Увы, на подготовку «Голдсборо» к погоне и бою должно было уйти не менее двух дней. Если работать всю ночь напролет, может быть, удастся завтра вечером вывести в море и шебеку, усилив ее двумя пушками, и корабль Ванерека. Надежда была на то, что увидев эти силы, пират устрашится и пойдет на переговоры.

Жоффрей де Пейрак снова обратился к бретонцу:

— Я чувствую, что ты не осмеливаешься сказать мне все… Что ты скрываешь от меня?

Его горящий взгляд впился в перепуганные глаза Жана, который продолжал отрицательно качать головой.

— Нет.., монсеньор, клянусь вам… Клянусь пресвятой Богородицей и святой Анной… Я сказал вам все… Почему вы думаете, что я что-то скрываю?

— Но что-то с ней все же случилось?.. Она ранена?.. Больна?.. Говори!

— Нет, монсеньор, я бы не мог скрыть от вас такой беды… Мадам де Пейрак совершенно здорова… Она оказывает помощь всем другим… Она осталась там как раз для того, чтобы помочь больным и раненым… Она даже зашила брюхо одного из этих сабуинов, того, который продал ее…

— Об этом тоже мне известно… — проницательный взгляд Пейрака не отрывался от честного лица матроса, который за зиму стал для него не просто соратником, но и другом. Он не дрогнул ни перед ирокезами, ни перед надвигавшимся голодом. А вот сейчас Жан весь дрожал. Пейрак обнял за плечи молодого человека.

— Что с тобой?..

Жану казалось, что он вот-вот разрыдается, как ребенок. Он опустил голову еще ниже.

— Я так долго шел, — пробормотал он. — Мне было так трудно не попасться в руки поднявшихся на войну дикарей.

— Это правда… Пойди отдохни. Чуть ниже форта есть маленькая таверна. Хозяйка мадам Каррер и ее дочери вкусно готовят, а сегодня из Европы им доставили вино из Бордо. Подкрепи свои силы и приготовься выступить со мной уже завтра, если погода будет благоприятствовать нам.

Граф де Пейрак и Ролан д'Урвилль собрали в зале совета Маниго, Берна, пастора Бокера — главных должностных лиц гугенотской общины. Кроме того, они пригласили на совет Ванерека и его помощника, а также капитана «Голдсборо» Эриксона и отца Бора.

Неотлучный телохранитель Хуан Альварес с суровым видом встал за графом.

Жоффрей де Пейрак кратко рассказал присутствующим о последних событиях. В связи с тем, что его супруга, графиня де Пейрак попала в руки противника, необходимо проявлять крайнюю осмотрительность. Нравы корсаров дворянского происхождения были хорошо им известны по опыту карибских островов и мадам де Пейрак могла не опасаться плохого обращения, пока выступала в роли заложницы. Жиль Ванерек согласился с этим мнением графа. Дамы из дворянских семей, будь то испанки, француженки или португалки, не имели оснований жаловаться на своих тюремщиков по поводу условий, в которых они вынуждены были дожидаться свободы в обмен на щедрый выкуп. Поговаривали даже, что некоторые пленницы, оказавшись во власти флибустьеров с приятной внешностью, не слишком торопились на волю. Но было известно и другое. Некоторые пираты, озверев от преследования, особенно, когда им угрожало неравное сражение или кораблекрушение, и не оставалось никакой надежды получить выкуп, жестоко расправлялись с заложниками.

Надо было предусмотреть также, что после ухода кораблей Голдсборо, в случае нападения, сможет обороняться лишь на суше. Поэтому до отплытия надо было подготовить все вооружение, пополнить боеприпасы.

Пока они обсуждали эти вопросы, в приоткрытую дверь просунулась голова часового-испанца в черном стальном шлеме, который прокричал испуганным голосом:

— Ваше превосходительство, вас здесь спрашивают!

— Кто это?

— Какой-то человек.

— Пусть войдет.

В дверях появился ладно скроенный, заросший бородой человек в одних рваных и мокрых матросских штанах.

— Курт Риц! — воскликнул Пейрак.

Он сразу узнал второго заложника Золотой Бороды, вербовщика-швейцарца, которого он нанял к себе на службу во время поездки в Мериленд. Жители Голдсборо также узнали его, потому что в мае он высадился в порту с группой солдат, завербованных в качестве наемников графа де Пейрака. Пока наемники готовились к походу в глубь континента, люди Золотой Бороды напали на них под покровом темноты из засады, устроенной на островах. Произошло это незадолго до решающего сражения, вынудившего пирата обратиться в бегство. В Голдсборо опасались, что Курту Риду пришлось поплатиться жизнью за это поражение Золотой Бороды. Но вот он стоял теперь перед всеми, живой и невредимый, хотя и выглядел очень усталым.

Пейрак сердечно обнял его за плечи:

— Gruss Gott! Wie geht es Ihnen, lieber Негг? note 8 Я волновался за вас.

— Мне все же удалось бежать с этого проклятого корабля, провести этого чертова пирата, монсеньор.

— Когда это случилось?

— Почти три дня назад.

— Три дня, — задумчиво повторил Пейрак. — Не стоял ли тогда корабль Золотой Бороды в северной части бухты Каско, у мыса Макуа?

— Вы ясновидящий, господин граф!.. Именно там я услышал это название в разговоре между матросами корабля… Мы бросили якорь на рассвете… Экипаж сошел на берег, весь день шла какая-то суета… К вечеру я заметил, что каморка, в которой меня держали, плохо закрыта. Юнга, принесший мне еду, забыл задвинуть засов. Я дождался глубокой ночи и выскользнул наружу. Я оказался на корме под ютом. Казалось, что на корабле никого нет, на берегу горели огни. Видимо, экипаж решит отпраздновать свою удачу. Ночь была безлунной. Забравшись на ют, я постепенно продвинулся к кают-компании, там прыгнул в воду и доплыл до ближайшего островка. Убедившись, что на корабле не объявлена тревога, я определил следующий островок по направлению к суше и поплыл дальше, хотя не такой уж я хороший пловец. На берег я ступил к восходу солнца. В западной стороне я увидел беженцев-англичан, но решил не подходить к ним, а направился на восток и спрятался среди скал. Днем наблюдал за каноэ индейцев-тарратинов, себаго и эчеминов, которые шли на север. На поясах у них висели скальпы. Помахав им рукой, я показал на крест, который ношу на шее. Мы, жители Верховьев Роны, католики. Они взяли меня с собой и высадили где-то в устье реки Пенобскот. Дальше я шел и днем и ночью. Чтобы не обходить фиорды по берегу, пересек вплавь несколько морских рукавов. Не раз меня чуть не унесло течениями и приливом… И вот я здесь.

— Gott sei dank! note 9 — воскликнул Пейрак. — Господин Берн, нет ли у нас поблизости фляжки с добрым вином, способным влить бодрость в представителя лесных кантонов Швейцарии, самого великого пловца в соленой воде этой страны?

— С удовольствием.

Взяв с маленького столика флягу с бордосским вином, мэтр Берн наполнил им большую оловянную кружку.

Швейцарец залпом осушил ее. После соленой морской воды он испытывал страшную жажду, но и желудок его был пуст, и поэтому крепкое вино сразу ударило ему в голову, а лицо налилось кровью.

— Уф! Es schmekt prima. Ein feiner Wein! note 10 Меня так заболтало волнами, что закружилась голова.

— Вам повезло, — сказал кто-то. — В период равноденствия здесь всегда бывают бури, но на этот раз они прошли стороной.

Швейцарец налил себе вторую порцию, после которой стал совсем молодцом.

— А вы сохранили мою славную алебарду? — спросил он. — Ведь я был без нее, когда эти дьяволы напали на меня в скалах.

— Она там, на своем месте, — ответил ему Маниго, указывая на оборудованные в стене козлы с копьями различной длины. Самое длинное, украшенное прекрасной чеканкой, принадлежало швейцарцу. Под изящной стальной шишкой, надетой на конец копья, скрывалось грозное оружие: крюк, которым можно было поддеть и потащить противника, отточенное лезвие, как бритвой срезающее голову, тонкое острие для укола в живот и сердце.

Курт Риц, вернув себе любимую алебарду, радостно вздохнул.

— Наконец-то ты со мной! Сколько же мучительных недель я провел на этом корабле, грызя себе кулаки… А что с моими людьми?

— Они в форте Вапассу.

Глядя на него, все думали о том, что он бежал в тот самый день, когда Анжелика де Пейрак была захвачена Золотой Бородой. Знал ли он об этом? Видел ли он супругу графа? Какое-то неясное предчувствие удерживало и их, и самого Пейрака, от вопросов.

— Плохо ли с вами обращались? — спросил Пейрак не без некоторого колебания.

— Отнюдь нет! Золотая Борода не негодяй и, к тому же, он добрый христианин. Каждый вечер и каждое утро его матросы собираются на палубе для молитвы. Но, господин граф, он хочет вашей смерти. Он говорит, что ему принадлежат все территории района Мэн, которыми вы владеете, и что он прибыл сюда со своими людьми основать колонию… Ему было обещано, что женщины Голдсборо отписаны в его распоряжение и достанутся ему и его людям.

— Какая наглость! — завопил Маниго, подпрыгнув на стуле.

— Встретив неожиданное сопротивление, он сначала решил использовать меня как заложника для вступления в переговоры. Но после того, как вы разгромили его десант, он ретировался в бухту Каско, чтобы подлатать свой корабль. Однако, он упрям, как осел, и обязательно вернется сюда.

Еще раз приложившись к кружке с вином, швейцарец впал в полную эйфорию.

— О, я мог бы многое рассказать вам о Золотой Бороде. Мне довелось говорить и с его матросами, и с ним самим. Человек он крутой, но, безусловно, честный… На расстоянии он внушает страх, однако, намерения его прямы… Но дело в том, что в этой истории замешана женщина… Его любовница… Они встретились в Макуа. Видимо, она все и подстроила… Лихая баба, ничего не скажешь. Одна из тех, кто при вас все подсчитает, подскажет вам, как получить хороший барыш, наполнит добром сундуки и снова отправит вас воевать за новые трофеи. А вы будете рады стараться… Правда, эти шлюшки умеют и отблагодарить мужчину. Красивы, как Венеры, хорошо соображают. Если кто и не захочет рисковать ради них своей головой, то, значит, он не любит ни жизни, ни любви… Любовница Золотой Бороды — женщина как раз такой закваски… Красотка, каких мало… Когда она поднималась на борт, весь экипаж буквально затрясло. Она француженка. Ждала его на косе Макуа. Глаза у нее, как родниковая вода, волосы, как луч солнца… В ту ночь именно она помогла мне бежать. Днем Золотая Борода распорядился выдать матросам по три кружки рома, чтобы отпраздновать событие… Сам же он…

Курт Риц запрокинул голову назад и беззвучно засмеялся. Затем он опрокинул в горло еще одну кружку вина и продолжил свой рассказ:

— Так вот… Кто бы мог подумать… Он обезумел от любви… Сквозь щели моей каморки я видел, как он вел ее на корму корабля. Он держал ее за руку и смотрел, неотрывно смотрел ей в лицо.

Хмель все сильнее ударял ему в голову, и он разглагольствовал, не замечая их молчания, не видя, что они застыли, как свечи, в неясном свете, что никто не улыбается, что лица их окаменели.

Раздался отрывистый голос графа:

— Имя этой женщины?

Голос графа прозвучал, как из ваты, глухо и отдаленно. Все присутствующие готовы были провалиться сквозь землю. Курт Риц тряхнул головой.

— Не знаю! Знаю только, что она француженка… И красавица, это точно! И еще, что Золотая Борода прилип к ней всей кожей насмерть…Я ВИДЕЛ ИХ… Ночью в кают-компании, через окошко кормовой башни… Окошко было открыто… Я уже был на корме и рискнул заглянуть… На столе стояла свеча и освещала их… Голая женщина в объятиях Золотой Бороды… Тело богини… Волосы до плеч… На солнце она казалась блондинкой, но тут я увидел, что волосы ее были как из лунного света… Россыпь бледного золота… Волосы феи… В этой женщине есть нечто такое, чего нет ни у одной другой… Что-то.., сказочное… Понятно, почему пират потерял голову… Я не решился прыгнуть в воду оттуда, испугался приоткрытого окна. Некоторые люди сохраняют чуткий слух даже в момент любви… А Золотая Борода — это такой командир, который всегда начеку… Поэтому я выждал немного еще…

Он все говорил и говорил. Опьянев, он не замечал гнетущей тишины, не ощущал ничего тревожного в том, что ему давали все сказать, описывать подробности любовной сцены.

— Откуда же она, эта женщина?

— Понятия не имею. В общем, они встретились… Ее имя… Погодите, кажется, вспоминаю. Я слышал, слышал, как лаская ее, он говорил: «Анжелика! Анжелика!». Ей подходит это имя…

Наступило зловещее молчание.

И тут алебарда выпала из рук Курта Рица, а сам он, немного протрезвев, отшатнулся назад и прислонился к стене. Лицо его побледнело, выпученные глаза в панике уставились на Пейрака.

— Не убивайте меня, господин граф!

Никто не двигался. Граф де Пейрак также сохранял полную неподвижность, но в его мрачном взгляде бывалый солдат прочитал свой приговор. Протрезвев окончательно, но все еще ничего не понимая, он смотрел на де Пейрака, и ощущение смертельной опасности все больше охватывало его.

Каким-то внутренним чутьем он уловил, что все участники этой непонятной для него сцены, все те, кто стояли как привидения в могильной тишине, все вместе и каждый в отдельности предпочли бы быть глухими, немыми, слепыми, погребенными на шесть футов под землей, лишь бы не переживать то, что происходило в это мгновение здесь, за закрытыми дверями этого зала.