— Но на это потребуются огромные средства, — заметил лорд Харткорт. — Англия не может себе этого позволить.

— То же самое твердят оппозиционеры, — устало сообщил посол. — По их мнению, в первую очередь государство должно решить проблемы социального обеспечения. Но нам нужны эти дредноуты! И они у нас будут, несмотря ни на что!

— Что вы имеете в виду? — спросил лорд Харткорт.

— Анштрудтер вернулся из Берлина вчера вечером. Он рассказал мне, что в настоящее время одним из излюбленных тостов немцев является «Der Tag»20.

— Они пьют за тот день, в который одержали над нами победу? — догадался лорд Харткорт.

— Совершенно верно. — Посол кивнул. — Немцы всегда ненавидели нас.

— Это всем известно, — медленно и хмуро произнес лорд Харткорт.

— Видит Бог, наш король предпринял все возможные меры для улучшения отношений с Германией, — сказал посол. — Но ситуация лишь сильнее накаляется. Я подумал, что должен обо всем рассказать вам.

— Спасибо за доверие, ваше превосходительство, — ответил лорд Харткорт.

Посол поднялся с кресла.

— И еще одно: немцы сменили шифры, поэтому, естественно, и нам пришлось сделать то же самое. Пока что нам сообщили только военно-морские. Не думаю, что они нам очень пригодятся. Через несколько дней обещают прислать и дипломатические.

— Сколько времени нам потребуется на взлом их новых шифров? — спросил лорд Харткорт.

— Сложно сказать, — ответил, сильно хмурясь, посол. — В последнее время наши секретные службы работают на удивление неэффективно. По словам Анштрудтера, нанять кого-то в Берлине становится все сложнее и сложнее. Те люди, которые работают на нас в данный момент, соглашаются выполнять лишь маловажные поручения. Когда я буду в Англии в следующий раз, я встречусь и побеседую с МИ-6.

— Хорошая мысль, ваше превосходительство, — сказал лорд Харткорт. — Полагаю, французское правительство знает о том, что происходит?

— Французы и не пытаются замаскировать свою ненависть ко всей немецкой расе, — произнес посол. — В каком-то смысле это им даже помогает. Мы же притворяемся, что относимся к Германии по-дружески, и жмем ей руку, прекрасно сознавая, что эта рука готова в любой момент направить на нас дуло пистолета.

— Верно сказано, — безрадостно пробормотал лорд Харткорт.

— Если к вам пожалует Тюбор, член французской разведывательной службы, можете разговаривать с ним предельно честно. Он отличный человек и прекрасно знает свое дело. Я с удовольствием сказал бы то же самое и о наших ребятах, но увы…

Посол развел руками и направился к выходу.

— Вам нравится ваша новая работа, Харткорт? — спросил он, приблизившись к двери и повернув голову.

— Очень нравится, ваше превосходительство. Я занимаюсь ею с большим удовольствием, — искренне ответил лорд Харткорт.

Утомленное лицо посла немного прояснилось.

— Рад это слышать. И весьма доволен, что у меня есть такой работник, как вы, Посол торопливо вышел.

Лорд Харткорт закрыл за ним дверь и вернулся за письменный стол. В письме, которое перед приходом его превосходительства он успел лишь распечатать, были новые военно-морские шифры.

Прошло не больше получаса, как в дверь вновь постучали.

На пороге появился Берти.

— Джарвис только что сообщил мне, что ты уже вернулся! — возбужденно прокричал он. — Я думал, раньше вторника ты не появишься. Что произошло? Размеренная загородная жизнь показалась тебе скучной?

— Нестерпимо скучной, — ответил лорд Харткорт.

— Ты уже слышал, что здесь творилось в твое отсутствие? — спросил Бертрам все так же оживленно.

— И что же? — невозмутимым тоном поинтересовался лорд Харткорт.

— Вчера сюда приходила Анриэтта. Целых четыре раза! И ни в какую не верила, что тебя нет. Джарвису пришлось помучиться!

— Неужели? — произнес лорд Харткорт нарочито бесстрастным тоном.

— Это еще не все! — продолжал Берти. — Весь Париж болтает о том, что прошлой ночью Анриэтта пыталась покончить с собой. Приняла огромную дозу снотворных. Ее увезли в больницу.

К великому разочарованию Бертрама, на лице его кузена не отразилось ни ужаса, ни торжества, ни изумления. Он лишь пожал плечами и продолжил разбираться с письмами.

— Черт возьми, Вейн! — воскликнул Бертрам. — Мне кажется, ты должен реагировать на мои слова несколько по-иному! В конце концов, Анриэтта твоя подруга! Если она решилась на столь отчаянный поступок, значит, с ней случилось что-то страшное!

Лорд Харткорт спокойно отложил в сторону письмо и взглянул на брата.

— Дорогой мой Берти, ты не так давно в Париже, чтобы знать все его секреты. Что ж, я тебя просвещу: имитация самоубийства — излюбленный трюк всех представительниц demi-monde. Таким образом они пытаются добиться той или иной желаемой цели либо возвращают покровителя, которому надоели, понимаешь? — Он выдержал непродолжительную паузу, дав Берти время прийти к соответствующим выводам. — Они принимают перед сном такое количество таблеток, умереть от которого практически невозможно, разве только впасть в непродолжительную кому, но предварительно извещают о своих намерениях самых близких подруг, которые утром и обнаруживают их. За ними приезжает «скорая помощь», и в больнице в цветах, рюшках и облаке духов они дожидаются своего заупрямившегося благодетеля и снова обольщают его.

— Неужели подобное возможно? — ошарашенно спросил Бертрам.

— Еще и как возможно, — ответил лорд Харткорт невозмутимо. — Скажу больше: это даже модно. Но о Анриэтте я был лучшего мнения.

— Ты хочешь сказать, что бросил ее?

— Я ничего не хочу сказать. — Лорд Харткорт откинулся на спинку стула.

— Ты поразительно высокомерен, Вейн! — закричал Бертрам возмущенно. — Что ты о себе воображаешь? Думаешь, тебе позволено все? Еще в пятницу вечером, находясь рядом с тобой в «Максиме», Анриэтта выглядела вполне счастливой. А сорок восемь часов спустя попыталась добровольно уйти из жизни! Ты чем-то ее обидел, это же очевидно!

Лорд Харткорт ничего не ответил. И Бертрам продолжил:

— Будь же хоть чуточку человечнее, Вейн! Я сгораю от любопытства и хочу знать, что между вами произошло. Весь Париж ждет от тебя объяснений. И ты обязан предоставить их нам, нравится тебе это или нет!

— Хорошо, — сказал лорд Харткорт. — Наша связь с Анриэттой окончена-. Поспеши сообщить об этом всем издателям газет.

— Я ничего не понимаю! — Бертрам покачал головой. — До недавнего времени ты был очарован Анриэттой. В пятницу она появилась в ресторане в подаренном тобой дорогом ожерелье. В чем дело, Вейн?

— У меня нет ни малейшего желания обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, — ответил лорд Харткорт категорично. — И никому не советую пытаться что-то из меня выудить.

Бертрам осклабился.

— Мне просто жутко интересно, что между вами произошло. Неужели тебе трудно поделиться со мной?

— Ты никогда ни о чем не узнаешь, — холодно и твердо произнес лорд Харткорт.

— Ты упрям, как осел, Вейн! — вспылил Бертрам. — От меня-то ты мог бы ничего и не утаивать! Я был уверен, что все от тебя узнаю.

— Ты ошибался, — спокойно сказал лорд Харткорт.

— Не понимаю, почему ты так изменился, — задумчиво протянул Берти. — Когда-то ты был замечательным парнем.

— Правда?

— Я не имею в виду детскую пору, а также годы, проведенные вместе в Итоне. Я говорю про то время, когда мы оба уже повзрослели. Помню, ты возил меня по Лондону и относился ко мне настолько по-дружески, что эти дни запечатлелись в моей памяти как один из наиболее приятных периодов жизни.

Направляясь в Париж, я рассчитывал на то, что ты будешь так же рад моему здесь присутствию. Но теперь ты совсем другой.

— Я такой же, как прежде, — терпеливо ответил лорд Харткорт. — Но не люблю, когда кто-то сует нос в дела, касающиеся только меня одного. О своих отношениях с женщинами я не разговариваю ни с кем, пойми.

Бертрам медленно кивнул:

— Возможно, в этом ты и прав. Но происходит что-то странное, и мне очень хотелось бы во всем разобраться! Эта выходка Анриэтты, ее вчерашние попытки тебя разыскать… А еще этот нелепый субботний вечер! Ни с того ни с сего все вдруг пошло наперекосяк…

— Что ты имеешь в виду? — Лорд Харткорт насторожился.

— В тот вечер, когда я вышел вслед за мисс Уидон на балкон, тебя уже не было. А она едва не плакала. Что ты ей сказал?

— Едва не плакала? — переспросил лорд Харткорт, уклоняясь от ответа.

— На балкон вышли еще гости, — продолжил рассказывать Бертрам. — Мисс Уидон тут же сказала, что у нее болит голова, извинилась и ушла. Ты испортил мне вечер, Вейн.

Лорд Харткорт насупился.

— Извини, — пробормотал он.

— Вообще-то все было не так уж и плохо, — поспешно добавил Бертрам. — Я познакомился с премилой крошкой. Она пришла на вечеринку с дипломатическими представителями из России. У нее большущие глаза и высокие скулы, ну, ты знаешь этот славянский тип лица. — Его глаза заискрились. — После вечеринки, не найдя ее сопровождающих, мы поехали ко мне. Я сделал для себя невероятное открытие: в русских женщинах есть нечто такое, чего не найдешь ни в одной из француженок!

— Я рад, что ты хорошо провел время, Берти. — Лорд Харткорт улыбнулся.

— Конечно, с английской пташкой все обещало быть интереснее, но увы… — Бертрам шумно вздохнул. — Знаешь, мне кажется, что герцогиня решительно настроена не подпускать меня к своей племяннице. Не зря ведь она сразу отправила ее танцевать с тобой, когда мы только пришли.

— Боюсь, Лили считает тебя недостаточно богатым или недостаточно важным человеком, — сказал лорд Харткорт.

— Полагаешь, она отдаст свою Гардению тому, кто назначит за нее наивысшую цену? — спросил Бертрам. — Это просто омерзительно, не находишь?

Лорд Харткорт пожал плечами. И произнес неожиданно резким тоном:

— Ты дашь мне возможность спокойно поработать, Берти?

Если ты намереваешься остаться, то, будь добр, веди себя тихо.

Если собираешься продолжать болтать, я выставлю тебя вон.

— Раз уж на то пошло, — ответил Бертрам раздраженно, — я уйду сам. Ты еще пожалеешь, что обошелся со мной так неучтиво. Сиди со своей работой, а я направлюсь прямехонько к герцогине де Мабийон и взгляну на ее племянницу. Не держит же она ее под замком!

— Если бы ее светлость увидела остаток твоего банковского счета, тогда и на порог бы тебя не пустила, — злобно буркнул лорд Харткорт.

Бертрам вылетел из его комнат, громко хлопнув дверью.

Сильно нахмурившись, чувствуя себя крайне отвратительно, лорд Харткорт вновь занялся работой.

А герцогиня де Мабийон тем временем читала своей племяннице лекцию.

— Старайся быть более обаятельной. Скромностью и косноязычием ничего не добьешься в жизни. Мужчины в Париже любят развлечения, а если ты не желаешь их развлекать, то они и не станут тратить на тебя время. Вокруг множество других хорошеньких девушек.

— Я стараюсь, — пробормотала Гардения несчастно.

— Мне очень не понравилось, как только что в парке ты разговаривала с Андрэ де Гренэлем, — продолжила ее тетя. — А ведь он довольно богатый молодой человек, сын известной парижской семьи!

— Этот де Гренэль слишком много пьет, — ответила Гардения. — И постоянно меня оскорбляет. Вот и в субботу на вечеринке он сказал мне нечто такое, что показалось мне крайне неприятным.

Герцогиня откинулась на спинку кресла. Ее лицо внезапно сделалось очень усталым.

— Когда-то, девочка моя, каждой женщине следует научиться терпеть мужчин и принимать их такими, какие они есть.

Что-нибудь отрицательное можно найти в каждом из них. Одни слишком много пьют, другие обожают играть в азартные игры, у третьих несносный характер.

— Я обещаю, что попытаюсь исправиться, — сказала Гардения, подходя к креслу герцогини и опускаясь на ковер возле ее ног. — Я так благодарна вам за вашу безграничную доброту, тетя Лили, и несказанно рада, что у меня теперь есть красивые платья. Но я не могу отделаться от одного гнетущего чувства…

Я как будто не в своей тарелке. Наверное, это связано с тем, что я воспитывалась и жила в совершенно другой обстановке — в тишине и спокойствии нашей деревни… А здесь… Здесь я зачастую не знаю, как себя вести. Нередко я не понимаю, что говорят мне ваши знакомые, вернее, не понимаю, что они имеют в виду. А еще мне кажется, что я очень не нравлюсь барону…

Произнося последние слова, она особенно сильно нервничала. Недовольство барона ее присутствием в этом доме постоянно не давало ей покоя, а заговорить об этом с тетей было страшно. Тем не менее молчать она больше не могла.

— Барон сказал тебе что-нибудь обидное? — резко спросила герцогиня.

— Нет-нет… Ничего особенного он мне не говорил… — Пролепетала Гардения. — Но у меня такое чувство…

— В таком случае никаких чувств у тебя не должно быть! — отрезала герцогиня. — Барон очень сложный человек, иногда даже мне крайне трудно его понять. Но он умен и влиятелен и имеет много нужных связей в Париже. Поэтому ни о чем не задумывайся, просто постарайся не мешать ему, вот и все, что от тебя требуется. Он любит отдыхать в этом доме.