— Боже милостивый, нет! Она ведь теперь леди, знатная дама. Вряд ли она захочет признать меня.

— Именно поэтому Дэшфорд и не пытался помогать вам все эти годы? Потому что вы для него не слишком хороши, да?

До этого дня Линдли всегда симпатизировал Дэшфорду, но сейчас вдруг почувствовал, что был бы рад никогда его больше не видеть. Дэшфорд обязан был позаботиться об осиротевшей кузине — даже если ее мать была незаконнорожденной! Как он мог бросить ее на произвол судьбы, зная, что ей пришлось поселиться в борделе?!

— Я мало знаю нынешнего лорда Дэшфорда, — нехотя пробормотала Софи. — К тому времени, как меня отвезли к бабушке, его уже отправили в школу. А потом отец умер, и мама захотела, чтобы я переехала к ней в город. А потом умерла и бабушка и… и нам было некуда идти…

— И вы не решились попросить Дэшфорда о помощи, верно?

— Нет. Конечно, нет.

В устах Софи это прозвучало как нечто само собой разумеющееся. Этой девушке пришлось жить в борделе, что не мешало ей держаться с удивительным достоинством. Она хотела сама выбиться в люди, а не просить милостыню у знатных родственников, которых едва знала. Конечно, такой поступок достоин восхищения, решил Линдли, хотя сам он этого не одобрял. Нет, такая жизнь не для нее.

— Проклятие, Софи, вы должны были поехать к нему! — рявкнул он.

— Не рычите на меня! — разозлилась Софи. — Я поступила, как сочла нужным!

— И видите, к чему это привело!

Софи, фыркнув, скрестила руки на груди.

— Да, вижу. Прямо к вам.

Это подействовало, как ушат холодной воды. Линдли мгновенно понял, что она имеет в виду. Софи могла позаботиться о себе — что в борделе, что в доме Фитцгелдера. Да, она неплохо справлялась, вынужден был признаться Линдли. А потом на ее пути появился он. И обесчестил ее.

Еще один повод напомнить себе, что теперь он обязан позаботиться о ней. Ничего, очень скоро эта упрямая маленькая дурочка убедится, что по части упрямства он ей сто очков вперед даст. А может, и больше, скрипнув зубами, подумал он.


Глава 14


Оставив позади тракт, экипаж свернул на узкую проселочную дорогу. В лунном свете вдалеке возник силуэт дома… нет, даже не дома, а скорее замка. Господи помилуй, неужели это и есть Хейвен‑Эбби?! Наверное, он очень древний, решила Софи, восхищенно разглядывая крепостной вал и угрюмую сторожевую башню, придававшие дому облик средневековой крепости. Сказать по правде, девушка была потрясена. Боже, куда он ее привез?!

— Это он и есть? Дом вашей бабушки?

— Да. Я не был здесь три года.

— Ясно. Наверное, с тех пор, как умерла ваша бабушка?

— Нет. С тех пор как потерял всю свою семью.

— О… — растерянно протянула Софи.

Она понятия не имела, что положено говорить в таких случаях. Линдли уже пару раз упоминал о том, что потерял всю семью, не забыв добавить, что к этому как‑то причастен ее отец. Софи старалась не думать об этом, твердила, что ей все равно. Но теперь это было невозможно. Ей уже не все равно.

Когда‑то это был его дом… родной дом. Тут жила его семья — вряд ли, говоря о семье, Линдли имел в виду одну бабушку. Возможно, он даже был женат. Боже милостивый, неужели у Линдли были жена, дети?! Как она об этом не подумала? Что же ему пришлось пережить… при одной мысли об этом сердце у Софи обливалось кровью.

Сидя подле него, пока они подъезжали к дому, порог которого он боялся переступать столько лет, Софи даже на расстоянии чувствовала его боль. Неудивительно, что он ищет правосудия. Теперь понятно, почему он так беспощаден к отцу, вздохнула она. Ей ли не знать, как мучительно больно терять тех, кого любишь? А уж если они не умерли, а были убиты… Софи содрогнулась, на миг представив себе, через что пришлось пройти Линдли.

Наверняка он не собирался возвращаться сюда. И не вернулся бы, если бы их жизни не угрожала опасность. Ее жизни.

— Спасибо, что привезли меня сюда, — пробормотала она. — Догадываюсь, что сами вы предпочли бы этого не делать.

— Это было самое разумное решение на данный момент, — пожал плечами Линдли. — Кстати, не спешите меня благодарить. Нужно еще выяснить, впустят ли нас в дом.

В первый момент Софи показалось, он шутит. Однако после того, как они минут десять топтались на крыльце, пока Линдли барабанил кулаком в массивную дверь, она понемногу начала подозревать, что это не было шуткой. Наконец в глубине дома послышались шаркающие шаги. Похоже, кто‑то шел к двери.

Раздался скрип, и в двери появилась узенькая щелка. За ней мелькнуло морщинистое лицо — старик в ночном колпаке. Появился голубой глаз, быстро оглядел Софи, потом уставился на Линдли. И расширился от удивления.

— Добрый вечер, Уимпол, — с улыбкой приветствовал старика Линдли. — Впустишь нас?

Дверь мгновенно распахнулась перед ними с силой, неожиданной для дряхлого старика, которого только что вытащили из постели. Теперь Софи могла хорошо рассмотреть его — сбившийся набок колпак, ночная рубаха, неаккуратно, видимо, наспех, заправлена в бриджи, из‑под которых видны спущенные чулки. Башмаков не было — судя по всему, в спешке он забыл их надеть. В одной руке у него была тонкая восковая свеча, в другой — что‑то непонятное. Софи только потом сообразила, что это метла.

— Решил прибраться на ночь глядя, старина? — подмигнул Линдли. Старик, низко поклонившись, отодвинулся в сторону, чтобы пропустить их внутрь.

— Кому‑то вздумалось барабанить в дверь посреди ночи — в такое время всего можно ожидать, милорд. Одному Богу известно, кто это мог быть. Может, грабители с большой дороги, а может, и того хуже, — прошамкал старик.

— И ты собирался припугнуть их метлой? Ах, Уимпол, как же давно мы не виделись!

Линдли дружески хлопнул старика по спине. Софи даже перепугалась, как бы он не рассыпался от господской ласки, однако тот только радостно заулыбался беззубым ртом. Судя по всему, трехлетняя разлука не остудила дружбы, которая связывала этих двоих. Все это выглядело очень трогательно, но Софи вдруг почувствовала себя лишней.

Внезапно ее внимание привлек шум на лестнице. Подняв глаза, Софи разглядела довольно высокую, костлявую женщину в ночном одеянии, сжимавшую в руке увесистую кочергу. Чепчик пожилой леди съехал на одно ухо, и седые вихры в беспорядке торчали в разные стороны. Но радость, сиявшая на ее морщинистом лице, сделала его менее суровым, чем оно было бы при других обстоятельствах.

Линдли, тоже заметив ее, широко улыбнулся:

— А, миссис Ви! Это вы! И еще прекраснее, чем всегда!

Старушка спустилась вниз, в дрожащих пальцах ее тряслась и прыгала свеча.

— И была бы еще прекраснее, если бы спокойно спала до утра. Что стряслось, что вы вытащили меня из постели посреди ночи?

— Простите, — виновато забормотал Линдли. — Вы же знаете, я бы ни за что этого не сделал, если бы смог. Но дело в том, что у нас… ммм… небольшие неприятности.

При этих словах две пары старческих глаз, словно по команде, дружно уставились на Софи.

— Надеюсь, вы еще не забыли моего друга Дэшфорда? — невозмутимо продолжал Линдли. — Так вот, это его кузина, мисс Софи д’Аршо.

— О!..

Софи окончательно растерялась — до этого она ни разу не слышала, чтобы кто‑то произносил ее имя подобным образом, на французский манер. Кроме отца, разумеется, но он ведь был француз.

— Мисс д’Аршо, позвольте представить вам Уимпола и его жену, — продолжал Линдли таким тоном, словно их появление в доме в такой час было чем‑то совершенно обыденным. — Они заботились обо мне чуть ли не с самого рождения. Я бы без колебания доверил им собственную жизнь.

Софи, вежливо кивнув, с трудом выдавила из себя улыбку. В глубине души она чувствовала себя самозванкой. Какое она имеет право выдавать себя за порядочную женщину, да при этом еще претендовать на родство с таким джентльменом, как лорд Дэшфорд?! Вряд ли Уимполы купятся на это — у старых слуг чутье, как у собаки. Молодая женщина, путешествующая среди ночи наедине с лордом Линдли… можно не сомневаться, что они подумают. Софи уже чувствовала, как цепкий взгляд миссис Уимпол шарит по ее лицу, — не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она в нем прочтет, с горечью подумала Софи.

— Я хочу попросить вас позаботиться о мисс д’Аршо, — как ни в чем не бывало продолжал Линдли. — О нашем приезде никто не должен знать, так что держите язык за зубами. Боюсь, на долю бедной мисс д’Аршо в последнее время выпало немало ужасных, мучительных испытаний.

Софи изумленно покосилась на него. Боже милостивый, что он задумал?

— Ее едва не похитил один жестокий человек. Бедняжка только чудом осталась в живых. Мы должны позаботиться о ее безопасности до тех пор, пока она не сможет вернуться к кузену.

— Боже милостивый! Бедное дитя! — по‑матерински кудахтала старушка, хлопоча вокруг нее. — Как же это случилось‑то? Пойдемте со мной. Сейчас я дам вам выпить чего‑нибудь горячего, чтобы согреться, а потом уложу в постель. Вы расскажете обо всем миссис Ви, и вам сразу же станет легче, вот увидите!

Софи бросила быстрый взгляд на Линдли.

— Идите с ней, мисс д’Аршо, — невозмутимо сказал Линдли, отвешивая Софи такой изысканный поклон, как будто их только что представили друг другу на каком‑то балу. — Хороший отдых вам явно не помешает.

— Да, милорд, но… а где будете вы?

— Не волнуйтесь. — Теперь Линдли говорил таким тоном, каким матери разговаривают с капризным ребенком, когда приходит время отослать его спать. — Я буду рядом. Так что вы в безопасности.

Взбираясь вслед за миссис Уимпол по лестнице, ступени которой вдруг показались на удивление холодными, Софи ломала себе голову, мучительно пытаясь сообразить, как ответить на град вопросов, который сыпался на ее многострадальную голову.

Откуда они едут? Рассчитывал ли похититель получить за нее выкуп? Как случилось, что Линдли удалось вырвать ее из лап этого бессердечного разбойника? Наверное, она промерзла до костей, ведь по ночам в это время года ужасно холодно и сыро? Где она предпочитает спать — в Желтой комнате или, может, в Голубой? Радовало только одно — выстреливая в нее вопрос за вопросом, добрейшая миссис Уимпол, похоже, даже не замечала, что девушка упорно молчит. Впрочем, она тарахтела с такой скоростью, что Софи все равно не удалось бы вставить слово, хоть она хорошо понимала, что рано или поздно придется удовлетворить любопытство старой леди и рассказать хоть что‑то о своих воображаемых злоключениях.

К счастью, когда они добрались до верха лестницы, ей удалось заметить кое‑что, что могло бы ненадолго отвлечь внимание миссис Уимпол. Густо развешанные по стенам семейные портреты придавали коридору сходство с картинной галереей. То, что нужно, обрадовалась Софи. Какая домоправительница не захочет рассказать о тех, кто когда‑то жил здесь и был объектом ее неустанных забот?

— Какие чудесные портреты! — воскликнула Софи, перебив старушку на полуслове. — Как хорошо вы о них заботитесь! А лица на портретах… ну, просто как живые!

На самом видном месте, прямо напротив лестницы, висел портрет самого Линдли. Судя по всему, он был сделан несколько лет назад, вероятно, сразу, как он вернулся из школы, однако в синих глазах юноши сквозила та же уверенность в себе, которая и сейчас отличала Линдли. Твердая линия подбородка и аристократические черты лица его с возрастом почти не изменились, подумала Софи.

Рядом с ним висел портрет совсем еще юной хорошенькой женщины. Намного красивее ее самой, с невольной завистью отметила Софи. Густые каштановые косы женщины отливали золотом, а матово‑белая кожа, казалось, светилась в темноте. Однако внимание Софи привлекла не она, а ребенок, которого женщина держала на руках.

Это был мальчик. Густая копна иссиня‑черных волос закрывала лоб до самых бровей, под которыми блестели озорные ярко‑синие глаза. Казалось, малыш улыбается ей, румяное лицо его сияло радостью и весельем. Было ясно, что этот ребенок, хоть и совсем крошечный, живет в полном согласии с собой и со всем остальным миром, где его окружают только любовь и ласка. Но на самом деле…

Господи… да он же как две капли воды похож на Линдли!

Боже милостивый, неужели она видит перед собой портрет его жены и ребенка, ужаснулась Софи. Да, наверное. Она была потрясена до глубины души.

— О, это наша леди Мэри и малыш Чарлз, — с грустью вздохнула миссис Уимпол, заметив, куда она смотрит.

— Как печально, — прошептала Софи.

— О, так вы их знали?

Софи молча покачала головой, уже жалея, что завела этот разговор. Ей вдруг захотелось поскорее уйти, закрыться у себя в комнате, избавиться от этих жутких воспоминаний. И вместе с тем усталость сморила ее.