Мишель Маркос - Искусство порока

— Вы бы так не говорили, если бы знали, какой переполох поднялся при ее появлении в дамском клубе.

Маршалл побледнел:

— Атина там была? Когда?

— Не далее как сегодня вечером, когда я был там. Она попросила, чтобы ее впустили повидаться с герцогиней Твиллингем, но леди патронесса отказала ей. Девушка устроила скандал. Но самым удивительным было то, что герцогиня все же к ней вышла. И они уехали вместе в карете герцогини. Можете себе представить, как все были удивлены.

Маршалл мысленно прикинул, зачем Атине понадобилось увидеться с герцогиней Твиллингем наедине.

— Я должен ее найти. Спасибо, генерал Монкриф. — Потом Маршалл пожал руку адмиралу. — Спасибо за вашу дружбу. Мне будет не хватать ваших шуток, сэр.

Седые брови адмирала поползли вверх.

— Не беспокойся. Знаешь, где ты можешь найти еще более трех миллионов шуток про французов?

Маршалл улыбнулся:

— Конечно, сэр. Во Франции.

— Хороший мальчик, — с гордостью произнес адмирал.

В тот вечер Маршаллу не удалось найти Атину. И на следующее утро тоже. Ее не было ни в клубе, ни в школе. К тому же ни ее, ни герцогини не видели в доме последней. Атина Макаллистер просто исчезла.

Когда Маршалл приехал в школу на следующий день, он уже был в отчаянии. Страх рос, как на дрожжах. Он все время нервно теребил волосы, так что от их естественной красоты мало что осталось. Галстук, обычно завязанный с военной аккуратностью, съехал набок. От недостатка сна под глазами образовались темные круги. Он старался убедить себя в том, что существует разумная причина внезапного исчезновения Атины, но воображение рисовало множество страшных переделок, в которые она могла попасть.

Герт проводила его в столовую. Из-за дверей гостиной доносилась приятная музыка, но она болезненно диссонировала с его мрачным настроением.

— Маршалл, вы в порядке? — спросила Эстер, вышедшая из гостиной.

— Вы не получали никаких известий от Атины?

— Нет. Я было хотела сообщить в полицию, но побоялась навлечь на Атину еще большие неприятности, если узнают, что она не ночевала дома.

— Что могло с ней случиться? Вы уверены, что она не оставила никакой записки?

— Мы искали везде. Она просто сказала Герт, что выйдет из дому ненадолго, и ушла. Я даже ученицам ничего не сказала. Они сейчас в гостиной на уроке танцев, который проводит мистер Бейнбридж. Мне не следовало бы оставлять их одних.

— Да, разумеется. Возвращайтесь к ним. А я… отправляюсь в Эндсли-Грейндж. Может быть, она по какой-то причине решила поехать к деду. Во всяком случае, я должен сообщить ему, что она исчезла, вдруг она у него появится…

Мертвая — поймал он себя на мысли, от которой он весь похолодел.

Входную дверь открыли, и раздались шаги. Маршалл бросился в холл.

На фоне утреннего солнца, бившего ему в глаза, Маршалл увидел силуэт. Это была Атина. Она сняла шляпу, и рыжие волосы каскадом рассыпались по плечам.

— Атина! Слава Богу, ты жива!

Он сжал ее в объятиях.

— Боже, какой замечательный прием. Хотелось бы, чтобы при виде меня все были так же счастливы, как ты.

За спиной Маршалла появилась Эстер.

— Мы думали, что ты пропала.

— Каким образом? Растворилась в облаках?

Вдруг, как из бочки, с которой сняли обода, радость Маршалла выплеснулась наружу. Он схватил ее за руки.

— Где ты была? Я с ума сходил от беспокойства. Как ты могла никого не поставить об этом в известность?

Тревога в его голосе вызвала удивление на лицах учениц, появившихся за порогом гостиной. Девушек, по-видимому, привлек громкий разговор.

— О! Доброе утро, мистер Маршалл, — сказала Кэтрин.

Маршалл повернулся к девушке:

— Доброе утро, леди. Прошу вас, продолжайте урок. Надеюсь, вы извините меня за то, что я убью вашу директрису без вас.

Он схватил Атину за руку и потянул в столовую.

— Атина, что с тобой случилось вчера вечером?

— Я хотела тебе рассказать, Маршалл, но у меня не было времени.

— Да где уж! Мне рассказали, что ты уехала с герцогиней Твиллингем. Это правда?

— Да.

— И какое у тебя к ней дело?

Атина прикусила губу.

— Маршалл, мне надо идти. Я жду гостей.

Он покачал головой.

— Ты хотя бы представляешь себе, что мне пришлось пережить вчера вечером?

— Я не знала, что ты будешь меня искать, — немного смягчилась она. — Прости меня. — Она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его в губы.

Его глаза превратились в щелки.

— Клянусь, тебе это будет стоить гораздо больше, чем это.

Он опустил голову, захватил губами ее губы и крепко прижал к себе.

— Никогда больше так меня не пугай! — предупредил он.

Она тупо покачала головой.

Раздался стук в дверь, и Атина отпрянула от Маршалла.

— Тебе придется уйти, Маршалл.

— Почему?

— Потому что без тебя мне будет легче.

— Кто там за дверью?

— Эдвард Нэнс, — ответила она, поджав губы.

— Что он здесь делает?

— Я попросила его прийти.

— Что ты задумала?

— Гамбит, королева берет ладью.

Атина решительным шагом направилась к двери.

Человек на пороге дома снял шляпу.

— Мисс Макаллистер?

Он был совсем не такой, каким она его себе представляла. Враждебность, которую она испытывала к Эдварду Нэнсу все эти недели, рисовала в ее воображении брюзгливого старика с маленькими глазками, склонившегося над листами дешевой бумаги, по которым он водит своим ядовитым пером. На самом деле он был высокого роста, довольно красивый, разве что слишком скромно одет. Ему было немного за сорок, в черных волосах уже была заметна седина. Взгляд светло-карих глаз был внимательным, но не наглым. От него неприятно пахло сигарным дымом, пропитавшим его одежду.

— Мистер Нэнс. Входите.

— Спасибо, — сказал он и быстрым взглядом окинул комнату. — Я слышу музыку. У вас званый вечер?

— У моих учениц урок танцев. Прошу вас, пройдемте в гостиную.

— Спасибо. — Он последовал за ней в гостиную, где большое окно выходило на улицу. — Признаться, меня удивило ваше приглашение. Я много раз пытался добиться интервью с вами, но мои просьбы остались без ответа.

Атина села на кушетку.

— Скажем так — я устала читать всякий вымысел.

Нэнс сел напротив нее и улыбнулся:

— Журналистика не относится к научным профессиям, мисс Макаллистер. Недостаток информации — это ключ к творчеству. Если в какой-либо истории слишком много белых пятен, писатель вынужден скреплять распадающиеся куски по собственному разумению.

— Скреплять — это понятно, — сказала она, сверкнув глазами, — но вы предпочитаете вставлять собственные куски. Большие, несочетаемые, нелепые и явно сфабрикованные куски.

Нэнс пожал плечами:

— Мое дело — продавать газеты, мисс Макаллистер.

— Странно. Я думала, что ваше дело — публиковать правду.

Нэнс внимательно на нее посмотрел:

— Правда всегда относительна и в большинстве случаев — неинтересна. Секреты, мисс Макаллистер, вот пища успешной журналистики. Они лежат в основе самых лучших историй.

Она кивнула:

— И это означает, что лучшие истории по определению должны содержать едкие, уничтожающие разоблачения.

— Не всегда, но по большей части.

— Разоблачения, окрашенные вашим видением вещей, то есть субъективностью.

— Каждый журналист по натуре моралист. Невозможно о чем-то рассказывать без того, чтобы не добавить свое собственное мнение.

— Вы хотите сказать, что это не составляет труда. Гораздо легче разглагольствовать о чем-то, чем объяснять.

Нэнс тяжело вздохнул.

— Я не ученый, мисс Макаллистер. Я ничего не объясняю. Я просто сообщаю. И именно в этом, надеюсь, вы мне поможете сейчас и сообщите вашу историю.

— Как я могу быть уверена, что вы расскажете мою историю такой, какая она есть, а не такой, какой ее видите вы?

Нэнс достал блокнот и карандаш.

— Я постараюсь изложить факты как можно более точно. Расскажите мне о вашей Школе искусств для женщин.

Атина рассказала. Рассказала, как купила здание борделя у его бывшей хозяйки леди Понсонби с единственной целью организовать школу для старых дев, чтобы научить их, как привлекать мужчин, которые должны были стать их мужьями. В дополнение к занятиям, обычным для молодых леди — уход за детьми, вышивание, культура, — они должны были научиться соблазнять — но без каких-либо сношений, фактических сношений.

Нэнс с таким усердием строчил в своем блокноте, что у него на верхней губе выступили капельки пота. Атина мысленно могла уже прочесть заголовки, которые рождались в голове журналиста.

— А откуда у вас были деньги для школы?

— Леди Эстер Уиллетт спонсировала школу из своих собственных средств.

— А лорд Уорридж? Какова его роль?

— Вы имеете в виду капитана Хоксуорта? Он был у нас моделью.

— Моделью?

Атина кивнула с невинным видом. Она подошла к шкафчику под окном и достала оттуда альбом со своими набросками.

— Видите? Вот он.

Нэнс стал с жадностью рассматривать альбом.

— Лорд Уорридж позировал обнаженным перед всеми вами?

— Да.

У Нэнса оставалось все меньше листов в блокноте, а записи становились все более неразборчивыми.

— Вообще-то еще очень рано, мистер Нэнс, но, похоже, вам не помешает стаканчик бренди. Не хотите?

— Э, да. Спасибо.

— Я могла бы позвать Герт, но она сейчас очень занята. Не могу ли я попросить вас принести бренди сюда?

— Конечно. А где он?

— Около входа в баню есть шкафчик. Там вы и найдете графин.

Нэнс встал и, захватив с собой свои записи, прошел по коридору и спустился вниз. Спустя несколько минут он вернулся с графином и двумя стаканами. Разлив бренди, он выпил свою порцию и тут же налил вторую.

— Ваши ученицы… они все из благородных семей?

— Нет. У некоторых нет титула. Некоторые происходят из семей с весьма скромными средствами, и их выгнали из дома непримиримые жены их братьев или дядей. Девушкам пришлось работать гувернантками, чтобы не умереть с голоду. Единственное, что общее у всех наших учениц, — тот факт, что они не смогли привлечь к себе мужей. До тех пор, пока не пришли в нашу школу.

Атина подождала, пока карандаш Нэнса перестал строчить.

— А теперь скажите мне, мистер Нэнс, после того, как я изложила вам факты, что вы намерены написать?

Нэнс усмехнулся:

— Всего лишь самую постыдную историю, когда-либо изложенную на бумаге. С ней не сравнится ни история убийства Капофаро, ни покушение на премьер-министра Персиваля… Будет продано больше газет, чем с новостями об окончании войны.

— Мистер Нэнс, — сказала Атина, — вы неправильно поняли мои намерения. Я ожидаю, что вы опубликуете опровержение всего того, что вы написали обо мне, о моей школе и о моих ученицах.

Плечи Нэнса затряслись от невеселого смеха.

— При всем уважении к вам, мисс Макаллистер, никто не может диктовать мне, что я должен печатать в моей газете. И менее всего та, которая, как я понял из вашего рассказа, не более чем обыкновенная сводня.

Дверь гостиной открылась, и в комнату ворвался Маршалл. Его лицо было искажено яростью.

— Может, я могу предложить дополнительный стимул?

Он схватил Нэнса за лацканы и приподнял.

— Уорридж, — улыбнулся Нэнс. — Вижу, вы никак не можете покинуть это заведение, не так ли?

— Так же, как и вы, разве что вас вынесут на носилках гробовщика.

— В этом нет необходимости, — раздался чей-то голос. — Лорд Уорридж, сейчас же отпустите этого человека.

Маршалл нехотя поставил Нэнса на ноги.

Нэнс разгладил лацканы и спросил вошедшую:

— Кто вы?

— Я Маргарет, герцогиня Твиллингем. — Герцогиня села в кресло и оперлась старческими руками на набалдашник трости. — А вы, сэр — и это, поверьте, в ваших интересах, — опровергнете все, что вы написали об этой женщине в вашей газете.

— Зря тратите на меня свои угрозы, ваша светлость. Меня никто не может запугать. — Он бросил многозначительный взгляд на Маршалла. — Никто.

Герцогиня ничего не ответила. С задумчивым видом она оглядела комнату.

— Вот уж не думала, что когда-либо переступлю порог этого дома. Надеялась, что он сгорит дотла, просто перестанет существовать. Раньше он назывался «Храм наслаждения», но мне он не принес ничего, кроме несчастья. Если вдуматься, то сколько по вине обитавших здесь женщин было разрушено браков. Однако должна признаться, что я была слишком сурова по отношению к женщинам, занимавшимся этим ремеслом, и недостаточно сурова по отношению к мужчинам, которые были их клиентами.