Барбара Картленд - Испанские грезы

Он вспомнил, какую роль сыграло ее огромное состояние, расположив к ней его семью. Маркиз чувствовал, как будто все они подталкивают его, вынуждая произнести слова, трепетавшие у него на устах.

Как бы подчиняясь внутреннему голосу, он подошел к ней ближе. Медленно и грациозно Гермиона повернула голову. В глазах ее не было и тени удивления, она явно его ожидала.

У него мелькнула мысль, что ей было очень легко узнать, когда он должен был вернуться домой, и сказать дворецкому, где он сможет ее найти.

Она ожидала его возвращения, как паук ждет свою жертву в очень красивой золотистой паутине.

Оценивая художественный эффект этой подготовленной ею сцены, маркиз видел перед собой не ее, а Мадонну с картины де Моралеса, такую непохожую на Гермиону.

И в то же время, как бы это ни казалось невероятно, он вдруг осознал, что Гермиона очень походила на молодую женщину, которую он встретил в музее, гувернантку ее дочери.

– Карлос!

Он стоял теперь совсем близко к ней, и она положила свои тонкие длинные пальцы ему на запястье.

– Мне сказали, где я вас найду, – сказал он, – и я должен заметить, что невозможно было найти более подходящее для вашей красоты обрамление.

Он произнес эти слова почти автоматически, думая насмешливо, что любой другой мужчина выразился бы так же в подобных обстоятельствах.

– Благодарю, – нежным голосом сказала Гермиона. – Невозможно найти места прелестнее. Я очарована вашими сокровищами, Карлос, и вами, разумеется!

Она сказала это очень нежно, взгляды их на мгновение встретились, и она снова отвернулась, как бы робея.

«Насколько все это искусно подстроено», – подумал он. В том, как она говорила, двигалась, смотрела на него, не было ничего случайного, все, до последнего жеста, было рассчитано. Это была тщательно продуманная и умелая игра. И в этот момент он понял, что не станет играть отведенную ему роль. Ни сейчас, ни после, быть может, никогда.

– Вы должны позволить мне показать вам мои орхидеи, – сказал он, – и вы выберете ту, которая вам не только понравится, но и будет на вас похожа.

В его голосе прозвучала саркастическая нотка, но Гермиона этого не заметила.

– Вы так любезны, – сказала она. – Я с удовольствием возьму вашу орхидею. Но вы сами должны выбрать ее для меня. Ваш выбор, а не мой имеет значение.

И у маркиза снова было такое чувство, что она произносит текст пьесы, написанный талантливым драматургом и отрепетированный до полного совершенства.

Когда спустя некоторое время они покидали Салон цветов, он чувствовал, что Гермиона разочарована, хотя тщательно это скрывает.

После завтрака, где присутствовали многочисленные родственники маркиза, наперебой оказывавшие Гермионе знаки внимания, он вдруг ощутил непреодолимое желание убедиться, что сходство между мисс Уорд и портретом Луиса де Моралеса не было всего лишь иллюзией.

Возможно, говорил он себе, что, внутренне протестуя против навязываемого ему брака, он увлекся чем-то далеким от реальности, и сходство на самом деле существовало только в его воображении.

Он расстался с Гермионой, когда дамы удалились на полуденный отдых, которым каждый испанец наслаждается после обильного и отменного завтрака.

Маркиз зашел в то крыло дома, где помещались детская и классная комнаты.

Он надеялся, что найдет там мисс Уорд, хотя она и будет в обществе няни-испанки. Впрочем, возможно, что няня-испанка отправилась к себе отдыхать, имея на это право.

Сначала он зашел в детскую, полную игрушек, для которых его племянница считала себя теперь слишком взрослой, хотя другие его племянницы и племянники, отсутствовавшие сейчас в Мадриде, их очень любили.

Пройдя детскую спальню, предоставленную теперь для работы домашней швее, он вошел в классную, помещавшуюся в угловой комнате.

Это была удобная комната, и еще маленьким мальчиком он наслаждался здесь изобилием книг, заполнявших полки вдоль стен.

Когда дом перешел в его собственность, он добавил сюда несколько прекрасных картин, которые, как он надеялся, должны были прийтись по вкусу молодому поколению, и заменил маленькие коврики большим ворсистым ковром в тон с малиновыми оконными шторами.

Подходя к двери в классную комнату, он подумал, что мисс Уорд, наверно, удивила обстановка. Она очень отличалась от того, что ему случалось видеть в Англии, где, как ему казалось, суровость убранства соответствовала обращению с детьми их родителей и гувернеров.

Опустив руку на ручку двери, он с изумлением услышал крик Вильды.

После того как маркиз покинул их в Прадо, Вильда показала Мирабелле и другие картины, но они не заинтересовали девочку так, как произведения Босха.

По дороге во дворец маркиза она только и говорила о странных людях и животных. Желая пробудить воображение ребенка, Вильда старалась придумывать истории про них.

Когда они вернулись, Вильде едва хватило времени, чтобы причесать Мирабеллу и вымыть ей руки, перед тем как сесть за стол.

Второй завтрак был сервирован для них в детской. Комната была просторная и прекрасно обставленная. Вильду позабавило, что за столом им прислуживали два лакея.

Подаваемые одно за одним разнообразные блюда были очень вкусными, прекрасно приготовленными и во многом превосходили все, что Вильда могла вообразить себе в английской детской.

Две девочки сидели рядом и болтали между собой. Няня Франциски, преодолев свою робость, оживленно заговорила с Вильдой.

– Я читала в газетах, что ваша воспитанница – богатая наследница, – сказала она.

– В газетах? – воскликнула изумленная Вильда. Няня-испанка рассмеялась.

– Мы не так уж далеки от всего, что происходит в остальном мире. Нас интересуют новости из других стран и о тех, кто приезжает к нам в гости, – сказала она. – Ваша хозяйка хорошо знакома с принцем Уэльским. – Она взглянула на Вильду, явно отлично осведомленная во всех подробностях о ком она говорит. – Его королевское высочество имеет большой успех у дам, почти как настоящий испанец.

– У него очень красивая жена, – сдержанно сказала Вильда.

– Которая, как я понимаю, любит его, как и наша бедная королева любит его величество, – продолжала испанка. – И это разбивает ей сердце.

Вильда не могла не испытывать любопытства. Не желая этого показать, она все же не удержалась от вопроса:

– И она из-за этого несчастна?

– Очень, очень несчастна, – отвечала испанка. – Все в Мадриде знают, что королева Мария-Кристина вышла замуж по политическим причинам, но король очень любил инфанту Мерседес, а она его. Он никогда больше никого так не любил.

– Если это правда, это очень печально, – тихо сказала Вильда.

– Очень печально, – согласилась испанка. – Но что может поделать королева, когда его величество ей изменяет? Иногда она закатывает ему скандалы, но это его не останавливает.

Вильда не могла скрыть свой интерес, и испанка продолжала:

– Красивые женщины всегда его подстерегают. Иногда они пробираются во дворец. Но им не нужно очень стараться. Король всегда готов идти навстречу.

– Вы уверены, что это правда? – спросила Вильда, чувствуя почему-то потребность оправдать короля. Хотя отнюдь не была уверена, что сможет это сделать.

Испанка оглянулась через плечо, словно опасаясь, что кто-то мог их подслушивать, но слуги к тому времени удалились.

– Есть одна танцовщица, очень хорошенькая, Элиана Санц! – тихо сказала она. – У нее от него двое сыновей, и он ее очень любит, но есть и другие, много других.

– Я этому не верю! – воскликнула Вильда.

– Это правда, – утверждала испанка. – Все об этом знают. Бедная королева Мария-Кристина плачет и очень сердится, но она ничего не может сделать.

– Двое сыновей! – чуть слышно повторила Вильда.

Если у испанцев так принято себя вести, она должна спасти Гермиону от брака с маркизом, подумала девушка.

Сестра будет несчастна. Какая женщина может терпеть мужа, имеющего двух сыновей от другой? Особенно если родила только двух дочерей?

Как будто понимая, что Вильда осуждает короля, испанка сказала:

– Но не нужно судить его слишком строго. Он очень хороший король, и мы его любим. Но он из рода Бурбонов, а они все ловеласы. И они этим гордятся.

– Может, они и находят в этом повод для гордости, – сказала Вильда, – но я уверена, что их женам живется очень тяжело.

Испанка не ответила, но Вильде показалось, что она пожала плечами, как будто это ничего не значило.

«Я должна поговорить с Гермионой, – сказала себе Вильда. – Я должна предупредить ее, что она будет несчастна, оказавшись в положении бедной королевы!»

Но Гермиона вполне могла бы удовлетвориться тем, что она будет маркизой де Силваль и хозяйкой этого великолепного дворца и, очевидно, еще многих в других европейских странах.

– Мне бы этого было мало! – сказала себе Вильда.

Потом она подумала, что Гермиона, может быть, права, а она сама слишком проста и не сведуща в житейских делах, чтобы понимать тех, кто живет в высших кругах общества.

Как только завтрак закончился, няня-испанка сочла нужным уложить детей и дала понять Вильде, что и сама последует их примеру.

Вильда, однако, не имела намерения ложиться в постель. Ей очень хотелось еще многое увидеть.

Заглянув раньше в классную комнату, она увидела там множество новых книг, недавно приобретенных маркизом.

Ее удивило, что там были не только современные романы, но произведения старых авторов, таких как Вольтер.

Вильда быстро прошла в классную комнату, так как книги интересовали ее не меньше, чем картины.

Как и предвидел маркиз, на нее произвел большое впечатление комфорт и картины на стенах.

Осмотрев полки, она с радостью подумала, что у нее будет время, особенно по ночам, когда все заснут, почитать книги, которых не было в библиотеке ее отца.

Девушка выбрала две книги на французском языке и удобно устроилась на бархатной подушке на подоконнике, когда дверь внезапно распахнулась.

На мгновение ей показалось, что вошел маркиз, но потом, к своему большому удивлению, она увидела, что это был король.

Она медленно встала и, уронив одну книгу, сделала реверанс.

– Я подумал, что застану вас одну в это время дня, когда все спят, и был уверен, что это будет отличная возможность поговорить с вами наедине.

– Это очень большая честь для меня, сир, – отвечала Вильда. – Но… в то же время… я уверена, что это очень… странно, что ваше величество желает говорить с такой незначительной персоной, как английская гувернантка.

– Вы слишком скромны, – сказал король, – и я сам выбираю, с кем мне говорить и о чем.

Его взгляд смутил Вильду. Она вспомнила рассказы няни-испанки.

Это казалось невероятным, но ей пришло в голову, что король искал ее совсем не для беседы наедине.

Она настолько встревожилась, что сказала, не думая, как грубо это могло прозвучать:

– Я думаю, ваше величество, что мне следует проведать мою воспитанницу Мирабеллу. В незнакомом месте я могу оказаться ей нужна.

Король засмеялся, как будто понимая, что она пытается сбежать.

– Мне вы тоже нужны! Вы очаровательны, моя прелестная английская гувернантка, и я намерен вам об этом рассказать.

Он привлек ее к себе. Вильда пыталась высвободиться.

– Нет… нет, ваше величество! Прошу вас! – взмолилась она.

Король обнял ее. Она уперлась руками ему в грудь, чтобы помешать ему обнять себя теснее.

– Ты восхитительна! Абсолютно восхитительна! Мой дивный английский цветок, ты будешь моей!

Вильда с ужасом поняла, что ему было от нее нужно.

Его чувственные губы приближались к губам девушка.

– Нет… нет, вы не смеете! Я… я вам не позволю!

– И ты думаешь, что сможешь меня остановить? – спросил он.

И тогда она в отчаянии вскрикнула и, вырываясь из его объятий, кричала снова и снова.

Маркиз открыл дверь и остановился на пороге, глядя на происходящее. Король повернул голову, его руки, обнимавшие Вильду, разжались.

Вырвавшись, девушка подбежала к маркизу.

Не двигаясь с места и даже не прикасаясь к ней, он чувствовал, как она дрожит всем телом.

Всхлипнув, она выбежала в раскрытую дверь. Было слышно, как она побежала по коридору.

Расправив лацканы сюртука, король сказал с легким смехом:

– Она очаровательна! Настоящий английский цветок!

Маркиз медленно вошел в комнату.

– Вы желали меня видеть, сир?

Король взглянул на него с усмешкой.

– Я предполагал, ты занят другим делом, Карлос. Ты появился в неподходящий момент, но это не имеет значения. Всегда найдутся другие дни и моменты.

– Она очень молода и неопытна, – медленно сказал маркиз.

Король бросил на него взгляд, по которому было заметно, что ситуация его забавляла.

– Уж не придираешься ли ты ко мне, Карлос? – осведомился он. – Я же оставил тебя с прекрасной миллионершей, ты не вправе жаловаться.