– К лорду Осборну? – Кажется, Джек говорил, что Дезире была любовницей дворянина. – Ясно. Это ее…

– Словом, вы меня поняли. – И хозяин постоялого двора опять расхохотался.

– Не уверен, что я готов беседовать с его светлостью…

– Он, конечно, граф, но такой учтивый джентльмен, что у него находится время для всех. Таких больше не сыскать. Утром первым делом ступайте в Осборн-Хаус, сэр, и скажите дворецкому, что вам к графу.

– Но у меня нет рекомендательных писем…

Мистер Тил заговорщицки подмигнул:

– А вы намекните про Дезире, и вас сразу примут. Ей-богу!


На следующий день Хардинг в наемном экипаже подъехал к особняку на склоне, холма. Всю дорогу он тревожился, не зная, примет ли его граф так неожиданно. Но попытаться все-таки стоило.

Вскоре лошади зацокали копытами по мощенной булыжником аллее, ведущей через ухоженный парк к елизаветинскому особняку. Еще до того, как возница остановился у каменной лестницы, двумя маршами ведущей к гигантской парадной двери, Хардинга прошиб пот. Какого дьявола он здесь делает? С какой стати решил лично представиться графу, да еще расспросить его о любовнице? Дурацкая затея. Но ради мисс Крэншоу он должен выдержать это испытание. Бог свидетель, девушка этого достойна – ласковая, обходительная, красивая… Она станет кому-то идеальной женой. Как ее милая тетушка. Хардинг остановился на второй ступеньке, подняв ногу и забыв поставить ее. Его осенило. Почему бы ему не жениться на миссис Брамбл? А Джеку – на Лайзе? Конечно, Джек в долгах, ему не на что содержать жену, но если бы он помирился с дедом. Господи, почему раньше ему это не приходило в голову? Хардинг надеялся, что мистер Фэрчайлд даст обет целибата и станет скромным сельским адвокатом, но, как выяснилось, напрасно. Лучший способ утолить плотские аппетиты мужчины – женитьба! Вот что настоятельно необходимо Джеку Фэрчайлду!

Исполнившись решимости, Хардинг взбежал по лестнице, перевел дыхание и постучал в дверь. Его впустили в холл два лакея в ливреях, навстречу гостю вышел мажордом – чинный, строгий с виду джентльмен, неудовольствие которого было ясно написано на худом лице со впалыми щеками.

– Чем могу служить, сэр? – снисходительно произнес мажордом, поджимая губы.

Хардинг смело улыбнулся и тут же смущенно одернул сюртук, который вдруг показался ему слишком коротким.

– Я хотел бы видеть его светлость… по личному делу.

– Понимаю. Будьте любезны оставить свою карточку, сэр. Сегодня граф не принимает.

– Да?.. – Хардинг прикусил губу и вдруг смело добавил: – Очень жаль. Видите ли, я насчет Дезире.

Губы мажордома по-прежнему были поджаты, брови нахмурены, но что-то в его облике неуловимо изменилось.

– Очень хорошо, сэр. Граф примет вас завтра ровно в час.

Этот момент крепко врезался в память Хардинга. Слово «Дезире» оказалось ключом, открывшим замок ящика Пандоры. Он вдруг почувствовал себя важной персоной. Небрежно согласившись на условия мажордома, он направился к экипажу, счастливый, как жаворонок в полете. Наконец-то Джеку Фэрчайлду повезло.

На следующий день Хардинг прибыл в особняк к назначенному часу. Его провели сначала в гостиную, отделанную в карминовых тонах, где ему пришлось подождать четверть часа, а потом – в бильярдную. Осборн-Хаус был выстроен первым графом Осборном, чтобы вместить многочисленную свиту королевы Елизаветы, в конце XV века. Этот дом, больше напоминающий дворец, был так огромен и настолько богато отделан, что Хардинг неприлично таращился по сторонам, разинув рот, и чувствовал, что у него уже кружится голова.

Никогда в жизни он не видел таких мраморных полов, дубовых панелей, искусных фресок, древних гобеленов и настенных росписей. Анфилада величественных покоев казалась бесконечной, все они содержались в таком безукоризненном порядке, точно граф с минуты на минуту ждал прибытия особы королевской крови. На стенах повсюду висели портреты благородных и серьезных людей с широкими ртами, худыми розовыми щеками и длинными носами – предков графа в пудреных париках, монархов в сверкающих коронах, епископов в высоких митрах, государственных деятелей, облеченных властью. Несомненно, за последние двести лет все эти люди побывали здесь. И вот теперь сюда попал Хардинг. С каждым шагом у него слабели колени, до бильярдной он едва добрел.

Громадная прямоугольная комната была полна занимательных вещей. На пушистом красном ковре стояли ломберные столы, секретер, столы для бильярда. Его светлость играл сам с собой. При виде графа Хардингу захотелось стать невидимым, но он напомнил себе, какая важная задача возложена на него, и застыл на пороге, пока чопорный слуга докладывал о нем.

– Милорд, к вам мистер Клейтон Хардинг, – объявил мажордом отчетливо, но негромко.

Граф склонился над шарами, внимательно изучил их расположение и сделал удар. Сухой треск столкнувшихся бильярдных шаров прозвучал неестественно громко. Граф пристально следил за шарами, пока они не остановились, удовлетворенно кивнул, выпрямился во весь рост и повернулся к Хардингу, легко опираясь на кий.

Этот человек с приятным аристократическим лицом в юности был, вероятно, дьявольски красив. С возрастом у него на щеках возникли глубокие вертикальные морщины – верный признак пристрастия к широким улыбкам. В медных волосах густо блестела седина, руки и лицо были усыпаны веснушками.

Граф выглядел холеным, но по-мужски, был одет в шелковый халат и домашние брюки. Он не боялся смотреть собеседнику в глаза и при этом излучал властность. Хардинг с трудом удержался, чтобы не потупиться.

Сунув руку в карман, граф вынул хрустальную табакерку, отделанную аметистами.

– Приветствую вас, мистер Хардинг. Не хотите ли понюшку? – дружески предложил он.

– Нет, милорд, благодарю. – Хардинг воспользовался случаем, чтобы перевести дыхание и переступить с ноги на ногу. – Этой модной привычки я так и не приобрел.

Граф задумался, кивнул и положил табакерку в карман, даже не открыв ее.

– Чаю? Надеюсь, чай вы пьете?

– Конечно, сэр. С удовольствием выпью.

Граф сделал знак хмурому мажордому:

– Распорядитесь, Хилари.

Отложив кий, он взмахом руки позвал Хардинга за собой к камину, где стояли два кресла. Усевшись и дождавшись, когда сядет гость, граф заговорил не сразу – прежде он долго вглядывался в лицо Хардинга.

– Признаться, мистер Хардинг, меня давно никто не спрашивал о Дезире.

Партия началась, и Хардинг понял, что должен вытянуть из собеседника как можно больше сведений, почти ничего не рассказав взамен. Граф не сводил с него умных, проницательных, но дружеских глаз.

Хардинг стойко выдержал его взгляд, и граф продолжал:

– Что вы хотите узнать о Дезире?

Хардинг прокашлялся.

– Сэр, я действую по поручению моего работодателя, мистера Джона Калхоуна Фэрчайлда, поверенного и внука лорда Татли.

Граф кивнул:

– Продолжайте.

– Мне почти нечего сказать, поскольку я знаю очень мало, но мистер Фэрчайлд хотел бы узнать о Дезире. Он поручил мне встретиться с ней самой и расспросить.

– Это невозможно. – Граф потер переносицу указательным пальцем.

– Милорд, я гарантирую полную конфиденциальность. Мне совершенно необходимо знать…

– Мистер Хардинг, Дезире умерла двадцать пять лет назад.

– …и если вы… – Хардинг разогнался так, что не сразу остановился, но вскоре до него дошел смысл последних слов. – Как умерла? Дезире нет в живых?

Граф кивнул и отвернулся к окну, за которым начинался моросящий дождь. В томительном молчании мажордом внес поднос с чайной посудой и поставил его на столик между креслами. В комнате слышалось только негромкое бульканье жидкости, наполняющей тонкие фарфоровые чашки. Мажордом молча ушел, граф очнулся от раздумий.

– Я был привязан к ней, – печально признался он, неторопливо отпивая из своей чашки. – Зачем она вам понадобилась спустя такой долгий срок?

Хардинг выпрямился.

– Видите ли, милорд, мистеру Фэрчайлду пришлось иметь дело с ее родственниками…

Услышав о родственниках, граф помрачнел:

– Какими?

Хардинг виновато пожал плечами:

– Пока не могу сказать, сэр, – это тайна. Но я постараюсь сообщить вам, как только смогу.

В глазах графа мелькнуло возмущение, но он согласно кивнул:

– Хорошо, мистер Хардинг. Я расскажу вам все, что смогу, Мне уже нечего терять. Дезире умерла двадцать пять лет назад – кажется, при родах. – Его голос зазвучал совсем тихо, – К своему стыду, об этом я почти ничего не знаю. Да, она была моей любовницей. Даже моя жена мирилась с ее существованием. Я поселил Дезире в Шеффилд-Кипе, одном из моих поместий в нескольких милях отсюда.

Дезире происходила из низших классов, была дочерью английского уличного торговца, но в юности прославилась в Париже как искусная куртизанка. Благодаря изумительной красоте она сумела возвыситься. Я встретил ее в Париже, влюбился и увез в Англию – в то время я еще был романтиком, способным на такие опрометчивые поступки. Без памяти влюбленный, я был готов жениться на ней, но отец подыскал мне невесту из нашего круга. Однако Дезире осталась моей любовницей, я по-прежнему любил ее.

Если не ошибаюсь, Дезире умерла, рожая моего ребенка. Девочку. У меня есть причины полагать, что наша дочь жива. Но найти ее я не могу. Кое-что я узнал из подслушанного разговора экономки Дезире. Она попросила расчет, когда поняла, что я разыскиваю ребенка. До сих пор она живет в городе, но больше не служит, и наотрез отказывается говорите со мной о своей покойной хозяйке.

Хардинг впитывал каждое слово.

– Мне известно, что экономка помогала Дезире при родах, а после ее смерти нашла девочке приют.

Хардинг быстро произвел подсчеты. Все это случилось двадцать пять лет назад. Значит, дочь лорда Осборна – ровесница мисс Крэншоу… Лайза Крэншоу!

Едва эта ошеломляющая мысль посетила секретаря, большие часы в углу пробили полчаса. Гулкие удары раздались так внезапно, что на миг у Хардинга онемели ноги, а лицо покрыла бледность.

– Сэру вы знаете имя своей дочери? – Секретарь жадно опустошил свою чашку. Чай успокоил натянутые нервы.

– Нет. Я ее никогда не видел. Только слышал, как миссис Холлоуэй шепталась о ней после смерти Дезире. Известию я был рад – у нас с женой не было детей. Если бы я нашел девочку, я признал бы ее моей дочерью и завещал ей состояние. Возможно, она даже не подозревает, кто она такая.

Хардинг чуть не поперхнулся чаем.

– Простите, сэр, как вы сказали? Миссис Холлоуэй?

– Да, экономка Дезире. А вы ее знаете?

– Понаслышке. Она писала родственникам Дезире.

Граф устремил на секретаря полный надежды взгляд:

– Вы думаете, среди этих родственников есть моя дочь?

– Я… не уверен, сэр, но может быть… – Хардинг медлил, хотя втайне был готов поручиться, что так оно и есть. Все сходилось. Миссис Холлоуэй пристроила ребенка Дезире в семью Крэншоу. И этот ребенок – Лайза. Очевидно, лорд Баррингтон узнал тайну, а Лайза пыталась уберечь приемных родителей от скандала. Неудивительно, что мисс Крэншоу безгранично доверяла миссис Холлоуэй! Только экономке она могла доверить свой секрет – что она незаконнорожденная дочь аристократа.

Лорд Осборн умолк, попивая чай, потом снова перевел на Хардинга проницательный взгляд.

– Я принял вас, мистер Хардинг, подумав, что вы знаете что-то о моей дочери.

Хардинг поставил чашку на блюдечко и с сожалением покачал толовой:

– Сожалею, милорд, хороших вестей я не привез. И не могу разглашать подробности дела: мой работодатель, поверенный, обязан по долгу службы соблюдать строжайшую конфиденциальность. Могу только сказать, что в Миддлдейле вдруг всплыло имя Дезире. Когда ситуация прояснится, мистер Фэрчайлд известит вас. И еще… я хотел бы увидеть портрет Дезире, если он у вас: есть. Может быть, мне удастся узнать вашу дочь по сходству с матерью.

– Вот он. – Граф указал на дальнюю стену комнаты. Хардинг увидел на ней еще один портрет – на этот раз поразительно прекрасной женщины. Полотно было небольшим, не более фута в высоту, и висело не в середине стены, а ближе к краю, словно оставляя место для другого портрета. – Подойдите поближе, посмотрите, как она была хороша, – предложил граф и повел Хардинга к картине.

Секретарь в изумлении воззрился на портрет. У женщины на нем была белоснежная кожа и темно-синие глаза необычного разреза. И белые волосы – Хардинг не сразу понял, что это напудренный парик, какие носили в те времена. Тончайшую талию подчеркивали корсет и покрой платья, женщина смотрела перед собой задумчиво и грустно.

– Она… изумительна, – неловко произнес Хардинг.

Он действительно уловил в Дезире сходство с Лайзой Крэншоу, но оставил эту мысль при себе.

– Да, Дезире была прекраснейшей из женщин. – Граф скрестил руки на груди и поднял брови, словно впервые осознал: смысл собственных слов. Заметив, что Хардинг с любопытством посматривает на пустую стену рядом с картиной, он объяснил: – Здесь висел еще один портрет Дезире, но его украли в прошлом году. Обе картины работы Томаса Лоуренса, который теперь знаменит. Его полотна резко выросли в цене.