Дайкен Рэйчел Ван - Искупление

— Спасибо, — я кивнула и ушла, потому что не знала, что еще сделать. О крике не могло быть и речи, так как обрести голос было почти невозможно.

Во что он вовлечен?

В какой лжи я жила?

И главный вопрос... Я бы закончила, как Галина, если бы осталась с отцом?

Всему свое время.

~ Русская пословица

Николай

Галина была больна, очень больна. Штамм сифилиса долгое время пребывал в ее теле в состоянии покоя. Новый штамм распространился в публичных домах, заразив, по крайней мере, четырех девушек, убив двух из них, хотя их смерть не была вызвана болезнью, по крайней мере, не полностью.

Я не мог помочь ей. Я мог бы назначить ей антибиотики, провести процедуры с моей сывороткой, но инфекция уже ослабила ее сердце. Этот новый штамм становился все менее и менее восприимчивым к любому виду лекарств. Меня беспокоили две вещи: сохранить болезнь и сдерживать ее проявления, а также быть уверенным, что я остался вне поля зрения Петрова, чтобы у меня было больше времени для ее изучения. Если она и дальше будет работать с остальными девушками, очередная доза героина или какой-нибудь другой наркотик, который они давали девочкам, чтобы удержать их, могла остановить ее сердце. Я не видел никаких следов, и это меня беспокоило. Это был самый дешевый способ ввести человеку наркотик. Он перешел к чему-то еще? Или он просто ставил внутривенно катетер и таким образом вливал наркотики? Больной ублюдок.

Я вытер последние остатки крови и постарался не думать о том, что увидела Майя. Теперь ее уже не остановить, не помешать всплыть на поверхность остальным воспоминаниям. Странно, что одно из первых ее воспоминаний было связано с детством, а не самым травмирующим переживанием в ее жизни.

Галина издала тихий стон, приходя в сознание.

— Ник?

— Галина, — огорченный, я натянуто улыбнулся. — Мне нужно, чтобы ты двигалась очень медленно. Ты больна. Организм ослаблен.

— Скажи мне то, чего я не знаю.

Вздохнув, я снял перчатки и вымыл руки. Мое тело напряглось от отвращения, пока я боролся с совестью, чтобы сделать ей предложение, которое делал каждому пациенту.

— Как долго? — спросила она.

— Я не могу точно сказать, но твое сердце может остановиться, если они увеличат дозу наркотиков… Это может произойти сегодня вечером, когда ты будешь работать, или спустя месяцы. Все, что я знаю, что это, в конце концов, случится.

— Я доверяла ему.

В животе все сжалось.

— Он был мил со мной, когда умерли мои родители, понимаешь? Всегда приносил еду в дом моей бабушки. Он даже купил мне красный велосипед, такой же, как у его дочери. Он обращался со мной, как с дочерью. Я выросла, обожая его, а потом... Когда бабушка умерла, у меня ничего не осталось. Мне было всего пятнадцать.

Черт возьми.

— Он сказал мне, что у него есть бизнес, но нанимать кого-то столь молодого было незаконно, поэтому мне пришлось заключить контракт и молчать. Но деньги… — ее улыбка не выражала эмоций, — ...было невероятно. Я зарабатывала больше, чем могли мечтать мои родители... Я влюбилась в эти деньги, а когда начала себя ненавидеть, они держали меня там с помощью наркотиков.

Она устало опустила голову.

— Галина, ты знаешь, о чем я хочу тебя спросить.

— Да, — прошептала она.

— У тебя есть выбор. Ты можешь выбрать, как умрешь.

Почему мне было трудно произносить ей эти слова... предлагать умереть с честью? Возможно, в этот раз, впервые в своей жизни, я сомневался, был ли этот выбор в моих силах? Идти против пожеланий моей семьи, против Жак, казалось, просто требовало больше хлопот, чем того стоило. Кроме того, по крайней мере, она больше не будет жить в страхе.

— Ты это сделаешь? — спросила Галина, удивляя меня.

Быстро кивнув, я дал выписанную ей бутылочку с таблетками, которые, судя по всему, выглядели как морфий, но на самом деле являлись плацебо — сахаром и пудрой. Затем я проводил ее до двери.

— Готова? — рявкнул на нее новый охранник.

— Она чиста, но мне нужно было прописать ей обезболивающее. Пусть Петров знает, что ей нужно вводить тот же наркотик, что он ей давал, но не удваивать дозу, иначе это убьет красотку.

Мужчина схватил рецепт и кивнул.

— Другая пациентка? — спросил я, оглядывая темный переулок.

Он закатил глаза.

— Она зашла в клинику несколько часов назад, с тех пор не выходила, и я не могу дождаться, когда посажу ее в такси или дам снотворное.

— Я видел только Галину.

— Пожилая женщина подошла и схватила ее, сказала, что вы все сделаете.

— Верно, — меня охватил озноб. Жак никогда не делала этого раньше, она знала, что это не соответствует правилам, знала, что произойдет, если Петров узнает о ее причастности и о том, как мы управляем бизнесом.

— Завтра в то же время, доктор, — дверь машины захлопнулась.

Я медленно вошел в здание и обыскал каждый кабинет на наличие пропавшей девушки.

Ничего.

Лампы были выключены, но компьютер все еще работал. Я подошел к нему, чтобы проверить имена, но только одно было в списке — Галина. Кем, черт возьми, была другая девушка? И где она?

Перед глазами все поплыло. Пришло время вернуться домой, но сначала мне нужно поговорить с Жак и сказать ей, чтобы она больше никогда не вмешивалась в мои дела. Последнее, что мне нужно, это потерять еще одного члена семьи.

Чтобы предотвратить преступность в центре города, правоохранительные органы

удвоили полицейские патрули в вечерние часы.

~ «Сиэтл Трибьюн»

Майя

Жак взглянула на мое бледное лицо и жестом приказала следовать за ней к двери.

— Николай сказал, что ты можешь забрать меня… — мой голос не переставал дрожать. Черт возьми! Что со мной не так?

— Конечно, милая, — сказала Жак мягким тоном, как раньше. Я сразу почувствовал себя комфортно, когда мы оказались в ее черном «Бьюик Энкор». Хоть я и дрожала, мне не было холодно. Мы ехали в полной тишине в течение нескольких минут, затем Жак начала напевать, и это было... жутко. То, что она ничего не говорила… Я открыла рот, чтобы что-то сказать, когда она потянулась и схватила меня за руку, ногтями впиваясь в мою кожу.

— Теперь ты знаешь.

— Знаю? — переспросила я. — Что ты имеешь в виду?

Я попыталась вырвать свою руку, но она была чудовищно сильной для своих шестидесяти лет.

— Что он делает, дорогая, — ее слова были приятными, однако голос был пронизан... горечью, злостью и болью. — Он работает с девушками, которые раздвигают свои ноги, вот почему его исследования так хороши. Ты никогда не задумывалась об этом? Он единственный в своем роде доктор, который изучает болезни таким способом, кто может использовать свои собственные лекарства, не одобренные «Управлением по контролю за продуктами и лекарствами США». Теперь важно то, что ты сделаешь с этой информацией.

Наконец, она выпустила мою руку. Я потерла ее и отодвинулась так далеко, что дверь и ремень безопасности впились мне в поясницу.

— Я никогда его не предам.

— Хорошо, — кивнула Жак. — Иногда, однако, обещаний недостаточно. Кто знает, что ты сделаешь, если твой отец будет угрожать твоей жизни?

— Мой отец... — я сохранила свой голос равнодушным, — ...меня это не волнует. Поверь мне, я последний человек в мире, о котором он заботится.

— Ложь, — фыркнула Жак.

Черт возьми, она была сумасшедшей! Знал ли Николай об этом?

Я опустила взгляд на свою руку и нахмурилась. На том месте, где Жак схватила меня за руку, остался окровавленный отпечаток ее руки.

Мы подъехали к зданию, и я спокойно открыла дверь, поблагодарила ее и направилась к лифту так быстро, как только могла, нажимая кнопку сильнее, чем нужно.

— Давай, давай.

Я несколько раз топнула ногой, и когда двери действительно открылись, у меня чуть не случился сердечный приступ, когда из лифта вышел человек и протиснулся мимо меня.

Я была смешна. Сейчас я выглядела как потерянная девственница из фильма ужасов, которая бежит вверх по лестнице, вместо того, чтобы спускаться вниз, или прячется в подвале. Это была Жак, она много лет работала с Николаем.

Как только я выпрямилась, собираясь зайти в лифт, кто-то схватил меня за плечо. Я обернулась и закричала. Жак отступила, ухмыляясь одними губами, пока болтала передо мной моим клатчем.

— Я решила, что тебе нужны твои вещи.

— Извини, — я прижала руку к груди, а другой схватила сумочку. — Я какая-то нервная сегодня вечером.

— Я заметила, — ее улыбка стала шире. Она наклонила голову, кивнув мне, прежде чем вернуться к заведенной машине.

Ее руки были чисты от крови. И когда я глянула на свою руку, на ней остался лишь слабый след красного цвета. Неужели я все это вообразила? Или она действительно была сумасшедшей?

К тому моменту, как я попала на свой этаж и в квартиру, мои нервы были на пределе. Я заперла дверь и дважды проверила замки. Как только это было сделано, я подошла к холодильнику, вытащила бутылку охлажденного вина и начала пить прямо из горлышка. Спустя десять минут в дверь постучались.

— Кто? — спросила я, надеясь, что мой голос будет звучать спокойно.

— Николай.

Безопасность.

Мой разум шептал это слово снова и снова, пока я, наконец, не сделала два шага к двери, открыла ее и впустила его внутрь. Он выглядел чертовски сексуально. От темных кругов под глазами до белой рубашки, выпущенной поверх брюк. Николай взглянул на бутылку с вином, взял ее со стойки и начал повторять то, что делала я, — пить прямо из горлышка.

— Как она? — спросила я, присоединяясь к нему на белом кожаном диване и поджимая ноги под себя, в то время как он вручил мне обратно мою бутылку. Я сделала глоток и стала ждать. Он проверил свои часы, что было весьма странно, затем встретил мой пристальный взгляд с холодным равнодушием.

— Через сорок две минуты она будет мертва.

Я ахнула. Он забрал бутылку из моей руки и сделал, по крайней мере, три длинных глотка.

— Ты... убил ее?

Николай засмеялся — засмеялся так, словно я пошутила.

— А ты как думаешь?

Я с трудом сглотнула и покачала головой.

— Я действительно не знаю, что думать.

— Что я нажал на курок? Остановил слабое сердце?

Он тихо выругался, проводя руками по волосам. Движение вышло таким долгим, что я рассеянно заметила на его затылке вьющийся завиток. Мне это понравилось; благодаря этому он выглядел менее идеальным, более человечным. У него был красивый профиль, тот, за который, я думаю, художники могли убить, лишь бы запечатлеть или выковать его. Я потянулась и коснулась его лица. Николай закрыл глаза, как будто мое прикосновение успокоило его, а затем положил руку на мою, нежно удерживая ее — не проявляя грубости, которая была во время пятичасового перелета.

— Ты можешь прикасаться ко мне? Смотреть на меня? Даже после того, что увидела сегодня.

— Ты помог им, — сказала я тихим голосом. — Или помогаешь...

— Помощь... — он выделил слово. — Такое слабое, неприятное слово, с такими несметными значениями, что я больше не понимаю его смысла. Возможно, я никогда этого не понимал.

— Уже пьяный? — пошутила я.

Он улыбнулся напротив моей руки. Затем, когда я убрала руку с его лица, он сжал мои пальцы в своих.

— Ты важна для меня, надеюсь, ты это знаешь.

— Да, — прохрипела я, — думаю, что знаю.

Он ласкал мою руку, а затем нахмурился, заметив и осмотрев следы от ногтей Жак, оставленные на моей коже вместе с кровью, которую я еще не смыла.

— Что это? — его холодный голос вогнал меня в состояние ужаса.

Я попыталась отстраниться.

— Ничего.

— Майя, — прорычал он, — кто, черт возьми, осмелился поднять на тебя руку? — его голос был полон ярости, глаза полыхали гневом. — Расскажи мне. Сейчас же.

— Жак, — проговорила я слабым голосом. — Похоже, она просто... сорвалась в машине, она сначала угрожала мне, а затем не отпускала меня... Думаю, возможно, она слишком перенапряглась или что-то в этом роде, потому что весь вечер вела себя странно... А ведь сначала была такой милой. Я просто…

Николай прервал меня поцелуем, с силой прижимаясь ко мне губами, отчего я упала на подушки дивана. Его теплое тело испепеляло меня своими прикосновениями, но все же странным образом утешало. Когда мы остановились, чтобы отдышаться, он сжал мой подбородок, заставив взглянуть ему прямо в глаза.