– О’Рорк сейчас с моим отцом,  – успел сказать Алекс, поднимаясь по лестнице.

Чиверз все понял – укладывая Фиону на кровать в бело-желтой гостевой комнате, Алекс услышал ржание выводимой из конюшни лошади.

– Да, это Томас Митчелл,  – сказал он Чиверзу. – Он готов рассказать Дрейку все, что знает, о покушениях «Львов» на жизнь Фионы и Мейрид Фергусон. Он не должен после этого исчезнуть или подвергнуться судебному преследованию. Ты хорошо меня понял?

– Более чем. Кстати, вторая леди тоже здесь, чтоб вы знали.

– Мейрид в безопасности? – послышался с кровати голос Фионы.

– Как этот дом, мэм,  – заверил Чиверз и вежливо прокашлялся. – С ней лорд Уайлд.

Фиона наконец улыбнулась:

– Очень хорошо. Но не говорите ей, что я здесь, пока мне не станет лучше. Она… с нее достаточно… неприятностей, которые у нас были не так давно.

Алекс вспомнил ночь, когда произошел пожар, и подвывавшую в объятиях Фионы Мейрид. Судя по спокойствию, с которым воспринимала это Фиона, такое поведение сестры не было для нее неожиданностью.

У Алекса сжалось сердце. Хотя бы теперь он знает обо всех ужасах, которые пришлось пережить Фионе? Подумав, он решил, что, наверное, нет. А если даже и узнает, все равно не сможет до конца понять. Но все равно у них не должно оставаться тайн друг от друга, пусть и самых неприятных и страшных.

– Как насчет завершения исповеди, которую ты начала на улице?

Она с трудом повернулась, посмотрела на него, сверкнув глазами, и отвела взгляд.

– Полагаю, смогу.

– Вы жили одни в ужасном месте и должны были как-то защищаться, чтобы выжить. Это наверняка была самооборона. Не думаю, что кто-то может осудить тебя за это.

Ее улыбка сделалась еще печальнее.

– Даже если я использовала наперстянку?

Алекс вдруг почувствовал удушье. Наперстянку? Она что, кого-то отравила? Мозг отказывался понимать. Несколько раз он открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывал, понимая, что готовая сорваться с языка фраза сейчас неуместна: то слишком груба, то банальна, то излишне нравоучительна. Алекс даже потряс головой, пытаясь сосредоточиться.

– Наверное, лучше отложить этот разговор до тех пор, когда тебе станет лучше,  – предложил он наконец.

Она перевела на него взгляд потемневших, заполненных болью глаз и, сомкнув веки, откинулась на подушку. Алекс не понял, то ли она лишилась чувств, то ли просто не захотела продолжать разговор. Он не винил ее, поскольку и сам не хотел говорить на эту тему. Он вообще не знал, что может сказать после того, как горячая горькая волна, вызванная ее последними словами, затопила болью его грудь. Ему хотелось как можно сильнее сжать ее в объятиях, чтобы она почувствовала наконец себя огражденной от всех напастей мира. Он вдруг с ужасом понял, что не в силах что-либо сделать для нее, что не может обезопасить ее. Единственное, что он может,  – это оставаться рядом, пока она сама будет бороться за свое спасение.

Алекс стянул с нее обшитую тесьмой голубую куртку и форменную рубашку и сосредоточился на осмотре раны на боку, сразу забыв обо всем прочем,  – то, от чего требовалось спасать ее в первую очередь, обрело вполне реальные черты. Рана оказалась узкой, длинной и, судя по тому, что все еще кровоточила, глубокой. Похоже, ранение было гораздо опаснее, чем при порезе,  – такие нередко приводили даже к смерти.

«Черт тебя побери, Фиона Фергусон. Черт побери!»

Надо было что-то срочно делать, не дожидаясь прибытия доктора О’Рорка, тем более что тот находился в добрых пятнадцати милях отсюда.

Алекс молча опустился на стул и начал обрабатывать рану. К счастью, Чиверз тоже кое-что понимал в подобных делах и быстро принес горячую воду, полотенца и несколько баночек с целебными мазями. Алекс промыл рану и смазал ее мазью. Он старался делать это как можно осторожнее, но понимал, что Фионе все равно очень больно. Она лежала со сжатыми кулаками, периодически вздрагивая, но из груди ее не вырывалось ни звука.

– Было бы легче, если бы ты погрузилась в обморок, как каждая уважающая себя женщина в подобных обстоятельствах,  – пошутил он грустно, ощутив, как она дернулась, когда нажал ей на грудь.

Губы Фионы дрогнули в подобии улыбки.

– К сожалению, это случается только в романах или на сцене.

– О ты просто не знаешь мою сестру Сисси. Тебе тяжело дышать?

– Когда ты… наваливаешься на меня так – да.

Он убрал руки и слегка приподнял ее за спину.

– А так? Не легче?

– Думаю, легкие в порядке. По крайней мере свиста нет,  – произнесла Фиона, не открывая глаз. – Он попытался вырезать бифштекс из другого места.

Чиверз принес несколько фонарей и расставил их вокруг кровати, затем разжег камин. В комнате стало светло и очень тепло.

– Что-нибудь еще? – спросил он, взявшись за ручку двери.

Алекс посмотрел на свои перемазанные кровью пальцы, которыми только что прощупывал ребра Фионы.

– Я бы не отказался от стаканчика-другого. Сможешь найти бренди?

– Милорд, могли бы и не задавать подобные вопросы – вы меня достаточно хорошо знаете.

Фиона подняла руку.

– Я пожалуй, составлю тебе компанию.

Дворецкий с улыбкой поклонился:

– Я наполню вашу рюмку первой через мгновение, мэм.

Чиверз исчез, чтобы через минуту появиться с графином и двумя наполненными стаканчиками. Поставив все на столик, он помог Алексу усадить Фиону в кровати так, чтобы она могла пить самостоятельно, и удовлетворенно улыбнулся.

– Спасибо,  – поблагодарила Фиона дворецкого, делая глоток. – Теперь я уверена, что смогу выжить после всего случившегося.

Алекс смотрел на дрожащую руку Фионы и думал о том, что больше всего на свете ему хотелось бы увезти ее куда-нибудь, где бы ей никогда ничто не угрожало, где он мог бы постоянно видеть ее и не думать о постоянных страхах за ее судьбу.

– Надеюсь, ты послал кого-нибудь за О’Рорком? – уточнил он у Чиверза.

Фиона подняла удивленные глаза и заерзала на кровати, пролив несколько капель бренди на руку Алекса.

– Ты вызвал сюда доктора, который лечит твоего отца? Как ты мог, Алекс?

Он смотрел на ее пепельно-бледное лицо с темными кругами под глазами, и ему хотелось то рассмеяться, то броситься к ней и расцеловать. Он впервые видел, чтобы кто-то, будучи в подобном состоянии, сердился на него за то, что пригласил лучшего из всех известных докторов.

– Моему отцу намного лучше, и пока он нуждается только в отдыхе.

Она фыркнула и раздраженно махнула рукой.

– Так было неделю назад, когда ты уехал от него. А со мной наверняка все будет в порядке. Женщины регулярно теряют кровь, и ничего. Мы знаем, как с этим управляться.

Алекс почувствовал, что краснеет, чего с ним не случалось с детства; Чиверз тоже был явно смущен, но Фиона, казалось, не обратила на это никакого внимания.

– Что ж, я рад, что ты так уверена в своих силах,  – пробормотал Алекс ворчливо. – Но я все-таки хотел бы получить подтверждение от настоящего врача. И это не обсуждается. Ты, Чиверз, пока свободен.

Алекс сложил кусок мягкой ткани, приложил к ране, затем приступил к перевязке, обматывая марлей ее тонкую талию. Было странно перевязывать те места, которые он ласкал прошлой ночью, прикрывать белой тканью восхитительные бедра, нежный живот, видеть подрагивающие не от ласки, а от боли груди.

На всех этих прелестях, оскверненных насилием и жестокостью, сейчас были следы крови. Если бы не необходимость действовать, чтобы помочь, Алекс, наверное, сошел бы с ума от жалости к своей обожаемой Фионе. Постаравшись отогнать все лишние мысли и сосредоточиться, он намазал марлевые полосы мазью и присел на кровать в ожидании, пока пропитаются. Чиверз, как выяснилось, перед тем как уйти, наполнил бокал Фионы. Алекс налил себе и помог сделать глоток ей в надежде, что выпитого ей будет достаточно, чтобы не обращать внимания на происходящее. Ему не хотелось, чтобы она запомнила, кто именно причина ее дискомфорта и боли, ведь независимо от того, что будет делать О’Рорк, первым начал бередить ее раны именно он, Алекс, причем раны не только физические.

Неожиданно ему стало стыдно за свой эгоизм, за то, что думал не столько о ней, сколько о себе. Может, следовало вообще подождать со всеми этими разговорами? Наверняка ей было больно раскрывать свои страшные тайны, как, впрочем, и выслушивать его исповедь, но ему так много нужно было ей сказать, так много хотелось от нее узнать. И все-таки, несмотря ни на что, ей сейчас немного легче. У него уже появилась уверенность, что она не умрет, а вот уверенности, что он сможет до конца понять, кто такая Фиона, так и не было.

Не знал Алекс также, действительно ли хочет узнать о ней все.

– Фи…

Сказать то, что хотел, Алекс не успел и так и не понял, легче стало или тяжелее от того, что ему помешали.

– Итак, это и есть вторая половинка знаменитых близняшек Фергусон,  – раздался голос от двери.

Алекс заскрежетал зубами.

– Прости, что злоупотребили твоим гостеприимством, старик, но выбор у нас был весьма ограничен.

Фиона, прикрыв плечи кителем своего опереточного мундира, с прищуром посмотрела на остановившегося в дверях незнакомца в вечернем костюме и спокойно сказала:

– Я не уверена, что мы знакомы, как не уверена, рада ли вас видеть, сэр.

Обернувшись, Алекс заметил воинственный блеск в ее глазах, а Дрейк удивленно вскинул левую бровь и, в полупоклоне прижимая руку к сердцу, с усмешкой произнес:

– Я безутешен, леди Фиона! Позвольте представиться: я Маркус Дрейк.

– Да-да,  – пробормотала она. – Я поняла. Наслышана, весьма…

Дрейк больше не улыбался.

– А я о вас.

Алекс бросил на него предостерегающий взгляд – услышать сейчас, при Фионе, что именно ему удалось узнать, совсем не хотелось.

Фиона между тем поставила свой стаканчик на прикроватный столик и поудобнее устроилась среди подушек.

– Хотелось бы все-таки услышать то, что вы знаете, да и Алексу это будет небезынтересно, к тому же поможет сэкономить время. А коль скоро мы здесь, может, отдашь ему часы, Алекс? Или они у Чаффи?

– Часы? – сразу насторожился Дрейк. – Откуда взялись какие-то часы?

– И не только, но мы с тобой поговорим об этом позже, когда я закончу здесь,  – ответил Алекс.

– Мне почему-то кажется, что нам следует все выяснить прямо сейчас.

– Не знаю, доложил ли тебе Чаффи,  – повернулся к нему Алекс,  – но мне удалось сегодня ночью заполучить коллекцию ценностей, а среди них, похоже, и материалы «Львов». И если ты не хочешь, чтобы они оказались в огне, дай мне время оказать помощь мисс Фергусон.

– Эти бумаги из дома Хоузов,  – тихо добавила Фиона, сделав длинный глоток из своего стаканчика. – Из проклятого дома Хоузов.

На этот раз у Дрейка приподнялись обе брови, что выдавало крайнюю степень удивления.

– И в этой коллекции есть компромат на тебя, Найт?

– Есть. Я, естественно, отберу эти бумаги.

– И те, что касаются твоего отца?

Алекс нахмурился и пристально посмотрел Дрейку в глаза.

– Похоже, что тебя не удивляет наличие таких материалов.

– Ну, обвинение в измене выдвинуто против вас обоих. И потом… как бы это сказать… поездка в Санкт-Петербург была не совсем его идеей.

На несколько мгновений Алекс замер с раскрытым ртом.

– Так ты знал? – вымолвил он наконец. – И ничего не сказал мне?

По лицу Дрейка нельзя было понять, что он раскаивается.

– Имелись кое-какие подозрения. В отношении твоего отца и твоей жены.

Алекс начал подниматься, одновременно отодвигая стул, но Дрейк предостерегающе поднял руку:

– Не валяй дурака, парень. Речь идет не о каких-то жалких слухах, а о государственных тайнах. Мы поговорим об этом, когда ты спустишься ко мне вниз.

– С удовольствием. Но моего отца ты оставишь в покое.

Фиона открыла глаза и взяла Алекса за руку.

– Это не совсем то, что мы с тобой решили.

Алекс обернулся и увидел ее испуганные глаза. Она опасалась за него! И это в то время как сама подвергается смертельной опасности, в том числе из-за того, о чем недавно рассказала ему. Горько улыбнувшись, он поднес ее руку к губам и благодарно поцеловал.

– Я бы не вмешивался на вашем месте, мисс Фергусон,  – медленно, будто в раздумье, проговорил Дрейк. – Ведь как минимум двое покойников в Эдинбурге вам хорошо известны.

– Мне об этом тоже известно, причем от самой леди,  – вмешался Алекс, устремив на Дрейка блеснувший гневом взгляд. – Так что, если в чем-то не уверен в данном случае, тоже можно будет обсудить.

Видимо, решив, что с него достаточно, Дрейк неожиданно широко улыбнулся и, не говоря ни слова, вышел из спальни. Все внимание Алекса вновь переключилось на Фиону, но она даже не посмотрела на него: казалось, вообще его не замечала,  – а с печальной улыбкой проводила взглядом Дрейка, будто пытаясь обнаружить след страха, который остался после него. Ее чуть приподнятая рука лежала совершенно спокойно и напоминала нежным элегантным изгибом лебединую шею. Глаза потеряли обычный блеск и в неярком утреннем свете казались серыми. Алекс с трудом отогнал тревожное предчувствие.