Джуд Деверо - Искушение

– И в заключение, леди и джентльмены...

По залу пронесся удивленный шепот – на лекциях Темперанс О'Нил мужчин было мало. Они ненавидят правду и не желают признавать, что каждый из них сделал со своей семьей.

– ...я уверена, что борьба должна продолжаться, мы еще не нашли подходов к решению проблемы, но мы не должны сдаваться.

Темперанс отступила назад и поклонилась так, что стали видны лишь широкие полы шляпы – ее визитной карточки. Женщины поднялись и зааплодировали. Подняв голову, Темперанс улыбнулась, затем медленно двинулась со сцены.

– Ты была восхитительна! – сказала Агнесс Спиннейкер, опуская маленькую ручку Темперанс на плечо. – Как всегда.

Аплодисменты не стихали.

– Тебе нужно снова к ним выйти, – заметила Агнесс, – и еще что-нибудь сказать.

Темперанс вынула длинные булавки из шляпы.

– Пожалуйста, подержи. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

– Что ты придумала?

Темперанс отодвинула кулису, снова вышла на сцену и подождала, пока стихнут аплодисменты. Около трехсот женщин продолжали стоять, готовые в любой момент вновь захлопать.

Она сорвала с головы свою большую шляпу и кинула ее так, что та плавно пролетела над головами женщин, кружась и поднимаясь все выше. Шляпа упала возле заднего ряда, и несколько женщин вскочили, пытаясь ее схватить. Началась драка, раздался визг, и юная миловидная дама появилась в центре потасовки, размахивая шляпой, словно флагом победы на поле битвы.

Толпа заревела от восторга – аплодисменты, крики, топот ног, свист.

Темперанс помахала молодой женщине, с восторгом сжимавшей отвоеванную шляпу, а затем быстро ушла со сцены.

– Это было здорово! – сказала Агнесс. – Я бы до такого никогда не додумалась!

– Сколько их там? – спросила Темперанс, проходя к своей гримерной и кивая на черный вход.

– Немного. После того, что случилось на прошлой неделе, люди боятся пострадать.

– Какая ты умница, что захватила еще одну шляпу! Вилли там?

– Да. Он бы за тебя жизнь отдал!

– М-м... Давай надеяться, что он сейчас проворно вывезет меня отсюда. Сегодня причалил мамин пароход. Я ее не видела целых три месяца.

– Она обрадуется, увидев тебя. Надевая перед зеркалом другую шляпу взамен улетевшей, Темперанс улыбнулась Агнесс. Газеты кричали, что Темперанс окружила себя простушками и потому выглядит лучше на их фоне. Когда мать Темперанс прочла это, она заметила:

– А кто не прост лицом рядом с тобой, дорогая?

Темперанс улыбнулась своему отражению в зеркале. Она очень соскучилась по маме. Ей хотелось, чтобы кто-то был дома, когда она возвращается, хотелось, чтобы кто-то слушал о ее выходках и победах. Темперанс всем делилась с мамой.

– Ты так похожа на отца, дорогая, – негромко повторяла Мелани О'Нил.

Отец Темперанс, любимый муж Мелли О'Нил, умер, когда его дочери исполнилось четырнадцать лет. И на протяжении пятнадцати лет, которые прошли после его смерти, Темперанс боролась за права женщин.

– У меня презентабельный вид? – спросила она, поворачиваясь к Агнесс.

– О да! – Агнесс прижала программку сегодняшней лекции к худенькой груди. – Ты выглядишь замечательно!

– И ты тоже! – Темперанс поцеловала ее в щеку.

Вспыхнув, Агнесс опустила глаза. Как выражались газеты, она была одной из «брошенных женщин» Темперанс. Много лет назад Агнесс сбежала с одним молодым красавцем и позже узнала, что он женат. Он бросил ее, как только отец Агнесс лишил ее наследства за бегство из дома. А с Темперанс она познакомилась, когда питалась уже из мусорных баков, а на коже у нее были раны от перегрева на солнце и плохой еды. Темперанс поступила с ней, как и с сотнями других – нашла ей работу в зале Киркланд. Сейчас Агнесс готова была пойти за Темперанс хоть на край света.

– Дело ведь не в шляпе, правда? – прошептала Агнесс.

– Нет, – Темперанс улыбнулась и отметила про себя, что Агнесс нужно купить шляпу. – Ту самую шляпу мэр оставил себе. Думаю, что он прибил ее гвоздями у себя в кабинете и сейчас кидает в нее дротики.

Агнесс гневно поморщилась.

– Я бы...

– Это шутка. Я слышала, что шляпа у него дома в стеклянном кубе. Стоит на почетном месте.

Лицо Агнесс смягчилось.

– Все говорят, что его переизбрали только благодаря твоей шляпе.

– Может быть. Ну вот! Все в порядке!

Открыв дверь маленькой гримерной, Темперанс вышла в коридор.

Иногда ей хотелось, чтобы ни мэра, ни той шляпы не было вовсе. Неважно, что выиграли оба. А еще ей хотелось, чтобы отпала необходимость на людях постоянно быть в шляпе величиной с колесо.

Но ее шляпы помогали многим женщинам. Уже прошло около семи лет с тех пор как она, двадцати двух лет от роду, впервые встретилась с мэром Нью-Йорка и в лоб задала ему вопрос, что он собирается делать с миллонским многоквартирным домом. За неделю до этого четырехэтажное здание обрушилось на головы семнадцати женщин и детей, убив четверых.

Уставший и подавленный мэр, взглянув на безупречную кожу и темно-зеленые глаза мисс Темперанс О'Нил, решил, что она из тех богачек, которые занимаются общественными делами, пока какой-нибудь состоятельный жених не сделает предложения руки и сердца.

В присутствии репортеров мэр заявил:

– Если вы найдете выход прежде, чем это сделаю я, – он помедлил и неловко пошутил: – я съем вашу шляпу!

Конечно, мэр не ожидал, что кто-нибудь подхватит его вызов, не говоря уж о прелестном юном создании. Но градоначальника ждал сюрприз. Газетам больше нечего было мусолить, и поэтому журналисты выяснили имена участников происшествия, а затем разнесли историю по всей Америке.

Мэр пытался заставить свое окружение возвести новое здание взамен упавшего, но они улыбались и не спешили. Им нравился не столько мэр, сколько фотографии красивой мисс О'Нил.

Позже Темперанс открыто призналась в том, что, если бы не помощь мэра, она бы не справилась, хотя вокруг нее сплотился весь Нью-Йорк, и каждый помогал, чем мог. Люди жертвовали своим временем, магазины – строительными материалами.

С помощью газового освещения и уличных фонарей добровольцы работали круглыми сутками, закончив строительство нового многоквартирного дома на месте разрушенного за двадцать шесть дней.

Некоторые хитрые советчики подсказали мэру, как можно использовать сложившуюся ситуацию и выставить себя в более выгодном свете, поэтому он появился на церемонии перерезания ленты с полуметровым ножом и вилкой и в детском нагруднике. Несколько раз его засняли со шляпой Темперанс, которую он будто бы собирался есть.

Мэр с улыбкой говорил о заслугах мисс Темперанс О'Нил, отмечал, что ей дозволяется заселять этот дом и управлять им по собственному усмотрению, но внутри у него все кипело – он еще посмеется! Пусть она поймет, как тяжело поддерживать дом в трущобах! И мэр улыбался в предвкушении ее близкого краха.

Но история с мэром была лишь началом для Темперанс. Она поселила в дом женщин, брошенных мужчинами, и искала способы выживания для них и их детей. Она использовала свою внешность, свою недавно завоеванную славу, деньги, которые ей оставил отец, – все, что у нее было, чтобы не бросать женщин в беде.

К двадцати трем годам она уже стала знаменитостью – куда бы она ни отправилась в Нью-Йорке, ей везде открывали двери. Иногда мужчины не хотели ее видеть, потому что визиты Темперанс О'Нил стоили им денег, но всегда находилась женщина, которая открывала дверь и провожала к мужчинам с деньгами.

Сейчас ее ждал Вилли, и Темперанс вздохнула. В ее жизни постоянно был какой-нибудь Вилли, молодой человек, смотревший на нее широко открытыми глазами и вымаливавший разрешения нести ее зонтик. А через пару лет, а то и через год, когда молодой человек окончательно убеждался в том, что Темперанс не собирается за него замуж, он исчезал, чтобы жениться и обзавестись потомством с молоденькой девочкой, отец которой торгует полуфабрикатами. Буквально на днях Темперанс узнала, что у ее первого «Вилли» дети уже ходят в третий класс.

Кроме Вилли на улице стояли несколько маленьких девочек. Некоторые были в таких же больших шляпах, как у Темперанс. Завидев ее, они начали визжать и протягивать ей фотографии, купленные за пять долларов десять центов, доходы от которых шли на осуществление планов Темперанс.

Улыбаясь, Темперанс спустилась по ступенькам и начала раздавать автографы, слушая, как девочки хотят быть такими же, как она, когда вырастут.

Вообще Темперанс нравились эти минуты, но сегодня она рвалась домой, мечтая как можно скорее увидеть маму. Она умирала от нетерпения сесть рядом, сбросить туфли и рассказать ей о последних трех месяцах.

Вилли пробрался сквозь толпу девочек и стал рядом.

– Заберите меня отсюда, – прошептала Темперанс, – я хочу домой!

– Все, что хотите! – шепотом ответил Вилли, и он не преувеличивал.

Вилли уже купил ей накануне обручальное кольцо и собирался поставить вопрос ребром в воскресенье.

Через минуту Вилли поймал такси и освобождал путь для Темперанс, чтобы она могла сесть в машину. В авто она откинулась на спинку и закрыла глаза.

Ошибка! Через секунду Вилли целовал ей руки и клялся в вечной любви.

Ей хотелось попросить его успокоиться, но она просто убрала руку. Вилли был в этой ситуации уже не раз, и он знал, что если будет давить на Темперанс, то только разозлит ее. Меньше всего ему хотелось испытывать на себе вспышки ее гнева. Темперанс была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел в жизни. У нее были очень густые темные волосы, которые она пыталась усмирить, но никакие шпильки и укладки не помогали. Какая-нибудь прядь обязательно выскакивала из-под огромной шляпы. Глаза у нее были цвета изумрудов отменного качества, кожа, как фарфор, губы алые, как...

– Сегодня приезжает мама! – произнесла Темперанс, выводя Вилли из транса.

Она чувствовала, что начинает ненавидеть этот щенячий взгляд, которым он смотрит на нее.

– Мы не виделись три месяца.

Он любил ее голос, особенно, если она обращалась к нему, когда больше никого не было рядом.

– Вы святая! – сказал он, широко открыв глаза. – Вы жертвуете собственным семейным счастьем, чтобы ухаживать за своей бедной больной матерью. Ей так повезло, что у нее такая дочь! Она все еще оплакивает вашего отца?

– Каждый день и каждую минуту! Другого такого человека, как мой отец, больше никогда не будет на Земле! – горячо ответила Темперанс, глядя в окно на темные улицы Нью-Йорка.

Сколько еще осталось до дома?

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем они добрались до Гринвич-Виллидж и до коричневого здания – ее дома. Но без Мелани О'Нил он казался всего лишь грудой камней.

Когда они остановились перед подъездом и Темперанс увидела, что внутри горит свет, она просияла. Мама дома! Как много нужно ей рассказать! За последние три месяца Темперанс сделала многое, но думала о предстоящей работе. Может быть, ей взяться за проект в Вест-Сайде? Это далеко – через весь парк. Темперанс предложили купить машину и разъезжать по городу. Стоит ли?

На следующей неделе у Темперанс запланированы шесть встреч с политиками и прессой. И еще четыре обеда с мужчинами-у-которых-есть-деньги, с мужчинами, которых, возможно, ей удастся убедить пожертвовать средства на покупку еще одного многоквартирного дома.

По правде говоря, иногда от калейдоскопа событий у Темперанс перехватывало дыхание и ей хотелось только уткнуться маме в колени и заплакать.

– Спокойной ночи! – бросила она через плечо и, не позволив Вилли подать ей руку, выпрыгнула из такси.

Она взлетела по лестнице и распахнула дверь.

Мелани О'Нил стояла в крепких объятиях мужчины. Они целовались.

– Темперанс, дорогая, – сказала Мелли, освобождаясь из его рук, – я бы хотела тебе все объяснить. Мы...

Мужчина – высокий, красивый, седовласый – шагнул вперед, улыбаясь.

– Мы с твоей матерью поженились в Шотландии. Я твой новый отец. И я уверен, что ты рада будешь услышать, что послезавтра мы втроем уезжаем домой, в Шотландию.

Темперанс старалась выдержать до конца обеда. Незнакомец сидел во главе стола—в кресле ее отца! – смеясь и болтая так, словно все уже решено: его новая жена со своей дочерью вот-вот упакуют чемоданы и уедут жить к нему в Эдинбург! Подмигивая и даже дотронувшись до руки Темперанс, шотландец заявил, что моментально найдет ей мужа.

– Я не понимаю американцев, – сказал Ангус Маккэрн с улыбкой. – Ты еще недурна собой, хотя, конечно, можешь показаться многим староватой. Но я уверен, мы тебе кого-нибудь подыщем.

– Подыщете? – тихо спросила Темперанс, глядя на Маккэрна с ненавистью.