В обычных условиях я остановила бы ее, но мои ноги кажутся ватными, как пудинг, и я боюсь, что сердце вот-вот выпрыгнет из моей груди, потому что стучит оно нереально сильно.

– Ах ты дрянь! – Джун хватает ее за плечи, словно собирается встряхнуть ее и оторвать ей голову. – Как ты могла это сделать? Ты понимаешь, что натворила?

Я давно не слышала, чтобы моя подруга так кричала. В прошлый раз это было, когда ее мать сказала ей купить косметику получше, потому что нынешняя, на ее взгляд, недостаточно хорошо маскировала недостатки, а ведь Джун, конечно, не хотела бы, чтобы другие видели ее отчасти «особенную» кожу. Разумеется, ее мать никогда не произносила это слово вслух.

На трясущихся ногах я направляюсь к Саре, но вместо того, чтобы кричать на нее или выдвигать ей обвинения, я аккуратно кладу руку на плечо Джун и осторожно оттаскиваю свою лучшую подругу от ее соседки.

– Все хорошо, Джун. – Это неправда, но все-таки мы знали, что так будет. В какой-то момент. – Пожалуйста…

Мой голос прерывается, когда она наконец отпускает Сару, и я вижу, как слезы катятся у нее по щекам. Ее рыдания пробирают меня до глубины души.

Сара в первый раз выглядит так, будто она сожалеет. По крайней мере, хоть немного. Ее губы слегка дрожат.

– Это за Райана, – шепчет она, и Джун громко фыркает.

– Черт возьми, Сара. Я не знала! Я объясняла тебе это и извинялась. Сотни тысяч раз. Когда ты наконец поймешь, что я никогда не хотела тебе зла?

– Мы ходили с ним на свидания, а ты спала с ним здесь, на этом гребаном диване. Мне не нужно ничего больше знать.

– Я понятия не имела, что вы встречались и были, грубо говоря, вместе! Проклятье! Я была не в курсе, что он тебе нравится, ясно? Это была всего одна ночь, только один раз. И для меня это ничего не значило.

Голос Джун срывается, слезы текут по ее лицу. Сара прочищает горло. А я наконец понимаю, что произошло между ними и почему они так сильно ненавидят друг друга.

– Сейчас это больше не имеет значения. Мы квиты.

С этими словами Сара поворачивается и исчезает в своей комнате. Она бросает нас одних посреди этой катастрофы, к которой она тоже причастна.

* * *

Моя дорожная сумка собрана, рюкзак тоже. Вещи ждут у выхода, и кажется, что я только что впервые постучала в эту дверь номер пятнадцать в корпусе «Б».

– Как это могло случиться?

Джун повторяет этот вопрос в сотый раз. И в сотый раз я не могу ничего ей на это ответить. У меня нет квартиры, нет комнаты, а деньги, которые у меня есть, нельзя тратить на мотель. Максимум на одну или две ночи, может быть, на неделю, но это сильно ухудшит мое финансовое положение. А что потом? Я не смогу доучиться даже до конца первого семестра, прежде чем обанкрочусь, и мне придется выбирать между убийственными кредитами и обратной дорогой домой – то есть тем, чтобы сдаться.

Я провожу холодными пальцами по шее. Мы больше не видели Сару с самого утра. Я не сержусь на нее. У меня нет сил на это.

– Надо идти. В любом случае мне пора в клуб. А после смены… после смены я посмотрю, в каком мотеле можно остановиться. По крайней мере, на сегодня.

Джун хватает со стола ключи и решительно надевает куртку. Ее глаза слегка покраснели от слез, но больше ничто не выдает ее внутренней истерики.

– Я пойду с тобой. Тогда, по крайней мере, тебе не придется тащить свою сумку в одиночку.

Я не спорю, и мы вместе добираемся до клуба со всеми моими пожитками. Мы не говорим об этом и вообще не разговариваем, и в нашем молчании кроется столько всего…

Когда мы подходим к двери, Джун останавливается и обнимает меня. В ее глазах снова стоят слезы, но на этот раз в моих – тоже.

– Я зайду еще попозже, ладно? И побуду с тобой немного в баре.

– Ты не обязана.

Джун строго смотрит на меня.

– Ладно, было бы здорово, если бы ты зашла, – признаюсь я, неуверенно улыбаясь. Я преодолею все это. У меня нет выбора. Потому что если я сломаюсь сейчас, то будет уже ничего не изменить. – Ты могла бы рассказать мне о Саре, не думаешь? – выскакивает у меня изо рта, и Джун печально кивает.

– Знаю. Если честно, я хотела забыть об этом. Это было прямо на третьей неделе первого семестра. Мы с Сарой не очень хорошо ладили с самого начала. Я не думала, что… – Джун не заканчивает предложение, но я и так понимаю, что она хотела сказать. То, что она не думала, что Сара все еще злится и что она окажется такой мстительной.

Я обнимаю ее и целую в щеку. Все нормально.

– Увидимся позже, – прощаюсь я, и, поскольку мы больше не знаем, что еще сказать или сделать, я просто иду на работу.

Какой хреновый день. И он еще не закончился. В данный момент мне кажется, что мои проблемы никогда не закончатся.

Натянув на лицо широкую и, надеюсь, правдоподобную улыбку, я здороваюсь с Сюзанной, которая идет мне навстречу, а затем с Джеком, потом бросаю рюкзак в шкафчик и захлопываю дверцу со всей силы, так что она тут же защелкивается. Я ставлю тяжелую сумку в угол рядом с мини-кухней, чтобы она никому не мешала.

Я должна пережить этот вечер. Хоть как-нибудь.

А потом и все остальные. Черт.

Я старательно отбрасываю эти мысли и связанные с ними страхи. У меня нет времени на нервный срыв. Я не могу опускать руки, не могу рисковать работой, позволив себе уйти со смены. И я не хочу, чтобы другие заметили, что со мной что-то не так. Поэтому я подготавливаю все вместе с Джеком, пока клуб не открывается и начинает наполняться гостями. Сегодня Луи работает с нами за большим баром, а Мэтт с Купером – за малым. Купер все еще избегает меня, и в этот раз я думаю, что это к лучшему.

Музыка веселая, громкая, энергичная – в противоположность моей жизни – и сегодня так много всего нужно делать, что в какой-то момент я забываю о том, что меня беспокоит. Я работаю, привычно делая то, что уже умею, – и это хорошо. Это дает мне чувство безопасности и успокаивает. Мои руки болят, капли пота стекают по вискам, и я вытираю их рукой, прежде чем принять следующий заказ.

Джун действительно приходила, но всего на час. Я не удивлена, что она захотела пойти домой. Этот день ударил по нам обеим. Тем не менее я рада, что она была здесь.

До сих пор смена проходила гладко. Джек помогает мне в чем только может, шутит и подбадривает меня, что сегодня чертовски уместно, но при этом он также дает мне свободу, и мне это нравится. Он считает, что я могу справляться сама.

Все хорошо, пока в один прекрасный момент я не погружаюсь снова в свои мысли – о жизни, своих перспективах, о том, что еще может пойти не так, – и не переживаю небольшую паническую атаку. Потом переливаю через край одно пиво за другим, приношу одному из гостей «Пепси» вместо водки, забываю вручить Джеку заказ на какой-то коктейль и, наконец, разбиваю даже не один стакан, а сразу два, которые со звоном приземляются на пол, и их осколки разлетаются во все стороны. Черт. Вот как много значит: отвлечься и потерять контроль.

– Я принесу метлу, – говорит мне Луи, и я благодарю его, собирая большие куски руками, чтобы никто не наступил, не поскользнулся и не получил травму.

Джек появляется передо мной.

– С тобой все в порядке, Энди?

– Прости. Я была невнимательной. Луи сейчас подметет.

Осколки собираются в небольшую кучку у меня на ладони. Я судорожно ищу их по полу, почти лихорадочно собираю их вместе и при этом смотрю на них как на символ того, что происходит сейчас с моей жизнью. Осколки, повсюду одни осколки…

– Это мелочи. Я спросил, все ли в порядке у тебя. На стаканы мне начихать.

И тут я чувствую, что порезалась, мою руку пронзает жгучая боль, из-за которой все куски стекла, которые я успела поднять, падают обратно, а на ладони выступают первые капли крови.

– Вот черт! Покажи мне. Лучше сходи промой. Ты найдешь аптечку в ванной комнате.

Я киваю, выпрямляюсь, и он быстро хватает кухонное полотенце, чтобы осторожно прижать к моей ране.

Когда я хочу уже пойти, Джек добавляет:

– После этого сделай десятиминутный перерыв, хорошо? Выпей глоток воды, достань себе из холодильника шоколадку, полечи нервы. Это пойдет тебе на пользу.

Он так добр, но я с трудом могу ответить ему, потому что слишком смущена. Поэтому я молча следую его совету, бросаюсь мимо Луи, который должен теперь убирать за мной, и спешу в ванную рядом с нашей комнатой отдыха, пока кровь течет по руке и пальцам. Такие порезы всегда сильно кровоточат и горят просто адски. Я торопливо открываю дверь, снимаю с ладони полотенце, как только кладу руку на раковину, которая сразу же становится красной. Дрожа всем телом, я включаю кран и подставляю рану под холодную воду. Порез не кажется опасно глубоким, но он очень длинный. К счастью, это левая рука.

Прежде чем подойти к аптечке на боковой стене, я засовываю полотенце в карман джинсов. В любом случае они и так уже запачкались кровью, еще пара пятен роли не сыграют. После смены я брошу их в стоящую в углу корзину для белья, содержимое которой Сьюзи раз в неделю относит в прачечную. Затем я выдергиваю несколько бумажных полотенец из держателя и прикладываю к порезу. Я должна не заляпать весь кафель, пока пытаюсь залатать себя.

Мои пальцы все еще дрожат.

Вдруг я слышу шум слива в туалете. И когда оборачиваюсь на звук, то думаю, что жизни нравится доводить меня до грани безумия.

12

Когда мой мир замирает, продолжает ли ваш крутиться дальше?

Купер

Что за… Я замираю, когда неожиданно вижу перед собой Энди, которая стоит и смотрит на меня своими большими, но уставшими глазами. Не говоря ни слова, она идет к аптечке, чтобы открыть ее, а я тем временем умываю руки. Энди игнорирует меня. Она поранилась? Я разрешаю себе бросить взгляд на нее, но она повернулась ко мне спиной, и так мне ничего не видно. Я подавляю свое растущее беспокойство и стремление немедленно броситься к ней, говорю себе, что это не мое дело и что я вполне могу оставаться абсолютно равнодушным.

Я должен был уйти, идиот. Но я этого не сделал. Нет. Когда я сушу руки, то замечаю кровь на другой раковине. Вместо того чтобы просто выйти, я подхожу к ней, снимаю повязки, которые она с трудом удерживает, и достаю из ящика йод. И то и то я опускаю к себе в карман, чтобы оставить руки свободными, и осматриваю Энди. Она выглядит довольно бледной. И теперь я вижу, в чем причина.

Я обхватываю пальцами ее запястье, отстраняя ее вторую ладонь, и убираю бумажные полотенца от раны, она молча позволяет мне это.

Кровоточит больше, чем я ожидал. Довольно сильный порез. Похоже, внутри него застрял небольшой осколок.

Я не могу не обратить внимание на то, какие у нее нежные и маленькие руки, почти миниатюрные, и я еле сдерживаюсь от того, чтобы не начать любоваться ими, ее мягкой кожей, изящной ладонью или тонким запястьем, на котором выделяются вены, так, что видно, как быстро у нее бьется пульс. Нервно сглотнув, я чувствую тяжесть в области живота и легкую дрожь во всем теле.

Это очень нехорошо.

Я пытался избегать ее, и теперь снова стою перед ней. Она как магнит, который притягивает меня и может скрываться за каждым углом, черт возьми.

Я снова залезаю в аптечку, где должно быть то, что я ищу. Ах, вот он. Пинцет.

Я медленно веду Энди к раковине. И стараюсь избегать ее взгляда, пока включаю воду, чтобы промыть ее рану.

– Что произошло?

Я не хотел ничего говорить, хотел просто уйти и оставить ее в покое. И что сейчас?! Видимо, я совсем потерял контроль над собой. Мысленно застонав, я зажмуриваюсь на пару секунд. Затем, держа ее руку под прохладной водой, я осторожно стираю кровь с краев пореза своим большим пальцем.

– Я уронила стакан и порезалась об осколки. Вот и все, что произошло. Не о чем говорить.

Ее голос звучит не так, как обычно, он не дружелюбный, но и не раздраженный или злой, не такой звонкий. Нет, он звучит так, словно у нее был по-настоящему паршивый день. Причем задолго до того, как стекло порезало ее кожу.

Ничего не отвечая, я беру пинцет, убираю ее руку из-под воды и наклоняюсь вперед, чтобы получше разглядеть осколок. Мне требуется две или три попытки, во время которых Энди негромко шипит, но наконец я достаю его.

Так же пинцетом я кладу осколок на край раковины и подставляю руку Энди под струю воды в последний раз, прежде чем закрыть кран и немного смазать порез йодом. Она морщится от боли, и мне приходится слегка удержать ее за руку, когда она инстинктивно одергивает ладонь.

Я разрываю зубами упаковку марлевых компрессов, вытаскиваю один и прижимаю его прямо к ее раскрытой ладони.

– Потерпи немного, – прошу ее я, затем достаю повязку, которую только что положил в карман.

– Я могла бы сделать это сама.

Ее голос все еще немного сдавленный, но на этот раз в нем появляются те резкие интонации, которые мне уже знакомы. Я снова разозлил ее. Она украдкой смотрит на меня из-под своих длинных черных ресниц, и я подавляю желание поправить ее очки, которые немного съехали, но которые идеально подходят ей. Или коснуться ее лица, обнять ее. Честно говоря, есть и другие вещи, которые я хотел бы сделать. Я хотел бы узнать, насколько мягкие эти губы, какие они на вкус. Издаст ли Энди тихий вздох и прикроет ли она глаза, если…