Мануэл Карлус - Искупление

Она и не подслушивая была в курсе всего, что происходило в доме: хозяева-то слуг за людей не держат, говорят все что вздумается, не таясь. Раньше других поняла, что Изабел беременна и не хочет рожать. Потом сообразила, что с абортом дело не выгорело и со здоровьем у хозяйки не все в порядке. Видела, как Сейшас хочет ребенка, и очень ему сочувствовала. Вот и сообщала все, что могла.

– Добралась наша красавица благополучно. Будут новости, сообщу, – сказала она и повесила трубку.

Сейшас вздохнул с облегчением. До последнего мига он боялся, что у Изабел будет выкидыш, что она согласится на операцию, но раз легла на сохранение, значит, твердо решила иметь ребенка. Материнский инстинкт взял свое. Почему не сообщила? Потому что не уверена ни в чем. Но он-то уверен, что решение правильное, что врачи ей помогут. Теперь остается только ждать. Вот появится малыш, и отношения их наладятся. Изабел поймет, что в жизни главное. Оценит, что он был ей в жизни добрым другом, надежным спутником, а значит, будет и хорошим отцом.

Готовясь к тем большим переменам, которые его ждут в будущем, Сейшас с головой ушел в работу. Его друг и компаньон Мартинес был удивлен, с каким рвением Сейшас ищет новые договора, как поспешно выполняет их и берет новые.

– Жадность одолела? С чего бы? – поинтересовался он.

Сейшас только хмыкнул и ничего не стал объяснять. Он должен был доказать Изабел, что не хуже ее плавает в мире бизнеса, что они могут быть достойными партнерами, что и у него есть такая же железная деловая хватка. Он учился брать жизнь за горло. Почему-то это казалось ему сейчас самым важным.

Мартинес просто перестал узнавать своего друга: Сейшас всегда был человеком разносторонним – чего только не умел, чем только не увлекался. А тут…

– Да ты просто акула какая-то! – сказал он.

Сейшас довольно улыбнулся – да, именно так, он и хотел стать настоящей акулой, поджарой, крепкой, зубастой, и выгрызть свое счастье.

Хотеть-то он хотел, но вот получалось ли? Работал он много, но очень много и читал, накупив себе всевозможных книг по психологии, воспитанию, о детях и родителях. Он всерьез готовился быть отцом и с радостью входил в мир родительских забот и детства.

Благодаря будущему малышу мир повернулся к нему совсем другой стороной – он увидел вдруг витрины магазинов игрушек, детскую одежду, обращал внимание на коляски, манежи, велосипеды, постельки, коврики, кошек, птичек, собак…

До чего радостным и разнообразным оказался мир, куда входит маленький ребенок! Сейшас и сам почувствовал себя ребенком и с удовольствием прикидывал, в какие игры будет играть с маленьким сынишкой. А как будет любить и баловать дочку! Каких накупит ей кукол и зверушек!

Он позванивал Рите, выяснял, все ли благополучно у Изабел, и, узнав, что все вроде бы благополучно, шел и покупал очередного плюшевого бегемота или тигра.

         Когда Изабел передала, что через месяц ей понадобится помощь Лизы, Рита сказала Сейшасу, что ждать осталось недолго.

– Только если что, вы уж меня не выдавайте. Вы ее знаете, она мне голову снесет! – попросила Рита.

– Не бойся, не выдам. Меня-то ты тоже знаешь, – рассмеялся Сейшас. Он был на седьмом небе от счастья.

Сообщила Рита и Лизе, что Изабел ждет ее к себе через месяц, а куда, сообщит позже, просто билет принесут.

Лиза кивнула, она давно уже предупредила Эдуарду, что может срочно поехать к своей дальней родственнице, которая нуждается в помощи, и уже нашла себе на месяц или два замену.

Деньги ей были очень нужны. У Женезиу чем дальше, тем больше было неприятностей с магазином. Недаром Лиза так невзлюбила светлоглазую мымру, она и принесла им сплошные неприятности. Рекламу она создала, но такую скандальную, что вскоре поползли слухи, будто кружевные трусы – это только вывеска, за которой торгует наркотиками муж хозяйки, отсидевший по этому делу в тюрьме.

Милена то смеялась, то злилась. И старалась утешить Бранку, заявляя, что нечего обращать внимание на всякие глупости. Она даже запретила Зиле покупать для Бранки всякие низкопробные газетенки, и той приходилось делать это тайком, потому что попробуй ослушайся Бранку!

А сплетни все прибывали, они становилось все грязнее, и Бранка утром, нервно чертыхаясь, их прочитывала и даже вклеивала в альбом. Зилу она отстранила от этого занятия, как только оно приняло такой неприличный характер. Слуги не должны знать, что говорят об их хозяевах.

Сама она теперь немного ходила или передвигалась в инвалидном кресле, куда ей помогал перебираться зять, а перебравшись в него, читала про зятя всякие гадости. Вырезки она делала для суда, собираясь привлечь гадину-журналистку к ответственности. Днем кипела от возмущения, а ночью мучилась угрызениями совести. Кто, как не она, породила эту клевету? И вот теперь ее ядовитое облако окутало всю ее семью. Того и гляди, их всех задушит. И во всем виновата она, Бранка, которая только и делала всю жизнь, что пеклась о благополучии своей семьи…

Наступало утро, и Зила вновь приносила Бранке ворох газет – отравленные плоды, семена которых сама Бранка когда-то посадила в почву и которые должна была теперь изо дня в день пожинать.

Если бы Нанду мечтал отомстить своей теще, то лучшей мести он бы не мог придумать. Но он и не помышлял о мести, когда придумал для Бранки занятие с вырезками. Он представлял себе, как будет приятно теще читать про успехи Милены. Ведь тогда дела у нее только-только пошли в гору.

Но Фернанду и сейчас не подозревал, как мучается Бранка, читая газеты с гнусными измышлениями, потому что Милена ничего ему не говорила. Ей хоть и было противно, но она не придавала большого значения всей этой низкопробной ерунде. А он сам он не читал подобных газетенок.

А Женезиу, который тоже их читал, клял себя за неразборчивость в знакомствах и доверчивость.

– А я тебе говорила, что она просто настоящая дрянь! – горячо говорила Лиза. – Это у нее на лице написано! И любому нормальному человеку видно.

– А я что, по-твоему, ненормальный? – спрашивал Женезиу, поднимая голову, которую до этого покаянно опустил.

– Нормальный. Только в делах ни черта не смыслишь. Вот увидишь, выгонит тебя Милена! Я бы на ее месте выгнала.

Женезиу опять виновато понурился, а Лиза засмеялась. Ну как можно на него, такого сердиться?

Когда он смотрит влюбленными глазами? Ждет, что она ему посоветует? Готов слушаться, будто младенец?

А чем она могла ему помочь? Что посоветовать? Вот будут у нее деньги, она поможет ему продержаться, когда его выгонят… Но на его месте она бы и сама ушла.

После сомнительных намеков в бульварных листках в магазине появилась еще более сомнительная публика. Но доход возрос. Хотя Милену он не радовал, ей совсем не хотелось доходов от дурно пахнущей репутации. Но и в панику она не впадала, а со свойственной ей энергией и собранностью искала выхода.

С Нанду она пока своими заботами не делилась. Он проходил сложнейшие отборочные испытания в Обществе спасателей. Она чувствовала: муж хочет окончательно перейти туда на работу, и понимала, как ему важно пройти их благополучно.

Милена желала Нанду победы и боялась за него. Но решение и желание Нанду было важнее, чем страхи, поэтому Милена боролась не с мужем, а со своими страхами.

– Я что-нибудь придумаю, непременно что-нибудь придумаю, – твердила она себе. – Помогай мне, папочка, помогай! Ты всегда помогал мне, помоги и на этот раз!

У Сезара всегда улучшалось настроение, когда он получал от Эдуарды очередное письмо. Он радостно показывал его Аните, и поначалу она очень расстраивалась. Ей все казалось, что Эдуарда вновь вторгается в ее жизнь, что она посягает на Сезара. Но как только она стала вникать в то, что заботило Эдуарду, и забыла о своих ревнивых мыслях, ей стало легче. Она увидела, как та любит малышей, как ответственно относится к своим обязанностям и если спрашивает у них совета, то только потому, что доверяет им. Эдуарда всегда писала им обоим, интересовалась делами Аниты тоже, и Анита мало-помалу успокоилась.

Поняла она и другое – письма озабоченной своими материнскими хлопотами Эдуарды окончательно избавили Сезара от чувства вины по отношению к ней. Его радовало, что и она, и Марселу так по-хорошему справились с той серьезной травмой, которую нанесла им жизнь.

Зато Анита не понимала, что Сезар ищет выхода и для них тоже. Хочет натолкнуть ее, Аниту, на мысль, что в жизни есть самые разные выходы и ни одна из ситуаций не бывает безнадежной.

Этого Анита пока не слышала. Упорно и фанатично старалась она справиться с природой, которая столь же упорно не желала ей дать ребенка. Но пока все ее усилия оставались по-прежнему тщетными.

Большое умиление вызывала у Аниты пациентка, которой они с Сезаром занимались вот уже несколько месяцев. Она часто ставила сеньору Изабел Лафайет в пример другим своим подопечным. И неудивительно. Мало было таких целеустремленных и пунктуальных женщин, которые неукоснительно выполняли все рекомендации врачей.

Стоило ее какой-нибудь пациентке расслабиться, закапризничать, она говорила:

– Посмотрите-ка на сеньору Лафайет, вот кто никогда не будет жаловаться и капризничать! Вот кто прекрасно родит и у кого будет здоровье, чтобы растить своего малыша!

Нельзя сказать, что призывы Аниты помогали кому-то подтянуться. Чужая подтянутость воздействует как укор. Сеньору Лафайет в клинике недолюбливали, и Анита не могла понять почему. Врачи любят трудолюбивых пациентов, а Изабел трудилась на совесть.

Она неукоснительно выполняла все требования и рекомендации, она хотела выйти из клиники здоровой. Раз уж случилось так, что она вынуждена тратить время на свое здоровье, то она хотела потратить его с пользой.

Сезар и Анита вели Изабел бережно и внимательно. Как счастливо они переглядывались, когда очередное УЗИ показывало улучшение. Анита даже отвлеклась от своего лечения, занимаясь лечением Изабел. Опухоль понемногу рассасывалась, и эти совместные победы наполняли Аниту счастьем. Она словно бы вынашивала вместе со своей пациенткой ее ребенка, радовалась вместе с ней их каждому удачному совместному шагу.

И все-таки опухоль настолько искажала картину, что с полной уверенностью врачи не могли судить о состоянии младенца.

В один прекрасный день, выслушивая живот Изабел, Анита с полной отчетливостью услышала биение второго сердца. Неужели двойня? Двойня совсем по-иному объясняла искаженную картину УЗИ.

Анита побежала к Сезару. Они провели дополнительные исследования. Похоже, что так оно и было.

Когда они сообщили новость Изабел, то она проявила живейшую радость, которая необыкновенно растрогала Аниту.

«Какая необыкновенная женщина, – думала она, – мужественная, умеющая добиваться своей цели!»

В этой своей оценке Анита не ошиблась: Изабел всегда шла к намеченной цели, и иногда напролом.

На этот раз ее радость объяснялась совсем не чадолюбием: у нее появилось дополнительное основание надеяться, что исход ее затяжной болезни будет благополучным. Хотя под благополучием она понимала совсем иное, нежели Анита или Сезар.

Во что бы то ни стало сохранить себя в форме – вот было девизом Изабел на протяжении всего этого времени. Она плавала, много ходила, делала специальную предписанную ей зарядку.

Сшитые из шелковистых струящихся тканей платья-балахоны удачно скрадывали растущий живот, и Изабел с удовольствием любовалась загорелой подтянутой женщиной, которая смотрела на нее из зеркала. Она ничуть не была похожа на ту измученную страхом, с тенями под глазами истеричную страдалицу, которая приехала в эту клинику.

С каждым днем Изабел все с большим нетерпением ждала часа своего избавления. Она была полна энергии и желания как можно скорее отделаться как от своего теперешнего состояния, так и от его результатов.

Она сообщила Рите, когда ждет к себе Лизу, и уже получила от Лизы согласие на приезд. Ждать становилось все тягостнее. Последние недели беременности никому не даются легко – неудобно спать, тяжело ходить. Но и с этими трудностями Изабел справлялась мужественно, воодушевленная надеждой близкого избавления.

Анита с Сезаром долго решали, делать или не делать сеньоре Лафайет кесарево сечение.

– Изабел такая необыкновенная женщина, – настаивала на своем мнении Анита, – что вполне может родить сама.