Начать с того, что он валялся на полу со связанными за спиной руками. Вдобавок ноги его, туго стянутые в щиколотках, кто‑то заботливо привязал к рукам. Помимо того что эта поза была чертовски неудобной и все тело его затекло, он еще был совершенно беспомощен. Но это еще полбеды. Гораздо сильнее пострадало его самолюбие — представив, как Фитцгелдер, ухмыляясь, разглядывает его, связанного, точно каплуна, Линдли хотелось выть от злости. Знать бы, где сейчас этот ублюдок!

Ерзая и извиваясь всем телом, Линдли в конце концов умудрился немного ослабить узел — настолько, чтобы он смог дотянуться пальцами до запястья. Слава Богу, нож по‑прежнему был в рукаве. Нет, все‑таки Фитцгелдер идиот, возликовал он. Неужели ему не пришло в голову обыскать его? Или он просто не подумал, что Линдли может быть вооружен?

С хрустом потянувшись, Линдли вскочил на ноги и принялся разминать затекшее тело. Интересно, долго ли он провалялся без чувств? Солнце по‑прежнему стояло высоко — значит, у него еще есть время, чтобы догнать Фитцгелдера и помешать его планам.

Голова по‑прежнему болела отчаянно — пощупав лоб, Линдли обнаружил шишку величиной с гусиное яйцо. Будь у него побольше времени, он бы велел принести ему лед, чтобы приложить его к больному месту, но, увы, со временем у Линдли было туго. Ладно, обойдется, решил он. Лишь бы отыскать Софи. Он добрался до своей комнаты и, прихватив пистолет, бесшумно спустился по лестнице. И поспешно юркнул за угол, когда из‑за двери выбежали, хихикая и перешептываясь, две горничные. Судя по всему, они его не заметили, поскольку с жаром обсуждали представление, которое еще шло на кухне. Хороший знак, кивнул Линдли. Видимо, бродячая труппа имела успех и спектакль еще не закончился. А значит, он не так уж долго пробыл без сознания.

— Милорд!

Проклятие, выругался Линдли. Опять этот дворецкий!

— Да?

— Тут вас спрашивают. Какой‑то человек, говорит, что его зовут Физел. Я велел ему дожидаться у дверей.

Линдли чуть не запрыгал от радости. Дворецкий проводил его вниз, где возле парадной двери, беспокойно переминаясь с ноги на ногу и комкая в руках шляпу, дожидался Физел. Тревожное выражение его лица очень не понравилось Линдли. Коротко поблагодарив дворецкого, он отпустил его и вышел на крыльцо, готовый услышать плохие новости, которые принес ему Физел. А в том, что новости плохие, он почти не сомневался.

— Вы велели держать вас в курсе, — начал Физел. — Вот я и приехал. Милорд, мисс Даршо покинула Хейвен‑Эбби. Она хитрюга, эта девчонка. Похоже, она обвела мадам вокруг пальца — заставила ее поверить, что сбежала, а на самом деле просто где‑то пряталась. Дождалась, когда мадам разослала своих людей на поиски, и уже после этого преспокойно удрала.

Действительно, неглупо, отметил Линдли.

— И где она сейчас? Поехала в Лавленд?

— Не знаю, сэр. Я отправил туда Тома — может, ему повезет.

Конечно, Софи поехала в Лавленд, куда же еще? Она ведь ищет отца. Если только… вдруг она как‑то узнала, что д’Аршо в настоящее время в Хартвуде, и сейчас едет сюда? Но ведь и Фитцгелдер тоже здесь, похолодел он. И вдобавок этот ублюдок на свободе.

— Ты должен найти ее, Физел. А я поговорю с Дэшфордом, может, у него есть свободные люди и…

— Погодите, сэр, — остановил его Физел. — Вы ведь не все еще знаете.

— Что? Ты о чем?

— О капитане Уоррене, милорд.

— Об Уоррене? Ах да… я получил его письмо. Он пишет, что собрал достаточно доказательств против Фитцгелдера, чтобы…

— Он тоже охотится за мисс Даршо, — перебил Физел.

— Что?! — Линдли обомлел.

— Он приехал в Хейвен‑Эбби в компании каких‑то головорезов. И жутко разозлился, узнав, что она сбежала, — тут же собрал своих людей и велел им отправляться в погоню. И сам с ними уехал. Я собственными ушами слышал, как они говорили, что едут в Лавленд.

— Уоррен был в Хейвен‑Эбби? Какого дьявола ему там понадобилось?

— Боюсь, это все Эудора. Видите ли, милорд… — Физел замялся. — Штука в том, что он ее сын.

— Капитан Уоррен — сын Эудоры?! Невозможно!

— Да мне тоже поначалу так показалось, сэр. Да только он называл ее «мама», а она ругалась на него — кричала, чего, мол, так долго не ехал? Держу пари, эта парочка замыслила что‑то недоброе. Нутром чую, милорд.

— Вероятно, ты чего‑то не понял. Этого не может быть.

Хотя… До него не раз доходили слухи о том, что у Эудоры есть незаконнорожденный сын, а пару лет назад он получил подтверждение этому. Еще одна из множества тайн, которыми была окружена жизнь Эудоры, с горечью подумал Линдли. Только ему почему‑то никогда не приходило в голову поинтересоваться, что с ним сталось… и уж тем более он не мог представить себе, что речь идет о человеке, которого он знает много лет.

Боже милостивый… теперь понятно, почему Эудора всегда была в курсе всех его дел, например, откуда она узнала, что он поедет на свадьбу к Дэшфорду, ведь сам он был уверен, что ни слова ей не говорил. А вот Уоррен знал. Если то, что говорил Физел, правда, тогда, получается, Эудора узнала об этом от Уоррена. Как и о многом другом.

Проклятие, если Уоррен и Эудора в сговоре, они могут шантажировать множество весьма влиятельных людей! В том, что Эудора на это способна, Линдли нисколько не сомневался, однако мысль о том, что во всем этом участвует такой человек, как Уоррен, до сих пор казалась дикостью. И все‑таки зачем Уоррену все это время нужен был Линдли? Что, если Уоррен просто использовал его, чтобы собирать информацию о сообщниках Фитцгелдера, — это позволило бы ему в случае необходимости с их помощью избавиться от Линдли. И все это время Фитцгелдер был лишь послушной марионеткой в руках этой парочки — с каждым днем он все глубже увязал во всем этом, по своей наивности надеясь, что они вытащат его из неприятностей, когда в этом появится нужда, и даже не подозревая, что ему отводится роль козла отпущения. А Линдли — еще один наивный простачок — даже ничего не подозревал.

Ему не хотелось даже думать о том, что все это значит… какой свет проливает на ту трагедию, что случилась три года назад. О том, чем это может обернуться для Софи, если они решат, что ей слишком много об этом известно. Проклятие, она ведь несколько лет жила в борделе Эудоры, могла случайно стать свидетельницей их разговора. И вот теперь, когда Фитцгелдер угодил в расставленную ими ловушку, а сокровище было почти что у них в руках, Софи сбежала. Еще немного, и Уоррен с Эудорой могли бы покончить со всем этим навсегда и до конца своих дней кататься, как сыр в масле, и тут вдруг возникла новая угроза в лице строптивой белошвейки. Линдли впервые за много лет стало страшно. В такой ситуации жизнь Софи не стоила и ломаного гроша.

— Ладно, Физел, попытаемся предположить худшее. Если Уоррен работает на пару с Эудорой, это все меняет. Значит, нам понадобится помощь. Но времени у нас в обрез. Отыщи Тома. А я попытаюсь выследить Фитцгелдера, потом поеду в Лавленд и буду искать мисс Даршо. Если вам с Томом удастся найти ее раньше, ради всего святого, позаботьтесь о ее безопасности… и, самое главное, не подпускайте к ней Уоррена!

— Сделаю все возможное, сэр.

Физел, посмеиваясь, отправился выполнять поручение. В отличие от него Линдли сейчас было не до смеха. Весь его мир за несколько минут перевернулся с ног на голову — белое стало черным и наоборот, — он больше ни в чем не был уверен. Даже в том, что может рассчитывать на помощь тех, кого он привык считать друзьями, — Дэшфорда с Растмуром.

Одно он знал точно — где бы сейчас ни была Софи, ей угрожает опасность, а его нет там, чтобы защитить ее. При одной мысли об этом у Линдли темнело в глазах.

Вернувшись в дом и уже направляясь в свою комнату, Линдли краем глаза заметил свое отражение в зеркале и нахмурился. Подойдя поближе, он пригляделся повнимательнее. И почти сразу же догадался, почему Физел, поглядывая на него, то и дело посмеивался. Выглядел он, как клоун. В том месте, куда пришелся удар сапогом, красовалась здоровенная шишка, растерзанный галстук выглядел так, словно его топтали ногами, сюртук и рубашка были сплошь покрыты грязью, а под подбородком предательски отливал синевой здоровенный синяк. Линдли мысленно застонал, ощущая себя полным идиотом.

Впрочем, времени, чтобы привести себя в порядок, уже не оставалось. Софи была нужна его помощь. И какая разница, черт возьми, как он выглядит?


Софи, стоя посреди бабушкиной спальни на верхнем этаже, со страхом вслушивалась в приближающиеся шаги. Это были тяжелые, размеренные… явно мужские шаги. Кто это может быть? Отец? Или Линдли? А может, кто‑то из тех, с кем ей очень бы не хотелось встречаться? А таких было немало, уныло подумала Софи. От страха сердце ее колотилось так, что едва не выскакивало из груди, руки и ноги не двигались, словно парализованные, и ужас застрял в горле шершавым горьким комком.

Боже милостивый, вдруг ее найдут — одна, беспомощная, вооруженная только иголками да булавками, которые перед уходом сунула в узелок, что она сможет сделать? Софи покосилась на окно — на какой‑то миг ей даже пришло в голову попробовать бежать этим путем. И тут она вдруг вспомнила, что есть другой выход. Потайной ход, ведущий из этой комнаты вниз!

Софи поспешно метнулась в крохотную гардеробную покойной бабушки — ребенком она частенько играла тут, воображая себя то пленной принцессой, то предводительницей пиратов. Как романтично было знать, что живешь в доме, где имеется самый настоящий, всамделишный потайной ход. Оставалось только надеяться, что память ее не подведет.

Нет, вот она, почти незаметная щеколда, запирающая узкую панель в стене, которая служила дверью. Как ни странно, она почти беззвучно сдвинулась в сторону. Свет из комнаты упал на пол — его оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться, что за эти годы тут почти ничего не изменилось.

Крохотная площадка, а за ней — узкая лестница, ведущая вниз. Боком протиснувшись через зияющую в стене щель, Софи бесшумно задвинула за собой панель. И окунулась в темноту.

Хватит ли у нее смелости бесшумно спуститься вниз? Если честно, Софи сильно в этом сомневалась. Деревянные ступеньки казались древними еще в те дни, когда она была ребенком. Выдержат ли они ее, если она попробует спуститься на кухню? Или нет, если уж спускаться, то еще ниже, в тот сырой, покрытый паутиной подвал, куда бабушка иногда посылала ее за картошкой или за яблоками. Может, безопаснее остаться здесь, за потайной дверью, подальше от дневного света и вне досягаемости мерзких тварей?

Да, наверное, это будет правильнее всего. Затаив дыхание, Софи ждала, что будет дальше. Шаги звучали уже совсем близко — если память не подводила ее, они доносились снизу, из бабушкиной гостиной. Вот было бы хорошо, если бы это оказался отец! Представив себе, как она выскочит из своего укрытия и повиснет у него на шее, Софи радостно заулыбалась. А еще лучше, если бы это был Линдли. Но пока нужно набраться терпения и ждать.

Софи навострила уши. Человек внизу, кто бы это ни был, похоже, обследовал комнату, потом направился к дыре в паркете, которую еще раньше обнаружила Софи. Ее слуха коснулись звуки, подсказавшие, что он шарит в дыре рукой. Потом последовал взрыв ругательств, и все стихло. Голос был незнаком Софи, но, кто бы это ни был, его словарному запасу можно было позавидовать.

Интересно, что он искал? Может, бабушка перед смертью спрятала что‑то под паркетом? Устроила под полом тайник? Вряд ли, решила Софи, в этом случае старушка, которая души не чаяла во внучке, обязательно сказала бы ей, где искать сокровище…

Стоп, спохватилась Софи. А не то ли это сокровище, о котором все говорят? Сказать по правде, сама она в это не верила, но чем черт не шутит, вдруг оно все‑таки существует? А если вспомнить брошенную отцом за домом лошадь и дыру в полу, а так же то, что незваный гость, копающийся в ней, до сих пор проклинает все на чем свет стоит… не значит ли это, что в истории о сокровище есть определенная доля правды? Неужели отец и в самом деле владеет какими‑то богатствами, которые мадам отчаянно стремится заполучить?

Но, во имя всего святого, где же тогда он сам? Лошадь отца стоит внизу, а его нигде нет. Если он отыскал сокровище, то почему бросил свою любимицу? Софи ничуть не сомневалась, что отец ни за что на свете не согласился бы расстаться с этой упрямой тварью, к которой он был очень привязан. Не иначе как что‑то случилось.

И тут она вдруг услышала громкий треск, сотрясший от крыши до основания весь дом. Судя по всему, незнакомец тоже его услышал. Шаги моментально стихли, спустя какое‑то время он снова выругался, только на этот раз намного тише.

Потом раздались шаги — кто‑то, похоже, поднимался по лестнице наверх. Софи зажала ладонью рот — сердце ее готово было выскочить из груди, в горле застрял крик ужаса. Она судорожно прижала к груди узелок, моля Бога о том, чтобы ножницы не вывалились из него в самый неподходящий момент, выдав ее присутствие, как это уже случилось в доме Фитцгелдера.