— Вполне возможно, — признался торговец. — Мой друг — медведь был так похож на этого почтенного священника, которого я очень боялся, хотя он и казался мне забавным, что я и назвал косолапого его именем.

— Какой неуважительный поступок, — строго сказал Томас Пэтридж и тут же пригрозил:

— У вас могут быть серьезные неприятности…

— Коннектикут не Массачусетс, ваше преподобие. У нас все либералы и любители посмеяться.

— Страна трактиров, — пробурчал пастор, — ром у вас начинают пить со дня рождения.

— Зато у нас есть собственная конституция, и в угоду Господу Богу мы не путешествуем по воскресеньям.

Очень довольный собой Илай Кемптон начал расхваливать свой товар: табак, святые образы, кружева, часики. У него было все, что могло привлечь жителей, а точнее, жительниц самых отдаленных поселков. Занимаясь прибрежной торговлей, он побывал во всех уголках всех без исключения бухт и лучше других знал, где что можно было достать, чего не хватало жителям тех или иных поселков, что наполняло блеском глаза одной девушки и вызывало гримасу у другой, что нравилось внукам и дедушкам, что могло доставить радость в самой убогой хижине.

Он рассказал, что направляется сейчас на остров Барклед, к востоку от Пенобскота, чтобы купить там шерстяные ткани цвета индиго и ярко-красных тонов. Такая краска получалась благодаря обилию самых различных цветов на овечьих пастбищах. Кроме того, обитатели этого острова торговали с кораблями, приходившими из Карибского моря, смолистым соком акации катеху.

«Но ведь этот остров должен быть расположен неподалеку от Голдсборо, — отметила про себя Анжелика, — там будет интересно сделать кое-какие покупки».

Илай Кемптон знал о Голдсборо только понаслышке, потому что раньше там не было его обычных клиенток — жен колонистов.

— Теперь там есть женщины, и я буду вашей первой покупательницей, — сказала Анжелика.

Не скрывая восторга, торговец опустился перед ней на колени, но, как оказалось, это ему понадобилось прежде всего для того, чтобы снять мерку с ее ног. Без конца путешествуя, он обучился сапожному ремеслу и теперь обещал Анжелике сшить из мягкой кожи пару очаровательных туфель со шнурками, подчеркнув, что его шнурки самые прочные, потому что он ставит на концы медные защипочки. На севере есть остров Лис, где живет старый одинокий шотландец, который выделывает для него самые мягкие кожи… Все это, конечно, осуществимо при условии, что его поставщики-англичане не были оскальпированы индейцами и не отправились в мир иной.

Между тем, хозяин барки вел свое суденышко, храня полное молчание и не обращая никакого внимания на пассажиров. Про него словоохотливый торговец рассказал, что зовут его Джек Мэуин, и что встретил он его в нью-йоркском порту. Характер у него не из легких, но управляет баркой он просто замечательно.

И действительно, Джек Мэуин проходил опасные течения и пороги с такой мастерской беспечностью, что это казалось каким-то чудом.

Юнге он доверял лишь некоторые маневры с малым фоком, сам же, не выпуская из рук штурвала, управлял главным парусом, иногда используя для натяжки каната большой палец ноги.

Если бы сохранилась хорошая погода, путешествие должно было завершиться быстро. Однако, через несколько часов Анжелика с тревогой заметила, что лодка упорно идет к югу. На вопрос, который она ему задала, Джек Мэуин не ответил, сделав вид, что ему непонятен ее ломаный английский язык. Тогда преподобный отец Пэтридж торжественно приказал ему отвечать, когда к нему обращаются. Наконец, глядя куда-то в сторону, Мэуин пробормотал сквозь зубы, что для того, чтобы выбраться из этой чертовой кучи островов бухты Каско, не оставив здесь и лодки, и своей шкуры, надо спуститься до Портленда и там поймать течение между островом Пике и островом Кашинг, который еще называют Белая Шапка. Пока он не увидит Белую Шапку, заключил он, самый короткий путь — курс на юг. При этих словах маленький Сэмми, выпучив глаза, начал следить за появлением пресловутой Белой Шапки.

Недовольный непочтительностью английского лодочника к духовному лицу, преподобный отец Томас с подозрением взглянул на него и стал бормотать нечто вроде того, что, вполне возможно, хозяин лодки — вирджинец, а известно, что жители этой колонии почти сплошь — разбойники с большой дороги, бездельники, ссыльные и прочие отбросы человечества… И что даже если они и разбогатели благодаря своему вирджинскому табаку, это не значит, что у них есть право на нечестивое поведение в Массачусетской бухте. Заодно он прочитал мисс Пиджон лекцию по истории Вирджинии, в то время как Адемар, лишь наполовину понимавший его слова, причитал:

— Если это ссыльный, а он так и выглядит, то он вполне может оставить нас на необитаемом острове…

— Здесь нет ни одного необитаемого острова, бедняжка Адемар, — успокоила его Анжелика.

Картина была совершенно необычайной: одинокая барка между небом и морем, между скалами и отмелями, а вокруг, как в калейдоскопе, паруса, каноэ, деревянные домики, верфь, рыбацкие лодки на мостиках, вдали несколько пузатых барок, костры на берегу, вокруг которых суетятся люди в ярких лохмотьях, плавящие вар, размешивающие в огромных котлах тюлений и китовый жир; рыбаки в шерстяных шапочках, просушивающие сети, сортирующие устриц; собиратели съедобных ракушек — мужчины в черных островерхих шляпах и темных сюртуках, женщины в белых чепчиках, синих и черных платьях: эти готовятся к пикнику, будут варить на костре собранные дары моря…

Вот уже более полувека архипелаг Каско был заселен шотландцами, ирландцами, англичанами и даже французами-гугенотами; когда начинали идти треска и тунец, сюда же стекались мальвинские, дьепские, бостонские раболовецкие флотилии, баскские китобои; в те жаркие дни конца тропического июня-месяца здесь было также множество беженцев из мест, подвергшихся кровавым набегам индейцев.

Повсюду виднелись лодки, нагруженные оловянной посудой, библиями, старыми мушкетами. После низовьев Кеннебека и Андроскоггина абенаки пронесли свои факелы поджигателей через Нью-Эваник, Брансуик-Фрипорт, Ярмут, Фалмут, Портленд, на юге пылали Сако и Биддельфорд Когда к концу дня барка оказалась в устье маленькой речки Презумпскот, в двух милях от Портленда, в воздухе стоял запах дотлевавших пожарищ и полусгнивших трупов, и только легкий бриз доносил иногда с суши бальзамное благоухание сосен. Лодка была уже в нескольких кабельтовых от берега, качка усилилась, и пассажиры опасливо смотрели на приближающиеся скалы, вокруг которых вскипала пена. Они то и дело с тревогой взглядывали на Джека Мэуина, который, казалось, ничего не замечал, полностью доверяя своему чутью.

Он и ранее уже не раз подходил к тому или иному острову настолько близко, что, казалось, лодка вот-вот пристанет, внимательно оглядывал берег, как если бы искал что-то или кого-то. Анжелика догадывалась, что он разыскивает среди беженцев кого-то из своих. Уже одно это означало, что он не был вирджинцем. Несколько раз он осведомился у проходивших вблизи кораблей, не приближаются ли к берегу индейцы.

Глава 2

Но вот Мэуин резко спустил паруса, и лодка, мягко подхваченная прибоем, понеслась к берегу. В лучах заходящего солнца маленький остров был похож на изумрудную корону из сплошной зелено-синей листвы, откуда доносилась небесная музыка миллионов поющих птиц.

— Это остров Макуорт, — понизив голос, сказал пастор. — Рай индейцев. Остерегайтесь, — произнес он, обратившись к хозяину лодки. — Держу пари, что сегодня остров кишит дикарями. Они пришли сюда из внутренних районов через озеро Сибаго, по реке Презумпкот. Они говоря г, что здесь их старинный рай, и что англичанам здесь места никогда не будет. В прошлом году этот чертов француз из Пентагуета, барон де Сен-Кастин, объединившись с дикарями, захватил этот остров. Здесь к ним присоединились тарратины с острова Сибаго, которые перебили всех сыновей старика Макуорта, Ричарда Байнза, Самуэля Эндрюса. С тех пор остров необитаем…

Едва он кончил говорить, как лодка обогнула косу и вошла в маленькую бухточку, едва вмещавшую множество каноэ красноватого цвета. Каноэ были пусты. Сделанные из коры, они казались прозрачными в золотых лучах заката и напоминали гигантских жуков-скарабеев. От хрупкой коры суденышек исходил аромат бальзама и смолы. Внезапно небо потемнело, как будто надвинулась грозовая туча, ночная тень мгновенно упала на землю, и тут же из всех зарослей острова взмыли вверх стаи тысяч птиц. На несколько секунд они как бы образовали плотный верещащий занавес между небом и сушей.

И тут пассажиры лодки онемели от ужаса. Из внезапно наступивших зыбких сумерек вдруг начали проступать между красными стволами сосен столь же красные призраки индейцев с отвратительными раскрашенными лицами.

Страх мгновенно сбил сидящих в лодке в плотно сжавшуюся кучку, и позднее Анжелика вспоминала, что она прижимала к себе и Сэмми, и Илая Кемптона одновременно. Отданная на волю волн лодка быстро приближала их к отмели.

Анжелика в панике устремила загнанный взгляд к Джеку Мэуину. Внезапно выйдя из оцепенения, тот схватил обеими руками штурвал и в одну секунду поднял главный парус. Невероятная быстрота, с которой он проделал этот маневр, должна была искупить его беспечность. Теперь лодка не поддавалась опасному накату волн. Однако, кормчий не обратился в бегство, а, отплыв на несколько узлов, снова приблизился к острову Макуорт. Дистанция, на которой он шел теперь вдоль него, была достаточной, чтобы не допустить попадания стрел в лодку, и в то же время пассажирам были видны все детали одежды и оружия индейцев, грозно и молчаливо стоявших между деревьев, кустов и скал острова. Воздух был по-прежнему наполнен тревожными криками птичьих стай. Англичанин Джек Мэуин внимательно вглядывался в индейцев, проплывая вдоль берега то в одну, то в другую сторону. Что это было — вызов, любопытство, провокация? Даже самый проницательный человек не смог бы разгадать по выражению его лица, какими чувствами он руководствовался.

Наконец, с прежней бесшабашностью он дал знак юнге поставить фок и взял курс на юго-восток, на этот раз окончательно оставив позади остров Макуорт, рай индейских легенд.

Постепенно снова посветлело. За лодкой летели несколько чаек и бакланов.

Анжелика была напугана почти так же сильно, как и англичане. Она не знала, что это было, то ли мираж, то ли наваждение, но готова была держать пари, что сквозь внезапно окутавшую берег густую тень она видела, как между деревьями мелькнуло насмешливое лицо сагамора Пиксарета.

— Вы проявляете неосторожность, Джек Мэуин, — сердито заметил торговец. — За те три недели, что мы плаваем вместе, ваши дикие фантазии сделали меня просто больным человеком. Каждый раз, когда мы едва не задеваем скалу или выходим в море в тот самый момент, когда начинается гроза, мне кажется, что наступает мой последний час… А мистер Уилаби, мой бедный зверь? Разве вы не видите, как он похудел от страха: бока обвисли, почти не двигается, не хочет танцевать…

— Тем лучше, что не двигается, — буркнул Мэуин. — Что бы мы стали делать в этой лодке, позволь спросить, если б медведь пустился в пляс?..

Он презрительно сплюнул в воду. Анжелика не смогла удержаться от смеха: это была не только разрядка после испытанного страха, но и реакция на ту живописную картину, которую являла их компания на ореховой скорлупе барки. Нереальность всей сцены подчеркивалась фигурой негритенка, закутанного в капот из красного сукна и похожего на круглую черную редиску с выпученными белыми глазами.

Где же был Адемар, не потерял ли он сознание? Нет, совершенно обессиленный, он перегнулся за борт лодки — его рвало. Он вообще очень плохо переносил море.

Между тем, торговец, все еще не успокоившись, продолжал свой монолог:

— Джек Мэуин, не кажется ли вам, что в то время, когда вы проводили свой парад перед этой ассамблеей красных змей, другая флотилия каноэ могла, например, выйти из-за мыса и ударить нам в тыл?

Хозяин лодки обращал на эти жалобы не больше внимания, чем на укол одной из тех иголок, которые были припасены Илаем для торговли.

В Анжелике пробудилось любопытство, и она с большим вниманием взглянула на Джека Мэуина. Выцветший колпак из красной шерсти на очень черных длинных волосах, какие почему-то встречаются у многих англичан, самые банальные, расплывчатые черты лица, лица здорового европейца, слегка продубленного морскими ветрами.

Лет сорок, может быть, чуть больше или чуть меньше… Черные глаза, живость которых скрыта тяжелыми веками, что часто придает ему отсутствующий вид. Привычка постоянно жевать табак, с небрежным шиком сплевывая в море.

На узких, но сильных плечах рубаха из толстого полотна, расстегнутая на груди, а поверх рубахи жилет с роговыми пуговицами. На ногах штаны из дрогета — шерстяной материи для моряков, грубой, но очень прочной. Штаны застегивались под коленями, а ниже можно было видеть крепкие, как канаты, мышцы ног, которые были его главными инструментами.