— Мне говорили, боль скоро проходит, — прошептал он.

— Мне не больно, милорд.

— Я тебе не верю.

— Ну… может быть, немного неудобно, — сдалась она, — но совсем чуть‑чуть.

— Значит, ты девственница?

В комнате снова наступило молчание.

— А вы и сейчас сомневаетесь?

Линдли предпочел не отвечать.

— Я должен был поверить тебе. Должен был постараться, чтобы все было лучше…

А она плакала — Линдли слышал, как она жалобно хлюпает носом. Он мог бы поклясться, что девушка расстроена, но не смог бы сказать почему, даже если бы ему к горлу приставили нож.

— Ну же, Софи, скажи, что с тобой? Кстати, ты забыла, что мы кое о чем договорились, милая? — перебил он, решив, что немного веселости ей сейчас не помешает. И как бы мимоходом поцеловал ее плечо. — Думаю, теперь‑то ты уже смело можешь называть меня по имени.

— Так ведь я его не знаю, милорд, — простодушно ответила она.

Ох! Бедняжка просто не знает, как его зовут. Ну еще бы… откуда ей знать? Разве что она спросила Эудору, но это вряд ли. И Линдли вдруг почему‑то страшно расстроился, что она этого не сделала. Проклятие, почему он был так непоколебимо уверен, что ей известно его имя?

А он еще все время приставал к ней, чертыхнулся про себя Линдли. Нет, он точно животное! Ему вдруг стало до слез жалко Софи — бедняжка отдала ему самое дорогое, что у нее было… и даже постеснялась спросить, как его зовут! Ну ничего, сейчас он это исправит.

Он осторожно повернул ее лицом к себе — теперь они были так близко, что губы их почти соприкасались. Сейчас он не только услышит, но и почувствует, как она произнесет его имя.

— Ричард, — выдохнул он. — Ричард Дармонд.

Потом нежно поцеловал ее — бережно, как святую. И стал нетерпеливо ждать.

— Приятно познакомиться, Ричард Дармонд, — застенчиво прошептала Софи.

Боже, его имя, произнесенное этим нежным, робким голосом, прозвучало так чудесно, что у Линдли перехватило дыхание. Если бы он, движимый раскаянием, не поклялся страшной клятвой поберечь ее, то предпочел бы услышать, как она выкрикнет его в миг наивысшего наслаждения. Вот это действительно было бы впечатляюще!

Но с этим придется подождать. Нужно дать ей время отдохнуть. Он будет терпелив.

Терпелив, как человек, который идет ко дну, с горечью подумал Линдли. Правда и реальность, обрушившись на него с двух сторон, казалось, вот‑вот задушат его. Он лежал, баюкая Софи в объятиях, и с ужасом понимал, до какой степени все безнадежно запуталось.

Этой ночью он лишил ее девственности, а завтра утром лишит отца. И если она еще когда‑нибудь произнесет его имя, то только с ненавистью.


Софи старалась дышать медленно и размеренно. Плечи затекли, какая‑то шишка в перине больно врезалась в тело, но она не осмеливалась шевельнуться. На постоялом дворе стояла тишина, все, видимо, спали, а Линдли был так близко, что она слышала его дыхание.

Она никогда не забудет его… Не забудет, как они занимались любовью. От этого ее будущее — даже если она сможет отыскать отца — выглядело еще более тоскливым. Будущее без Линдли… при одной мысли об этом Софи хотелось умереть.

Кое‑как ей удалось незаметно выскользнуть из его объятий. Софи притворилась, что смертельно устала — зевала во весь рот, терла глаза, ерзала, в общем, делала вид, что хочет только одного — спать. Он не протестовал.

В конце концов Линдли повернулся к ней спиной и, похоже, уснул. Во всяком случае, Софи была уверена, что он спит. Вероятно, тоже устал. Странно. Девочки мадам уверяли ее, что мужчины способны заниматься этим часами. Наверняка преувеличивали, решила Софи. Но с другой стороны, откуда ей знать? Когда они с Линдли занимались любовью, ощущение было такое, словно мир вокруг внезапно перестал существовать. Время остановилось — она бы не заметила, если бы это продолжалось дни, не то что часы. Господи, как же ей жить дальше? Какая несправедливость — на миг оказаться в раю только для того, чтобы быть изгнанной оттуда навсегда!

Но назад пути нет. И выбора тоже нет. Отец нуждается в ней — мадам ясно дала это понять. Она должна была это сделать.

Очень медленно и осторожно Софи повернулась. Линдли даже не шелохнулся. Отлично! Она бесшумно выскользнула из‑под одеяла и поежилась, почувствовав под ногами холодный пол. Линдли по‑прежнему не шевелился, и это придало Софи смелости. Выскользнув из постели, она потихоньку вытащила из‑под подушки сорочку, которую сама же туда засунула.

Накануне она намеренно расшвыряла свою одежду по комнате — решила, что Линдли клюнет на этот крючок. И он клюнул. Спрятав улыбку, Софи принялась собирать разбросанные вещи. Потом бесшумно выскользнула из ночной рубашки и натянула сорочку. За ней последовали чулки. Потом корсет. А вслед за ними платье.

Софи уже много лет одевалась сама, без посторонней помощи — с того самого времени, как умерла мама. Она даже переделала застежку корсета так, чтобы можно было самостоятельно затягивать шнурки. Мелькнула мысль о том, сколько еще долгих одиноких лет ей суждено делать то же самое… Но сейчас не время жалеть себя. Нужно действовать. А это значит, что ей необходимо опередить Линдли.

Узелок с ее пожитками скромно дожидался в углу. Софи наспех проверила его содержимое. Все было на месте — в том числе и медальон. Можно было уходить. Все, что ей нужно, — это бесшумно выскользнуть из комнаты. Если ей повезет, пройдет еще несколько часов, прежде чем Линдли проснется и обнаружит, что ее нет. Она встретится с мадам в условленном месте и никогда больше не увидит его. Медальон окажется вне пределов его досягаемости, и отцу больше ничего не будет угрожать.

Софи обернулась, чтобы бросить последний взгляд на спящего Линдли. Она вспомнила, как он целовал ее, и с трудом удержалась от слез. Это было еще совсем недавно! Слава Богу, ей хватило ума поблагодарить его. Может, поцеловать его на прощание? Она заколебалась. Нет, не стоит. В одном она не покривила душой — от усталости у нее действительно подгибались ноги. Коснуться его в последний раз было бы блаженством… но она не могла себе этого позволить.

Если Линдли проснется и прикажет ей остаться, вряд ли у нее хватит духу не послушаться его. Лучше уйти, пока он спит. Софи, с трудом оторвав от него взгляд, бесшумно направилась к двери.

— И что, даже не поцелуете меня на прощание, мисс Даршо?

Софи подскочила, как ужаленная. Господи помилуй, неужели он все это время притворялся спящим, а сам незаметно наблюдал, как она одевается?! Как невежливо!

— Почему вы не сказали, что я вас разбудила?

— А вы и не разбудили меня. Я не спал.

— Но при этом делали вид, что спите, — буркнула Софи. Господи, что же делать?!

— Как и вы. Насколько я понимаю, медальон находится в вашем узелке?

— Нет. Я спрятала его в другом месте.

Линдли уселся на постели, даже не позаботившись прикрыть наготу. Софи смотрела на него во все глаза.

— Не пытайтесь обмануть меня, Софи, — усмехнулся он. — Меня уже тошнит от вашей лжи. Вы ведь решили сбежать, верно?

— Да.

— Даже после того, как на вас только этим вечером напал какой‑то негодяй?

— Я буду осторожна.

— Чушь! — рявкнул он. — Все кончится тем, что вас попросту убьют! Или еще хуже. Нет, просто уму непостижимо… о чем вы только думали, когда решились уйти отсюда одна, посреди ночи?!

— Я должна найти отца.

Линдли, похоже, нисколько не удивился; должно быть, уже догадался, что она задумала. Интересно, что он сделает, чтобы ей помешать?

— А мне казалось, что мы договорились уехать вместе утром, — просто сказал он.

— Я передумала.

Она чувствовала его взгляд на своем лице, но так и не смогла заставить себя встретиться с ним глазами.

— Вы открывали медальон, я угадал? — вдруг спросил Линдли.

— Что? — Софи слегка растерялась.

— Пока я вышел узнать, доставили ли мой экипаж. Вы заглянули в медальон и догадались, где искать своего отца. Вот откуда это внезапное желание соблазнить меня, верно? Ох, Софи, вы не перестаете меня удивлять! — вздохнул Линдли.

У нее едва не остановилось сердце, когда она поймала на себе его взгляд. Пришлось напомнить себе, что на кону жизнь ее отца. И не только. Кажется, она лишь сейчас поняла, что если сдастся, то потеряет гораздо больше, чем просто отца. Если она сейчас уступит, то ее сердце будет навсегда разбито.

А потом он коснулся ее щеки, и Софи обреченно подумала, что уже, наверное, слишком поздно…

— Глупая девочка. Ты соблазнила меня и решила, что можешь просто взять медальон и бежать на поиски своего никчемного отца. Но есть кое‑что, что тебе нужно знать, — проворчал Линдли. При этом он обхватил руками ее лицо, так что Софи ничего не оставалось, кроме как смотреть ему прямо в глаза. — Понимаешь, я и так уже потерял очень многих людей, которые были мне небезразличны. И я не хочу потерять и тебя.

Боже милостивый… выходит, она ему небезразлична?! От неожиданности Софи на миг даже перестала дышать.

— Беги к своему отцу, если хочешь, — продолжал Линдли. — Но предупреждаю — без меня ты его не найдешь.

— Но ведь вы отправите его на галеры! Я не могу допустить этого, милорд. Поэтому я должна найти его без вас.

— А я не могу допустить, чтобы ты подвергла себя опасности! — отрезал Линдли.

— И как вы собираетесь меня удержать? Свяжете по рукам и ногам и объявите своей пленницей?

Линдли с трудом спрятал улыбку.

— Рассчитываешь снова меня соблазнить, да, Софи?

— Нет. Уже не хочу…

— Я уверен, что пожертвовать невинностью ради такого человека, как твой отец, было неправильно! — отрезал Линдли, смерив Софи взглядом, который подействовал на нее, как ушат холодной воды. — Он этого не стоит.

Софи, покачав головой, взмолилась про себя, чтобы Линдли не заметил слез, застилавших ей глаза. Она даже сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Прикосновение его горячей кожи было таким блаженством, что Софи даже в голову не пришло сопротивляться. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, и она с готовностью подставила ему губы. Захлестнувшее ее желание застало Софи врасплох — она снова хотела его, причем даже сильнее, чем раньше. Боже милостивый, растерялась она… неужели такое возможно?

Софи позволила Линдли крепко прижать ее к себе, обвила его шею руками — ее пальцы блуждали по его телу, гладили перекатывающиеся под кожей мускулы, потом запутались в густых темных волосах. Ей казалось, она умрет, если заставит себя оторваться от его губ. Это было блаженство, ничего подобного она…

Внезапно что‑то негромко звякнуло, упав на пол между ними. Софи опустила глаза вниз и сдавленно ахнула, сообразив, что произошло.

— Ради всего святого… что ты таскаешь с собой? — прогремел Линдли, нагибаясь, чтобы помочь Софи.

Софи поспешно подбирала с пола свои вещи, трясущимися руками запихивая их в узелок. Не хватало еще, чтобы Линдли увидел, что там. Сейчас она с радостью отдала бы ему этот чертов медальон, только бы он не взялся разглядывать ее пожитки.

— Проклятие… я готов поклясться, меня что‑то укололо! — пожаловался он. — Что у вас там, мисс Даршо, кинжал? Вы, часом, не наемный убийца?

— Нет! — оскорбилась Софи. — Всего лишь швейные принадлежности, милорд.

Линдли повертел перед глазами ножницы.

— Вижу. И что же именно вы шьете, позвольте спросить? Может, продемонстрируете мне еще какие‑нибудь образцы своего творчества? Признаюсь, ваше вчерашнее ночное одеяние потрясло меня до глубины души.

Софи попыталась помешать Линдли, но он ее опередил. Выхватив из ее рук узелок, он принялся с интересом разглядывать его содержимое. Софи старалась его отнять — кончилось тем, что содержимое узелка рассыпалось по кровати. Софи едва не застонала от отчаяния.

Брови Линдли удивленно поползли вверх. Губы дрогнули в улыбке. Софи почувствовала, как у нее загорелись уши. Потом Линдли нагнулся и, осторожно потянув, вытянул из кучки вещей нечто, напоминающее кусок смятого бархата аметистового цвета. Прищурившись, он потер его между пальцами и заговорщически подмигнул Софи.

— Что‑то знакомое. Это, случайно, не точная копия тех самых панталон, которые вы потеряли, когда убегали из дома Фитцгелдера?

Линдли, не выпуская из рук панталоны, продолжал с улыбкой смотреть на сконфуженную девушку.

— Эээ… позвольте, сэр, я соберу свои вещи.

Однако Линдли молча оттер ее плечом и продолжал перебирать разбросанные по кровати вещи, пока не наткнулся на нечто такое, чего, по мнению Софи, ему совсем не полагалось видеть. И это был не медальон.

— А это что такое?

— О… это? Это… эээ… подушечка для булавок.

— Вот это? Очень сомневаюсь. — Линдли выразительно склонил голову набок.