Глава 17


Вернувшись в залитый солнечным светом будуар, куда ее притащила мадам, Софи еще более остро почувствовала, до какой степени она тут не к месту. Отсутствовали они недолго — сначала дошли до конца одного коридора, потом другого, и тут мадам вдруг объявила, что пора пить чай. Но даже этой небольшой экскурсии хватило, чтобы понять, насколько красив этот дом, являвшийся неотъемлемой частью самого прекрасного периода в жизни Линдли.

— Ну похоже, Энни уже приготовила чай, — объявила мадам, даже не позаботившись понизить голос, хотя Софи знала, что Энни старается убаюкать малышку.

Мадам подвела их к низкому столику, на который миссис Ви поставила поднос. В комнате оставался всего один свободный стул, поэтому Эудора уселась на него и кивком головы предложила Софи присесть на край кровати. Энни так и осталась сидеть у окна, прижимая к груди уснувшего ребенка.

— Энни, ты будешь пить чай? — осведомилась мадам.

— Я отнесу ей чай, — предложила Софи, потянувшись за чашкой.

Мадам шлепнула ее по руке.

— Успеешь. Сиди, Софи. Энни, какую чашку ты налила для Софи?

Честно говоря, Софи не видела особой разницы, из какой чашки кому пить. Для чего заставлять Энни вставать с места, недоумевала она, ведь малышка может проснуться? Она и сама в состоянии положить в чашку сахар и добавить молоко — совершенно необязательно просить Энни это сделать. Но Энни послушно вскочила, осторожно положив ребенка на постель. Малышка продолжала сладко посапывать, и Энни поспешно присоединилась к остальным, уже сидевшим за чайным столиком.

— Эта вам, — пробормотала она, указывая на одну чашку. — А эта — для Софи, — кивнула она на другую.

Софи сделала глоток. Нужно признаться, чай был действительно такой, как она любила. С признательностью улыбнувшись Энни, она снова поднесла к губам чашку и отпила.

— Ну вот и хорошо. — Удовлетворенно кивнув, мадам поднялась из‑за стола. — Вы отдыхайте, а я спущусь вниз — нужно обсудить с миссис Ви обед.

— Обед? — удивилась Софи. — Вы хотите остаться до вечера? А я думала, что нам нужно поскорее вернуться в Лондон.

— Знаешь, у меня кое‑какие дела в этих местах. Так что мы немного задержимся.

— Дела, мадам? — удивленно переспросила Софи.

Господи… какие дела могут требовать присутствия мадам в Хейвен‑Эбби, гадала она. Да еще в отсутствие Линдли?

— Итак, дамы, пейте чай и отдыхайте, — повторила мадам, грациозно выпорхнув из‑за стола. — Энни, позаботься, чтобы Софи непременно отдохнула, — распорядилась она.

— Да, мадам, — пролепетала Энни. — Я понимаю.

Мадам выплыла из комнаты — Энни, воспользовавшись этим, тут же вернулась на свой стул у окна. Софи задумчиво поднесла чашку к губам и вдруг поймала на себе ее взгляд — ощущение было такое, словно Энни чего‑то ждет. Ободряюще улыбнувшись подруге, Софи отпила еще глоток.

— Ты обязательно должна выпить чаю, Энни, — сказала она, чтобы хоть как‑то прервать неловкое молчание. — Ты неважно выглядишь. Плохо спала?

— Н‑нет. Все в порядке. — Энни по‑прежнему старалась не смотреть на нее, упорно разглядывая сложенные на коленях руки.

— Наверное, вы уехали с постоялого двора и ждали меня в условленном месте? Мне так жаль, что я вас подвела. Я не хотела, но Линдли…

Энни вдруг вскинула на нее глаза — на ее нежном лице была написана такая мучительная тревога, что Софи даже испугалась. Уж не из‑за нее ли волнуется Энни? Что‑то подсказывало ей, что это именно так.

— Мадам беспокоилась за тебя, — сказала девушка, — поэтому мы остались на постоялом дворе. Потом мы догадались, что Линдли тебя увез, а вскоре начался пожар.

— Господи… Пожар?!

— Его быстро потушили, но нам пришлось среди ночи перебраться на другой постоялый двор, тот, что через дорогу, помнишь? Роузи, конечно, проснулась и стала плакать, а я ужасно волновалась за тебя.

— Ты настоящий друг, Энни. Я сделаю все, чтобы помочь вам с Роузи начать новую жизнь. Ведь ты мне как сестра. И ты это знаешь. И вообще я так рада, что ты здесь. Хорошо, что вы меня нашли.

Энни затрясла головой.

— Не говори так, Софи! — пробормотала она. — Я тебе никогда не говорила. Я хотела, но… Да, мне следовало тебе сказать!

— Сказать что?

— Я не твоя сестра, Софи.

Софи с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

— Ну конечно, на самом деле ты мне не сестра, Энни. Думаешь, я этого не знаю?

Она снова поднесла к губам чашку. Но едва не выронила ее из рук, услышав следующую фразу Энни:

— Софи, Роузи — твоя сестра.

— Что?! — очень тихо переспросила Софи. Комната вдруг закружилась у нее перед глазами.

— Я никогда не говорила тебе, кто был моим любовником, потому что он умолял меня не делать этого. Сказал, что ты будешь в безопасности только до тех пор, пока не знаешь о нем. Но это правда… отец Роузи — он и твой отец, Софи.

Сквозь звон в ушах Софи с трудом разбирала, что она говорит. В голове стоял туман, перед глазами все плыло. Может, Энни бредит? Ее любовник — отец Софи?! Вот так новость! У Софи вдруг закружилась голова.

Или это комната кружится?

Что с ней такое? Софи была твердо уверена, что сидит на кровати напротив Энни, но вдруг ей показалось, что ее голова отделилась от тела и, медленно кружась, взмыла к потолку.

— Ну, ну, Софи, — забормотала Энни. Бросившись к Софи, она обхватила ее за плечи. — Выпей еще чаю, и тебе сразу станет лучше.

Софи послушно выпила… но это не помогло. На самом деле ей стало только хуже. Лицо Энни вдруг задрожало и стало расплываться у нее перед глазами. Софи почувствовала, как вокруг нее смыкается мрак. Казалось, она постепенно погружается в темную воду.

— Спи, Софи, — пробормотала Энни. Голос ее стал удаляться, с каждой минутой становясь все тише. — Это все ради твоей же пользы. Твой отец поможет нам, если сможет. Знаю, что поможет.


— Он мертв? — спросил Том.

Хатч, уткнувшись лицом в грязь, лежал в пустынном переулке за таверной.

— Нет, я не так уж сильно его стукнул, — отозвался Линдли. — Нисколько не сомневаюсь, он скоро очнется и захочет нас убить. А ты обзавелся довольно неприятными друзьями, мой юный друг. Что‑то подсказывает мне, что ты будешь рад подольше их не видеть.

— Это один из людей Фитцгелдера, — объяснил Том. — Но клянусь вам, милорд, я не собирался помогать ему добыть для его хозяина этот медальон!

— Иди сюда, помоги мне его связать, — велел Линдли, заметив валявшийся под ногами моток бечевки. — У тебя еще будет время объяснить, как ты дошел до жизни такой.

Внезапно Том просиял, будто в голову ему пришла отличная мысль.

— Если ищейки Фитцгелдера будут уверены, что вы мертвы, милорд, они не станут охотиться за вами. Нужно имитировать вашу смерть.

Поразмыслив немного, Линдли пришел к мысли, что идея, пожалуй, не такая уж безумная, как ему показалось на первый взгляд.

— Что ж, ладно, Том. Когда твой друг Хатч очнется, скажи ему, что тебе удалось втереться ко мне в доверие. Ты выведал у меня, где спрятан медальон, потом убил меня и избавился от тела. Уверен, что сможешь убедить его? Главное, чтобы он поверил и сообщил об этом Фитцгелдеру.

— Я об этом позабочусь, милорд. А что мне сказать ему насчет медальона? Где вы его спрятали?

Линдли задумался.

— Скажи ему… скажи ему, я отправил его на хранение моему дорогому другу мадам Эудоре.

В глазах Тома на минуту вспыхнуло удивление. Потом, видимо, сообразив, что к чему, он широко улыбнулся:

— Здорово, милорд! Просто гениально!

— Спасибо, Том, — кивнул польщенный Линдли. — А теперь нужно поспешить. Что‑то мне подсказывает, что твой приятель скоро очнется. Нужно представить все так, будто ты постарался избавиться от моего бренного тела.

— А если я скажу, что швырнул ваш труп в реку?

— Где ты видел тут реку, Том? — поморщился Линдли. — Нет уж, прошу тебя, выбери что‑то более правдоподобное.

— А как насчет тюков соломы? — с энтузиазмом предложил Том. — Могу сказать, что закинул ваше тело на телегу и затолкал его между тюков с соломой, а возница ничего не заметил и поехал себе в Ковентри.

— Хм… Ну, не знаю…

— Или в навоз? В смысле — в бочку с навозом? И сейчас ваш труп плавает в навозе, а я и знать не знаю, куда его повезли. Уж тогда ему точно не захочется вас искать. Это ж какая морока — вылавливать из навоза, обыскивать…

Линдли, не выдержав, расхохотался.

— Ладно, навоз так навоз. Держу пари, Фитцгелдеру это понравится.

— Это точно, особенно если он поверит, что скоро заполучит обратно свой медальон. А он до жути хочет его отыскать, милорд. Сказал, что вы наверняка выманите его у девчонки, поэтому и послал нас за вами, но я слышал, как он говорил, что поручил кому‑то заняться и ею — просто на всякий случай.

При мысли о том, какую участь Фитцгелдер уготовил для Софи, губы Линдли побелели от гнева. Слава Богу, Софи в безопасности. И все же, даже зная, что она в Хейвен‑Эбби и Физел не спускает с нее глаз, Линдли чувствовал, что ему не по себе. Он понимал, что не будет знать покоя, пока все не закончится… пока он собственными глазами не увидит, как Фитцгелдер отправится на виселицу. И все, что для этого нужно, — лишь найти д’Аршо.

— Из Лавленда никаких вестей? — спросил Линдли, прислонив Хатча к валявшемуся неподалеку ящику. — Я так до сих пор и не знаю, встречался ли д’Аршо с теми актерами.

— Увы, милорд. Ничего не могу сказать.

— Тогда я отправляюсь туда и буду следить, а ты, как появится возможность, присоединишься ко мне. Твой приятель вот‑вот очнется. Уверен, что справишься?

— Все будет в порядке, сэр.

— Ну, тогда пора готовить декорации для нашего спектакля.


Руки налились свинцом. Было не вздохнуть — грудь словно придавила каменная плита. Она попыталась повернуть голову, чтобы оглядеться, и не смогла — тело почему‑то не повиновалось ей. Даже просто открыть глаза стоило невероятного труда.

В голове была какая‑то каша. Хорошо бы Линдли был здесь. Он бы помог ей… наверняка ему известно, что происходит. Она попыталась поискать его глазами, но они упорно отказывались открываться. Отец? Где он? Здесь? Она уже совсем ничего не понимала.

Чья‑то рука мягко легла ей на лоб. Рука была прохладной — это было так приятно, что Софи даже застонала от наслаждения. И тут она вдруг услышала голоса.

Они явно приближались… вот они уже совсем близко. Кто‑то склонился над ней… может, ангелы? Один из голосов был таким мягким, таким нежным, что вполне мог принадлежать ангелу. Но нет… ангелы вряд ли станут разговаривать такими грустными голосами. Та же рука снова коснулась ее лба, приподняла ее голову над подушкой. Господи… как такая маленькая рука смогла приподнять ее голову, тяжелую, словно пушечное ядро?

Внезапно она услышала тихий и очень печальный голос над самым ухом.

— Она спит, мадам. Думаю, больше не нужно.

— Нет, нужно дать ей еще, — возразил второй голос. — Нам ведь не нужно, чтобы она вдруг встала и подняла шум, верно? Никто не должен знать о том, что происходит. Ни одна живая душа… во всяком случае, пока.

Нежная рука поднесла что‑то к ее губам, и Софи была вынуждена глотнуть — какая‑то горьковатая, странно пахнущая жидкость попала ей в рот и потекла в горло. Чай? — удивилась она. Господи, что за отвратительный чай тут подают! И что за манера насильно вливать его в рот! Софи была уверена, что бабушке это бы не понравилось. Интересно, что по этому поводу скажет Линдли? Надо будет непременно ему рассказать, решила Софи.

— По‑моему, она кого‑то зовет, — проговорил у нее над головой негромкий нежный голос. — Линдли, кажется.

В ответ раздался скрипучий смех.

— Пусть зовет сколько хочет! Все равно он ее не услышит. Я заплатила кучу денег, чтобы он больше никогда не услышал ни ее, ни кого‑то еще.

Какая‑то бессмыслица, удивилась Софи. Почему Линдли никогда не услышит, как она его зовет? Но тот, второй голос говорил так уверенно… Может, что‑то случилось? В голове мелькнуло неясное воспоминание. Она вдруг вспомнила, как беспокоилась о чем‑то… о чем‑то важном. Но о чем? Может, о Линдли? Неужели он попал в беду?

Софи поперхнулась — в рот опять полилась какая‑то жидкость. Голова словно налилась свинцом, комната вновь принялась кружиться… кружиться вместе с ней. Ей показалось, она куда‑то плывет… ощущение было такое, будто ее относит течением. А потом ей внезапно стало все равно.


Линдли бесшумно подкрался поближе. Он уже несколько часов следил за тем, что происходит в Лавленде… а там, как на грех, не происходило ничего. Судя по всему, актеры предпочитали оставаться в доме — все выглядело так, словно они намерены задержаться тут на какое‑то время. Никто не входил и не выходил из помещения. Д’Аршо тоже не показывался.