таких непристойностях! – скомандовала Элла и твердой рукой направила разговор в мирное русло беседы о выставке скульптур из искусственного камня.

Мара вновь переключилась на маленькую Эми, но побранила себя за то, что позволила Баркстеду втянуть себя в разговор. Она просто не умела быть грубой. Но неужели он и вправду считал, что она спустится к нему с балкона по лестнице под покровом ночи и убежит с ним в Шотландию?

Она умоляюще посмотрела на Дженси, и скоро все они распрощались с Эллой. В карете Саймон усмехнулся:

– Еще один ухажер, Мара?

– Это еще одна причина, по которой я торопилась уехать от Эллы. Он считает, что влюблен в меня.

– Ну, это вполне нормально.

– Да, но при этом он уверен, что я влюблена в него! Он считает нас Ромео и Джульеттой, счастье которых готовы разрушить мои жестокие родители. Они запрещают мне выходить замуж за человека, живущего вдали от Брайдсуэлла.

– С чего это взбрело ему в голову?

Оставалось надеяться, что ее румянец примут за волнение.

– Он сделал мне предложение и не желал слышать отказ, так что пришлось предложить ему это объяснение. Так что теперь мы несчастные возлюбленные.

– Бедняжка Мара, – сказала Дженси, но было видно, что она еле сдерживает смех.

Мара надеялась, что на этом разговор закончится, однако Саймон добавил:

– Дом Дэра в Сомерсете. Почти так же далеко, как Нортумберленд.

Он заговорил как раз о том, о чем Маре даже думать не хотелось.

– Он собирается купить поместье неподалеку от Брайдсуэлла.

Тут она поняла, что они это никогда не обсуждали.

– Разумно, – сказал Саймон, – но ведь он может унаследовать герцогство.

– У Грейвенема два сына.

– Случаются и более странные события. Взять, к примеру, хотя бы то, как отец стал графом Марлоу. Кроме того, если с Грейвенемом что-нибудь случится, Дэр может счесть своим долгом вернуться в Лонг-Чарт, чтобы помочь в воспитании племянников, особенно если герцог умрет.

– Прекрати кликать беду! – возмутилась Мара.

– Но ведь это возможно, – возразил Саймон. – Что бы ты чувствовала в этой ситуации?

Долго думать ей не пришлось.

– Тогда я бы стала еще больше нужна Дэру.

Саймон кивнул, и спор был окончен.

– Скажи мне, я поступила неправильно? Он ведь действительно попросил меня подождать. Разве это не то же самое, что предложить руку и сердце?

– Не совсем, хотя он любит тебя так же сильно, как ты его. Но будь осторожна. Напряжение и стресс лишь усложняют его ситуацию. Чем скорее мы переедем в Марлоу-Хаус, тем лучше. Сейчас мы остановимся, чтобы посмотреть, как там продвигается работа.

Мара хотела возмутиться, она даже могла расплакаться в любой момент, но это не принесло бы никакой пользы.

До этого Мара видела лишь высокие стены, окружавшие дом, и кусочек греческого дома, мелькнувшего за воротами. При ближайшем рассмотрении особняк выглядел ничуть не лучше.

Здесь не было так холодно, как в Марлоу в Ноттингемшире, по отделан дом был в том же стиле. Он был классически красив и совершенно бездушен. Но его главный недостаток заключался для Мары в том, что как только в него можно будет переехать, ей придется покинуть дом Дэра.

Они зашли в подозрительную комнату – библиотеку. Она была обставлена более формально, чем библиотека в Йоувил-Хаусе. Вдоль стен протянулись нескончаемые шкафы с томами и одинаковом темно-синем кожаном переплете.

– Газом не пахнет, – сказала Дженси.

– Газ отключили несколько дней назад, – заметил Саймон. – Но я не уверен, что нам следует полностью избавляться от труб. Газ предоставляет отличный свет для чтения, а со временем его использование станет безопаснее.

Мара заметила, что Дженси колеблется.

– Но ведь утечка может произойти снова, – сказала она.

Саймон недовольно посмотрел на нее:

– Не может.

Но Дженси сказала:

– Мне становится не по себе от одной мысли об этом. Это все решило.

– Значит, мы от них избавимся, – сказал Саймон, подавив вздох. – Пойдемте. Раз уж мы здесь, то давайте осмотрим дом. Ты сможешь решить, где лучше использовать все купленные шелка. Хорошо бы сделать этот дом повеселее.

После экскурсии по особняку Саймон отправился наверх распорядиться по поводу труб. Мара и Дженси остались одни в холодной серо-белой гостиной.

– Эти комнаты достаточно большие для приема гостей, – заметила Мара.

– Не напоминай мне! – Дженси горестно вздохнула. – Саймон говорит, что мы должны устроить бал в честь Хэла и Бланш.