Я просто хотел держаться от нее на расстоянии, не думать о ней и как можно меньше видеть ее или встречаться с ней, не говоря уже о том, чтобы как можно меньше с ней разговаривать. И это очень даже хорошо получалось – пока она не переехала к нам.

Проклятый Мэйс! Я надеюсь, что когда-нибудь ему это вернется – и тогда, клянусь, я буду первым, кто посмеется над ним.

Как я должен теперь провернуть это держаться-от-нее-подальше, не ведя себя с ней как абсолютный мудак? На самом деле я хотел поступать немного менее отталкивающе в будущем, чтобы избежать этого и не выглядеть так глупо, но что я делаю теперь? Теперь я уже начинаю вступать с ней в настоящие разговоры. А это абсолютно не мое. Еще меньше я собирался так сближаться с ней и тем более подвозить ее в университет.

У меня есть ощущение, что я теряю контроль над ситуацией, и я не могу позволить себе сделать это. По крайней мере, не в данном вопросе и не когда дело доходит до других.

Особенно после того, как это случилось с Зоуи.

Все вечно утверждают, что я ничего не мог изменить. Что это не моя вина. Но какая польза от всех этих слов и заявлений, если это не так? Я был там. Я был в том же доме. Как, черт возьми, я могу быть невиновным?

Взволнованный и разозленный сам на себя, я тру ладонями лицо в надежде избавиться от переживаний, чувства вины и всех этих дурацких мыслей. С тех пор как появилась Энди, в моей голове возникла настоящая путаница из разных противоречивых чувств, тесно переплетающихся друг с другом, в которых я больше не могу разобраться.

Закрыть глаза, как я сразу же понимаю, было ошибкой. Потому что теперь я вижу перед собой улыбку Энди, затем то, как меняется выражение ее лица, когда она сердится. Как она морщит лоб, когда пытается сконцентрироваться, или морщит нос, когда ей что-то не нравится или когда она чувствует себя некомфортно. Я вижу ее в этой пижаме, от которой сводит глаза и в которой никто, кроме нее, не мог бы выглядеть мило. И то чувство, которое она вызвала у меня своим взглядом в тот первый вечер в нашей квартире, обрушивается на меня как лавина, заставляя мои зубы сжаться, и я внезапно открываю глаза.

Я смотрю вниз на землю, на гладкие камни у себя под ногами и пытаюсь, нет, заставляю себя больше не думать о ней. Кричащая в моих наушниках песня “Shake it out” группы Florence & The Machine[4] вызывает у меня тихий смех.

Боже, что я делаю? Этот вопрос не дает мне покоя. Слишком многое сдерживает и ограничивает меня, слишком многое убеждает меня, что я не должен делать то, чего хотел бы. Уже сейчас мне хочется защитить ее от всего, я слишком часто хожу вдоль бара и проверяю, все ли в порядке, и едва могу сосредоточиться на своей работе. Я представляю ее, тайно переставляющей стаканы в баре, когда она думает, что никто этого не заметит.

Все это уже становится проблемой.

Энди основательно укоренилась в глубине меня. Я должен прекратить это – и как можно скорее.

Я поднимаю взгляд вверх и смотрю по сторонам в надежде выяснить, не появилась ли Энди в поле зрения, чтобы я мог скорее покончить с этим, и осознаю, что она действительно здесь. Это заставляет меня застыть на мгновение. Джек возвращается вместе с ней, явно рассказывая ей что-то с энтузиазмом и с дикими жестами, и Энди смеется так громко и от души, что я начинаю улыбаться. Я немедленно вытаскиваю наушники из ушей, выключаю музыку и кладу все обратно в карман куртки, не сводя с нее глаз.

Я рад ее видеть. Проклятье. Это именно то, чего я не хотел. Как будто я уже забыл о том, что только что объяснил сам себе и в чем был с собой согласен. Я слишком хорошо это понимаю.

И мне не нравится, как близко к ней находится Джек. Чего он за ней увязался?

Соберись! Джек нормальный парень. Вы работаете вместе уже больше года. И он сейчас в отношениях.

Энди отводит взгляд от него, все еще смеясь, и, когда видит меня, останавливается и задумывается, в то время как Джек продолжает говорить с ней. А я просто стою и с комом в горле наблюдаю за ней, опустив руки в карманы, и, когда улыбка снова появляется на ее губах, я полагаю, что на этот раз она предназначена уже мне, а не парню, идущему рядом с ней.

Да пошло оно, это я-должен-прекратить-это-немедленно.

Глупость, безрассудство. Какой-то сбой системы, короткое замыкание. Я еще не готов. Нет, еще нет. Но мне все равно.

– Привет! – Я здороваюсь с ними и поднимаюсь на ноги, слегка оттолкнувшись от мотоцикла. Я скрещиваю руки на груди и грозно стою перед ними как какой-нибудь пещерный человек, уставившись на Джека.

– Извини, мне пришлось пойти в секретариат, у меня была к ним пара вопросов, и, поскольку Джун разговаривала со своим научным руководителем, Джек предложил проводить меня.

– О, это был сущий ад, – жалуется он.

– Я бы никогда не нашла его самостоятельно. Этот ваш секретариат как будто в каком-то Бермудском треугольнике. Ну, ты и сам это наверняка знаешь.

– Конечно, я, например, на первом семестре постоянно ходил мимо него и нашел его только через три дня. – Джек негодующе качает головой.

– Что, серьезно? – Мой голос сочится сарказмом из-за крепко сжатых зубов. Мать твою. Я должен успокоиться. Это же просто Джек. А Энди – это…

– Я, пожалуй, пойду.

Джек улыбается мне, но в его глазах есть что-то еще, и мне хочется стереть эту улыбку с его лица. Я не знаю, удивлена ли Энди таким внезапным прощанием, в любом случае она никак не показывает этого и лишь кратко обнимает его, а я собираю все, что осталось от моих хороших манер, и делаю то же самое.

– Увидимся в клубе на выходных! – кричит ему вслед Энди, и Джек улыбается в ответ:

– И через неделю! Не забудь.

Когда Энди поворачивается ко мне и неуверенно мнется передо мной, я все еще не могу выкинуть из головы то, что только что сказал Джек. Я чуть не накинулся на него с вопросом: «Ты назначаешь ей свидание?» Но вовремя сдержался. В этом нет ничего плохого. Джек действительно хороший парень.

– Прости, что тебе пришлось ждать так долго. Я могла бы сесть на автобус. Это не проблема.

– Не так уж долго. – Это не совсем ложь. В конце концов, время – штука относительная. – Что имел в виду Джек?

Ого. Это так бесцеремонно. Я не могу поверить, что спросил это. Как мне держать себя в руках, когда речь заходит об Энди?

– О, там будет вечеринка, у кого-то, кого он знает. Мы пойдем туда.

У кого-то. При этих словах все во мне сжимается, грудная клетка словно туго стянута чем-то. Энди пойдет на домашнюю вечеринку и… Подумай о чем-нибудь другом, Куп. Давай!

– Ладно, поедем.

Я отворачиваюсь, беру свой шлем и пытаюсь продышаться, чтобы избежать надвигающейся панической атаки. Шлем Энди висел у нее на рюкзаке, и на этот раз она надевает его сама, и у нее это неплохо выходит, хотя пару раз она кривит лицо и ей приходится поправить зацепившиеся за него волосы.

Я сажусь на мотоцикл, толкаю его вперед, чтобы убрать с подножки, и завожу двигатель. И дальше я жду Энди, которая тем временем осторожно проскальзывает на сиденье позади меня. Я со свистом втягиваю воздух, когда она касается меня, но при этом ее хватка едва ощутима. Сперва. Потому что уже через пару секунд она энергичным движением обхватывает руками мой живот. Я чувствую ее пальцы там, где куртка не закрывает свитер, потому что я забыл застегнуть ее – и, боже, определенно не стану делать этого сейчас.

Она прижимается ко мне, а я – к ней, и разумом я понимаю, что она просто держится, как любой благоразумный пассажир. Но тело уже пошло вразнос – мурашки покрывают меня с головы до ног, и кровь приливает к голове, словно я сейчас рискую своей жизнью. Страх тупо пульсирует у меня в висках.

Холод ее пальцев начинает проникать через мой свитер, но это не имеет никакого значения. Мне становится невероятно жарко. Пока я разгоняю байк и неторопливо направляю его в сторону от территории университета, я должен постоянно напоминать себе о необходимости сосредоточиться на дороге. Тем более что я еду не один, а еще и отвечаю за кого-то другого. Что особенно трудно, если именно тот, кого ты хочешь защитить, одновременно является тем, кто тебя отвлекает. У жизни всегда было отменное чувство юмора – жаль только, оно редко совпадает с моим.

По дороге я ловлю каждое ее движение, чувствую каждое малейшее шевеление ее пальцев, каждое скольжение ее голени или ее бедра. Животом Энди греет мне спину, ее грудь прижимается к моим лопаткам. Черт, почему я все время думаю об этом?

Из-за всех этих мыслей, которых я не собирался думать, и всех этих отвлекающих моментов я слишком резко торможу перед воротами, так что Энди рывком налетает на меня, и я рефлекторно тянусь левой рукой через сторону назад, чтобы удержать ее. Моя ладонь оказывается у нее на бедре.

Главное – продолжать спокойно дышать.

Мы слезаем с мотоцикла, я открываю ворота и, когда хочу поставить байк в гараж, с удивлением обнаруживаю там Мэйсона. Но когда я понимаю, что он делает, мое удивление испаряется и сменяется волнением и определенными подозрениями. Мэйсон особо не замечает нас, он стоит у своей лодки и с чем-то там возится. Только когда я ставлю мотоцикл на место и убираю шлемы на полку, он поднимает взгляд, и у него на лбу появляется заметная складка, пока он переводит взгляд с Энди на меня и обратно. Носок, помахивая хвостом, появляется из-за угла, видимо, Мэйс взял его с собой. Энди радостно поднимает пса на руки.

– Смотри-ка! Что ты здесь делаешь? – В ответ раздается короткий лай. Не знаю, что он хотел этим сказать. – Спасибо! Это очень мило, что ты не оставил его одного в квартире.

Мэйсон только кивает, при этом выглядит крайне напряженно и отстраненно. Что-то случилось, что-то должно было случиться. Он покачнулся, пытаясь схватить наждачную бумагу, и едва ловит ее.

Вот дерьмо, он что, пьян? Мэйс никогда не напивается, особенно в разгар дня. Кроме… О черт.

С собакой на руках Энди подходит к лодке и с любопытством осматривает ее. Очевидно, она не заметила ничего необычного в поведении Мэйсона или, если даже заметила, из вежливости не показывает виду. С осторожностью она проводит рукой по борту недостроенной лодки и восхищается тем, что Мэйсон успел сделать. Вообще-то лодку еще предстоит отшлифовать, пара досок еще недоделаны, потом надо будет покрыть ее лаком. Он работает над ней уже целую вечность.

– Выглядит очень круто, – замечает Энди, но тут Мэйсон начинает шуметь, пугая ее и Носка.

Он набрасывается на нее:

– Это полный отстой, ясно? Просто лодка. Убери руки и проваливай отсюда.

Я немедленно отстраняю Энди и загораживаю ее собой. Это всего лишь Мэйсон, и он стоит с другой стороны от лодки. Он даже не смог бы достать до нее, тем более в таком состоянии. Но, как он сам отметил: страхи не всегда бывают рациональны. И на короткое время я испугался, что он может причинить ей боль. Что я не смогу защитить ее.

Чертова хрень!

Я смотрю на Энди, которая, в свою очередь, глядит на Мэйса широко раскрытыми глазами. Собака прижимается к ее груди.

– Энди, – начинаю я тихо, чтобы привлечь ее внимание, – не могла бы ты подняться в дом? – Она не отвечает, поэтому я добавляю: – Пожалуйста. Мне нужно поговорить с Мэйсоном.

Не произнося ни слова, она выходит из гаража и выполняет мою просьбу. Когда я понимаю, что она уже достаточно далеко, я сосредоточиваюсь на Мэйсоне и делаю последний шаг к лодке, чтобы опереться на нее руками. Мэйс хмурится и избегает моего взгляда.

– Когда он звонил?

– Что? – бормочет Мэйсон, и наконец у него получается сфокусироваться на мне.

– Когда он позвонил тебе? Или он был здесь?

Выругавшись, друг отшвыривает от себя кусок наждачной бумаги и с остервенением трет глаза.

– Все в порядке!

– Не говори ерунды!

Страхи не всегда рациональны, верно. Но переживания тоже, и это Мэйс знает не понаслышке.

Я вижу, как он поддается.

– Он звонил час назад. Сказал, что я должен наконец взять себя в руки и что-то сделать с собой и что он действительно был очень терпеливым со мной все это время, – его язык заплетается, а последнюю часть фразы Мэйс смешно растягивает, – что у его терпения есть пределы и что он не может позволить мне испо… бросить тень на наше имя или что-то в этом роде. – Теперь Мэйс закатывает глаза. – Затем он сказал, что даст мне еще немного пожить моей никчемной жизнью, чтобы я мог вдоволь нагуляться. Очень мило с его стороны, не правда ли?

Отец Мэйсона – полный идиот. Который ни капельки не пытается понять своего сына. Я фыркнул.

– И когда он нажмет на стоп-кран?

– Понятия не имею. Как он говорит, я должен помнить о своем долге и обязанностях. И еще я должен приступить к управлению компанией не позднее лета следующего года.

Осталось меньше года, и на этот раз я чувствую, что старик настроен серьезно. Все это, несмотря на то что Мэйсон не учится – он зачислен в университет, но не посетил ни одного занятия.