Через восемь дней после этих убийств верховный суд провел расследование. Свидетельства, данные Сильвией Альбана и Пьетро Бардотти, дали четкое представление о том, что произошло в ночь на 27 октября 1590 года. Однако расследование было прекращено по приказу вице-короля, который считал, что у Карло Джезуальдо, несомненно, есть причины, оправдывающие его действия.

Неаполь был с этим не согласен. Все пришли в ужас от жестокости, с которой были совершены эти убийства; питали презрение к Джезуальдо за трусость, которую он проявил, наняв головорезов, чтобы убить Фабрицио. Посол Венеции дал своему правительству краткий отчет об этой трагедии, написав о том, что три знатные семьи: Джезуальдо, д’Авалос и Карафа — связаны родственными узами со всей аристократией королевства, и что все потрясены этим ужасным событием. О Фабрицио, «самом красивом и самом совершенном дворянине города», глубоко скорбели, а Марию восхваляли как самую добродетельную и самую красивую женщину Неаполя.

Поэты Неаполя, от великого Тассо до самого неизвестного рифмоплета, одновременно исторгли из груди скорбный вопль. Одним из них был фра Джулио Карафа, тот самый племянник Фабрицио, который нанес смертельный удар громогласному поэту. Он явно знал Карло лучше, чем остальные, и его строки в некотором смысле пророческие:

О, беспощадный, варварский убийца,

Навлекший на себя позор навеки,

Зачем же ты сбежал так далеко?

Ведь славный герцог мертв — к чему бежать?

Чего же ты тогда боишься?

Быть может, дух несломленный его

Укорами тебя терзает?

Возможно, так. Его ты подловил,

Когда он беззащитен был,

И подлые убийцы

Прервали жизни нить.

Ужели думал ты, что кровь,

Пролитая руками негодяев,

Твое бесчестье смоет?

Ведь ты же сам блудил и не заботился о том,

Чтоб ложа твоего не осквернили.

Три стихотворения Торквато Тассо — самое трогательное из всего, что было написано об этих любовниках.

О души, поразительно прекрасные, вы приняли мучительную смерть, и соединила ли вас смерть или любовь, судьба или Небеса, теперь уже ничто не разделит вас.