Шейла, моя помощница, высокомерно осмотрела меня, затем покачала головой и схватила сумочку.

— Часа будет достаточно, — я открыл дверь для нее, чтобы выпроводить и услышать стук каблуков по мраморному полу. Как правило, она брала перерывы, когда Петров был в здании. Я не хочу, чтобы она задавала вопросы, и чертовски уверен, что ей не нужно знать о происходящем, чтобы не подставить не только себя, но и всю компанию.

Я достиг двери кабинета и открыл ее.

Звуки классической музыки наполняли комнату. Отличный запах дорогих сигар и моего лучшего виски смешались с знакомым запахом Петрова. Он сидел за моим столом, словно владел чертовым миром, и вертел сигару между пальцами.

— Как все прошло? — спросил он.

— Как мы и ожидали, — я подошел к бару, налил себе полный стакан виски и сел на диван, показывая ему, что от его визита мне ни тепло, ни холодно, хотя в глубине души мне было интересно, сдержит ли он свое обещание.

— Хорошо, — он встал. — Я волновался.

— Ерунда, — я глотнул виски. — Попробуй еще раз.

Он раздвинул губы, обнажая белые зубы, и в комплекте с бледностью лица и темными волосами улыбка вышла зловещей. Петров был крупным мужчиной, вел праздный образ жизни, и это отразилось на его теле — он не мог носить костюм, кроме как сшитый на заказ исключительно для его большого тела.

— Разве отец не может беспокоиться за свою дочь?

Я сжал губы, чтобы не оскорбить его, и встал. Что насчет другой его дочери? Та, что сейчас умирает от рака? Он ухаживает за ней? Просто думая об Энди, мне захотелось заехать кулаком по высокомерному лицу этого человека, но сейчас не время действовать, еще нет.

— Итак, теперь, когда ты знаешь, что с ней все прекрасно, ты уйдешь? Разве это не часть сделки?

— Сделка... — повторил он, выдувая дым изо рта. — Я пришел, чтобы пересмотреть ее.

— Нет, — я медленно направился в сторону двери.

— Я редко слышу это слово.

— Интересно, не потому ли, что ты убиваешь людей, прежде чем они имеют возможность произнести его, — я наклонил голову. — А сейчас — это конец?

— Это не конец, — Петров потушил сигару о мой письменный стол и направился к двери. — В конечном итоге, ты захочешь пересмотреть ее, тебе нужна будет помощь, чтобы сохранить твой маленький секрет.

В тот момент я испытал больше, чем просто страх, я испытал ужас. Я боролся в течение многих лет, чтобы сохранить мою личность в тайне, чтобы сохранить свою фамилию незапятнанной.

— Контракт не оставляет тебе выбора, — я скрестил руки. — Пока один из нас не скажет, что разрывает его...

— Хах, — он запрокинул голову назад, издавая сдавленный смех. — Ты видел мою Майю? Я удивлен, что контракт все еще в силе.

— У меня все под контролем.

Противно, что мои подозрения оправдались. Я отвернулся от него, подставляя свою спину, что для этого мужчины было равносильно пистолету, направленному на него. Это было неуважительно, но это все, что я мог сделать в данный момент. Знай Майя, что я находился с ним в одном городе, не говоря уже об одном здании, то не захотела бы сидеть со мной рядом. Она всегда была больше пешкой, чем дочерью, и только сейчас я стал понимать, насколько.

— Пока мы не встретимся снова, — сказал Петров спокойным голосом.

Дверь в мой кабинет захлопнулась с тихим щелчком.

А я остался смотреть на остатки сигары на столе. Интересно, как, черт возьми, я собрался сдержать свое слово, когда только десять минут назад обдумывал способы обойти его?

ГЛАВА 6

Последняя женщина —жертва маньяка — была опознана как Мария Смит, наркоманка и проститутка. У нее был обнаружен ВИЧ.

~ «Сиэтл Трибьюн»


Майя


Три часа спустя я все еще находилась в состоянии полного неверия. Обыскала всю квартиру. Ни компьютера, ни телефона, ни даже розетки. Да, я на самом деле пришла в полное отчаяние, не найдя ничего.

Я застряла в каком-то ужасном концлагере.

По крайней мере, у меня была еда. И алкоголь.

Шагая по мраморному белому полу, я начала кусать ноготь большого пальца. Я была умной девушкой, сообразительной, способной сложить части воедино, но каждый раз, когда пыталась все соединить, некоторые части мозаики не хотели складываться, и я оставалась в таком же замешательстве, как и прежде.

Кем был Николай Блазик? И почему я так важна?

Что, черт побери, сделал мой отец, чтобы перетащить этого парня на плохую сторону?

Кроме того, кем был Николай в этом деле, что мог проявлять свою власть над отцом — одним из самых страшных людей, которых я когда-либо знала?

Ничто не имело смысла.

Кроме одного... Если мой отец договорился с Николаем, это значит, что он был страшным человеком, плохим человеком, тем, кто без проблем бы убил меня и выставил случившееся как несчастный случай.

Моя голова разболелась еще сильнее.

Звук поворачивающегося в замке ключа заставил мое сердце биться так, как если бы я готовилась стать свидетелем собственного убийства. Смешно от того, как я восприняла это и поняла, насколько правдивы были мои слова.

Но в тот момент, когда поворачивался ключ, все, о чем я могла думать, что это какая-то дурацкая шутка, или Николай переосмыслил свое решение. Мне было совершенно нечего ему предложить, кроме своего мозга, и разве он не мог найти любую девушку, которая смогла бы сделать то, что ему нужно от меня?

Воздух рывками начал вырываться из моих легких, стоило снова его увидеть. Это должно быть преступлением, быть настолько красивым, словно каждая часть его тела была в идеальной гармонии со Вселенной; когда он медленно шагал по мраморному полу, его туфли поразительно ритмично стучали в такт с моим сердцем.

Медленно его губы растянулись в головокружительной улыбке. От этого жеста я отшатнулась назад и пожелала, чтобы он оказался безобразным человеком, благодаря чему я смогла бы ненавидеть его.

Но трудно было ненавидеть прекрасное. Даже мне пришлось признать это. И Николай? Он был не просто прекрасен, он был красив. На протяжении всей жизни нам твердят, что уродство — это плохо, но все это ложь. Иногда самые страшные вещи, с которыми приходится сталкиваться, оказываются самыми прекрасными.

— Я вижу, ты читала папку, — он указал на кофейный столик, где я практически поиздевалась над всеми страницами договора.

— Да, — прохрипела я. Мое тело и голос были не настолько синхронизированы на тот момент, и мое сердце по-прежнему билось так сильно, что я боялась, что он увидит пульс на шее и атакует меня подобно вампиру. По сути, весь сценарий смахивал на отвратительный вампирский фильм.

— Вопросы? — он обхватил мое плечо правой рукой, мягко подталкивая к дивану. Не имея другого выбора, кроме как слушать его бредовые разглагольствования, я села.

— Вопросы, — фыркнула я. — Почему я не могу иметь доступ к внешнему миру? Ты понимаешь, что это похищение, да?

Николай жал губы в тонкую линию, словно пытался сдержать смех.

— Похищение было бы похищением, если бы ты была совсем ребенком, а я заманил бы тебя сюда под ложным предлогом. Хочу напомнить, что ты провела большую часть года, названивая мне в офис, умоляя...

— Я не умоляла.

— ...умоляя... — он отмахнулся от моего протеста, как от ничтожного насекомого, и продолжил, — ...об одном интервью продолжительностью хотя бы десять минут моего личного времени. Сначала ты просила час, а когда это не сработало, то была готова встретиться со мной и на двадцать минут, пятнадцать, десять и, наконец, раздался последний звонок, из-за которого мне понадобился бы судебный запрет, когда ты угрожала моему секретарю.

Мои щеки запылали.

— Ну, я не была уверена, что она передавала тебе мои сообщения.

— Передавала.

Как неудобно. Я прикусила нижнюю губу, облизав помаду — ну, или то, что от нее осталось.

— Так ты говоришь, что я здесь по своему желанию.

— Это был твой выбор — приехать в офис сегодня днем?

— Да, но...

— И это был твой выбор — взять интервью?

— Да, — я стиснула зубы. — Но если бы знала, что это будет стоить мне свободы, и я так и не смогу задать вопросы, то отказалась бы.

Он наклонил голову набок, его темные карие глаза почернели.

— Это ложь.

— Теперь я лгунья?

— Да, — сказал он так просто и уверенно, что мне захотелось придушить его. — Ты была слишком любопытна, чтобы отказать мне.

— Ага, любопытство кошку сгубило, — я провела пальцем поперек горла.

Он прищурился, когда посмотрел на мою шею, как если бы видел пульс, который снова начал ускоряться.

— У тебя красивая кожа... Очень мягкая... Не так ли? — длинными пальцами он потянулся ко мне и прикоснулся к коже над пульсом. — Мда...

— Хм-м, — мои губы дрожали в ожидании еще одного касания. — Что касается работы.

— Она твоя, — прошептал он, все еще не отрывая взгляда от моей шеи.

— Спасибо, потому что я пришла на работу, где меня заперли без интернета, без возможности делать телефонные звонки или смотреть «Нетфликс», ой, и мне, видимо, запрещено иметь какие-либо сексуальные отношения.

Он отдернул руку.

— Так вот ты о чем?

— Да, — сказала я сквозь зубы. — Быть запертой в одиночной камере бесит меня не так сильно, как отсутствие секса, — мудак был невыносим!

Его ноздри раздувались, и он отвернулся.

— Это невозможно.

— Что невозможно?

— Отношения, — он сглотнул, и я увидела, как его кадык поднялся и опустился на великолепной шее. Мне действительно нужно перестать пялиться. Он — враг, не друг. Думаю, в те первые мгновения я увидела все, что могло бы предупредить меня. То, как он стоял, как прикоснулся ко мне, даже глаза. Мое подсознание кричало мне об опасности, но я была слишком напугана своими проблемами, чтобы слушать его.

Пока не стало слишком поздно.

— Зарплата непомерна, — он облизнул губы. — Полмиллиона.

— В год? — прокряхтела я.

Я была окружена деньгами всю свою жизнь, но их, как говорил мой отец, нужно было заслужить, они не достаются легко. Кровавые деньги всегда должны быть заработаны, и это превыше всего.

— Нет, — Николай встал. — В месяц.

— Что? — я вскочила на ноги. — Полмиллиона в месяц? Какого черта ты хочешь, чтобы я делала? Хоронила тела?

Он запрокинул голову и рассмеялся.

— А ты бы согласилась? За полмиллиона в месяц?

— Нет.

Да, наверное, черт!

— Еще одна ложь, — он повернул голову в другую сторону. — Мы недостаточно близки, но ты можешь, по крайней мере, быть честной и сказать, что тобой движет?.. — он двинулся ближе, пока его грудь не соприкоснулась с моей, и между нашими губами остался один сантиметр пространства. Я боролась с желанием прижаться к нему. От него пахло так хорошо, и что-то в нем было такое, загадочное, что я хотела разгадать.

Видите? Я вернулась к загадочному сценарию.

— Я едва тебя знаю, — сказала я сдавленным голосом.

— Хочешь узнать? — он прикрыл глаза.

— Если ты отпустишь меня... Я буду ходить на работу каждый день. Клянусь, дай мне пространство и…

— Боюсь, контракт не обсуждается. Ты либо соглашаешься, либо... — он пожал плечами.

— Либо? — я скрестила руки на груди, сделав шаг назад. — Ты убьешь меня и похоронишь мое тело?

— Ты выплатишь мне полтора миллиона, — он выдал ответ с улыбкой, которая коснулась и до его глаз. — Все имеет свою цену, Майя.

— Я не имею.

— Имеешь, — он кивнул, и его улыбка немного померкла. — Твоей ценой было интервью, и, посмотри… я дал тебе год присутствия рядом со мной.

— Так теперь я должна сказать «спасибо»?

— Это было бы вежливо, — он ухмыльнулся. — Но я человек терпеливый. Подожду, пока ты не скажешь.

— Я никогда этого не скажу.

— Ложь за ложью... Ты никогда не учишься?

— Ты кто, персональный детектор лжи?

Он смотрел мне в глаза в течение нескольких секунд, а затем прошептал:

— Я знаю людей.

Дрожь прошла по всему моему телу, но мне удалось подавить ее.

— По крайней мере, разреши мне пользоваться интернетом.

— Я сказал тебе... — он скрестил руки на груди, передразнивая меня, — я разрешу пользоваться интернетом... после того, как ты проработаешь несколько дней, и я найду твою работу приемлемой.

— А если этого не будет?

— Тогда мы вернемся к захоронению тел, — еще одна улыбка тронула его губы. Это означало, что он шутит, да?

— Хорошо.

— Превосходно, — он потер руками. — Теперь иди и оденься.